Отступники

– Спасибо, – кряхтел Скот.

Дело, к которому, пожалуй, никто, помимо Скота, не питал интереса, явно затягивалось. Бравый ремонтник вымазался в смеси машинного масла и пыли по локоть. Никакой иной поддержки, помимо моральной, я оказать ему не мог. Исходя из этого, я ставил под сомнение целесообразность своего нахождения между двух помоек, одной железной, а другой химико-органической.

Выступить в составе авангарда со мной неожиданно вызвалась Безымянная. Я уже не надеялся достать билеты на приемлемые места, а просто хотел купить то, что осталось. Вдвоём мы отправились на промысел, оставив Скота на попечении необходимого числа рук, дабы помогли ему, и ртов, дабы было с кем поболтать.

– Скот – идиот, – в своей необыкновенно «эмоциональной» манере брякнула Безымянная, стоило нам чуть отдалиться.

– Ой ли? – недружелюбно скосил я взгляд в её сторону. Мой язык не щадил никого из близкого окружения, а тем более за его пределами. Отношение к посторонним, нарушающим мои исключительные права на метание грязи в друзей, было резко негативным.

– Я подумала, тебе будет интересно знать, что я разделяю твою точку зрения.

– Я предполагал в тебе наличие мыслительной способности, но впервые она проявлена тобой так открыто. – Безымянная собиралась что-то сказать, но я перебил её. – Кстати, я абсолютно уверен, что тебе ещё не доводилось слышать, как кто-нибудь из нас называет Скота подобным образом.

– Нет, не доводилось. Вывод напрашивается сам собой.

– Напрашивается. – Что я мог возразить? Действительно, напрашивается.

– Так чем ты недоволен?

– Плагиатом. Скот не испытывает нехватки людей, обращающихся с ним будто с полоумным, в их стане не предвидится вакантных мест в ближайшее время. Расширение штата – опция, рассмотрению не подлежащая, – деловито заявил я.

– Хм, – таинственно умолкла Безымянная.

Пяти мест рядом не оказалось. Руководствуясь планом зала, я заботливо выделил самое неудобно расположенное кресло Скоту. Паршивость оставшихся четырёх была примерно одинаковой. Два располагавшихся рядом места были зарезервированы под Кобелька и меня. Безымянную и Альбатроса пришлось сажать поодиночке на некотором удалении друг от друга.

Откровенно признаться, я сам до конца не понимаю своих мотивов, когда дело доходит до посещения кино. Видимо, это трибьют остаткам затухающего во мне стадного чувства. Я никогда не читал рецензий, не спрашивал чьих бы то ни было советов, прежде чем пойти на фильм. Изредка обсуждал я ранее просмотренное. Случалось такое обычно в новой компании при необходимости поддержать разговор.

Переваривая очередную картину, я всё время невольно вспоминал Скота. Он страдал тяжелейшей формой синдрома поиска глубокого смысла, заставлявшего меня радоваться запрету на продажу в стране огнестрельного оружия, иначе я пристрелил бы беднягу, избавив его тем самым от столь несуразных логических построений, коими он донимал нас всякий раз после финальных титров.

Альбатрос воспринимал все фильмы критически, но молча. Кобелёк на протяжении сеанса поглощал, убегал метить территорию, возвращался с новым пластиковым стаканчиком, блаженствовал некоторое время, потом страдал и убегал вновь.

Вокруг Безымянной мистическим образом возникла мёртвая зона. Впервые я видел людей, добросовестно отключавших на время просмотра мобильные телефоны, стоило только Безымянной сфокусировать свой взгляд на ком-то. Схожий эффект подавления стадного поведения взгляд оказывал на жующих, кашляющих, блеющих и ржущих. Всякая тварь стремилась отпрянуть от Безымянной, будто от источника огня. Она в считанные минуты выдрессировала окружение в радиусе пяти метров от себя, не прилагая к тому особых усилий. Это меня позабавило куда больше самого фильма. Бедняги даже не смеялись со всем залом, постоянно пребывая в каком-то молчаливом напряжении.

Превыше всего я ценил в любом фильме реалистичные спецэффекты, а не такие, где поезд врезается на полном ходу в едущий навстречу пикап, а затем, сойдя с рельсов, взмывает ввысь на манер реактивной ракеты. Водитель пикапа, естественно, выживает. Смотрится такое эффектно, но попахивает Скотом Томасом.

Остросюжетные ленты про приступ аппендицита в вагоне застрявшего под землёй поезда с вытекающей отсюда моральной дилеммой навевали на меня тоску. Драмы о тяжёлом положении императорских пингвинов в тайном концентрационном лагере Северной Кореи, а также о сверхсекретной спасательной операции принуждали недоумевать.

Ближе к концу, конечно, выяснятся благие намерения корейцев, пытавшихся привить вымирающим пингвинам геном курочки для увеличения плодовитости. Пусть уж сразу по шестьсот-семьсот яиц в день несут, чего уж там! Моральная дилемма в этом случае приведёт к тому, что главный злодей в конце скажет: «Мы должны выполнить приказ, Джон!» «Я не могу этого допустить, Бил! Пингвины будут жить!», – ответит протагонист, в финальной схватке из последних сил побеждающий противника коварным выкручиванием соска.

Предложенный сценарий многофункционален. Это может быть боевик, описанный выше. Может быть фильм ужасов, если эксперимент пойдёт не так и прибывшие на место коммандос обнаружат изглоданные трупы учёных. События могут разворачиваться как в «Роковых яйцах», тогда это будет уже фильм-катастрофа. По вкусу можно приплести сюда инопланетян с их технологиями и получить фантастику. Можно порадовать любителей психологических триллеров, душераздирающе рассказав о сошедших с ума учёных, работавших над экспериментом. В любом случае спасать кого бы то ни было вполне реально отправить сборище девиц в обтягивающих костюмах и мужиков в нижнем белье поверх трико, объединённых в какую-нибудь лигу. Да, чуть не забыл, всенепременно добавить надпись: «фильм основан на реальных событиях».

Из такой белиберды получится даже фэнтези. Достаточно хотя бы части пингвинов оказаться из параллельной вселенной. А коль один из учёных окажется зоофилом и влюбится в своего подопытного, то при наличии у первого жены и детей мы получим любовную драму. При наличии жены и детей ещё и у второго, а также открыв хотя бы у одного из действующих лиц тайную гомосексуальную связь с другим работником объекта, мы получим «Оскар» за лучший фильм.

Претендовать на серьёзность в том месте, куда люди приходят почавкать, посмеяться и просто в надежде, что подруга сегодня соблаговолит остаться на ночь – чистое лицемерие. Лицемерие – аплодировать стоя авторскому фильму о судьбе беженцев на каком-нибудь кинофестивале, а потом, ничего не предпринимая, возвращаться в свой пентхаус на машине с водителем после жаркой дискуссии на пресс-конференции.

Имей я возможность угробить десятки, а то и сотни миллионов на сомнительное творчество, то мой фильм, снятый одним блестяще отрепетированным дублем, длился бы часа три с половиной. Помимо летящих в разные стороны оторванных конечностей, взрывов, стрельбы и разрушений там не было бы ничего. Досталось бы всем.

По окончании сеанса мы молчаливо покидали зал. Скот, из нашей мужской четвёрки зарабатывавший больше всех, тративший львиную долю своих средств на бесперспективный ремонт, принялся мародёрствовать, собирая ёмкости с недоеденным попкорном. Эту привычку он приобрёл относительно недавно, что свидетельствовало о всё возраставшей силе наружных проявлений обитавшего внутри мелочного скупердяя.

На подступах к автотранспорту мне стало очевидно, что Кобелёк вновь испытывает муки, но на этот раз муки голода. То был редкий момент моей и Альбатроса Мутанта стопроцентной солидарности с Кобельком. Скотопёс не имел ни малейшего шанса сопротивляться многократно превосходящей чужой воле. Безымянная не вмешивалась.

Побурчав себе под нос нечто нечленораздельное и тихонько, должно быть, в знак протеста, рыгнув, Скот уселся за руль. Ближайший, почти круглосуточный храм резиновых котлет, безвкусных булок и силиконовых колбасок на машинном масле располагался через дорогу от кинотеатра. Всё было сделано ради удобства клиента. Не надо было отрываться от сидения машины ни для оформления заказа, ни для произведения расчётно-кассовых операций, ни для получения провизии, сгружавшейся прямиком в салон машины.

Моя фантазия разыгралась, пока мы перемещались со стоянки и простаивали в очереди из машин, я стал прикидывать в уме, возможно ли при условии бесплатной раздачи аналогичной еды извести мало-мальски значительное количество вечно ремонтирующих своих железных коней автолюбителей, и клюнет ли на это Скот? Быстро придя к выводу, что еду можно вовсе не переводить, а с большим успехом объявить бесплатную раздачу запчастей. Теоретически свалившееся счастье могло иметь достаточную силу, способную вытеснить из мозга всякие мысли о еде, сне и прочих потребностях. Где-то вдалеке маячил ничтожный шанс быть кому-то покалеченным, а ещё лучше раздавленным из-за бракованных домкратов или других непредвиденных ситуаций.

Впрочем, всё это только мечты. Ещё в детстве аналогичные опыты на голубях дали отрицательный результат. Мне было интересно, станут ли они до беспамятства есть хлеб, если дать им его в неограниченном количестве. Может ли их стошнить и помрут ли они от перенасыщения? С тех пор голуби мне разонравились совершенно.

Набив сумку десятком свежих батонов, я отправился высматривать подопытных. Как в каком-нибудь детективе, я так и не нашёл голубей, зато они нашли меня сами. Стоило мне только бросить немного хлеба посреди улицы, как один представитель с характерно интеллектуальным выражением выпученных глаз орлом спикировал вниз из верхних слоёв атмосферы, оставляя за собой реактивный шлейф.

Совершив пешую прогулку, бессмысленно урча и выворачивая голову под разными углами, голубь начал поедать наживку. Я тогда понял, почему некоторые люди любят кормить этих птиц, ведь они едят так, словно стараются со всего размаху приложиться головой об асфальт, но клюв им постоянно в этом мешает.

Лично я могу объяснить феномен превращения частной трапезы одного голубя в обширную клубную вечеринку с сотнями гостей исключительно телепатией. (Отдалённо похожий эффект на людей достигается раздачей в один из праздников гречневой каши.) В результате пернатые создания съедали одним им ведомую норму, а затем, расправив крылья, преспокойненько покидали банкет. Я негодовал. Опыт провалился.

Несколько позже утешение пришло ко мне обрывками информации о возможности закормить какую-то породу кошек, а не то собак. Добыть такую и проверить слухи на практике мне не удалось.

Наша дружная компания всё ещё не решила вопрос относительно объёмов предстоящего заказа, когда слева от нас в ярко светящемся окошке нарисовался лик Дульсинеи Тобосской. За минувшие четыре столетия она ничуть не изменилась. Излишне полная, возбуждавшая своей красотой желание вырвать себе глаза, бьюсь об заклад, изысканно пахнущая, своим ласковым, железобетонным, прямолинейно крестьянским голосом она, не глядя, изъявила желание принять у нас заказ.

Потом Дульсинея встретилась взглядом с Безымянной, ибо руль в машине Скота находился справа. Взгляд оказал своё типичное расколдовывающее воздействие. Первым делом к Дульсинее вернулись королевская дипломатичность и дворянская учтивость. «Да уж, в наш заказ никто точно не плюнет, Дульсинея за этим проследит», – подумал я.

Скот, пожалуй, излишне трепетно относился к чистоте своего средства передвижения. Его не смущали вечно валяющиеся на заднем сидении тряпки, вымазанные в масле, тошнотворно пахнущий дичайшей смесью растворителя с бензином салон, постеленные под ногами вместо ковриков газеты. Уверен, отсутствие последних вызвано вопросами экономии, за их чистку на любой мойке дерут баснословные, по меркам Скота, деньги.

Выгонять нас на прокорм вон – деяние такое же мудрое, как ставить рядом с выгребной ямой табличку «Внимание! Посторонние предметы не бросать! Мухи расстраиваются и впадают в депрессию!».

Откровенно говоря, мне было безразлично, где именно поглощать приобретённое, я просто не мог упустить очередной повод подонимать колкостями Скота. С набитым ртом это давалось нелегко, и вскоре мне пришлось остановиться из-за возникшей необходимости сконцентрироваться на каком-то одном виде деятельности.

Полуночный шабаш. Праздник живота. Богатая вкусовая гамма противоестественного происхождения на языке. Еда, падающая пушечными ядрами прямиком во чрево, сковывала наши движения приятной тяжестью. Разливающееся изнутри по организму тепло. Минуты полной концентрации воли и космической пустоты в голове в совокупности с единственным стремлением продолжать банкет.

Четыре отчаянно чавкающих гнома и страдающая специфической, неизвестной науке формой аутизма Белоснежка, объявившая голодовку. Стоя спиной к нам на расстоянии десятка шагов, Безымянная, видимо, составляла в голове топографический план местности исходя из своих загадочных соображений. Я всё ждал минуты, когда она надменно прострёт вперёд перст и властно, с полной убедительностью на которую способны только душевнобольные, не без искренней веры в собственные слова, заявит: «Жалкие людишки, теперь эта планета принадлежит мне!»

Тёплая погода вместе с лёгким южным ветерком манила отправиться в ночную авантюру. Безоблачное небо, полное блёклых из-за света городских огней звёзд, настраивало на романтический лад. Почти повсеместно потухшие окна уродливых однотипных домов скрытно наблюдали за событиями на занятой одними нами парковке. Всё прилегающее к ночной импровизированной сцене не обнаруживало высокой плотности зрителей и актёров на эпизодические роли, что вселяло веру в собственное могущество. Редеющая вереница быстро отъезжающих от места синтеза каучуковой пищи машин, изредка проносящиеся по соседней магистрали запоздалые путешественники да тут же скрывавшиеся в сумраке окрестных подворотен спешащие домой жители.

– А давайте поедем в клуб, – не отрывая подбородка от груди, озвучил наболевший вопрос Альбатрос Мутант.

Все перевели взгляд на вдруг заговорившую сверхпоследовательную вычислительную машину с мощностями суперкомпьютера. Мужская часть коллектива балансировала между горячим согласием и острым сомнением, как готовый сорваться то в одну, то в другую сторону канатоходец.

В клуб хотели все, этого никто не отрицал, но попасть туда с Альбатросом было делом нелёгким. Объяснить это можно, проведя аналогию с парадоксом Ахиллеса и черепахи. Альбатрос постоянно стремился куда-нибудь, однако, достигнуть конечной цели при безусловном её приближении всё никак не мог. В самый последний момент цель ускользала от незадачливого любителя ночной жизни.

Обладай сия птица умом тривиальным, а не возвышенным и утончённым, причина открылась бы моментально. Последняя попытка Альбатроса проникнуть на желаемую территорию вызвала культурный шок не только у персонала заведения, но и у видавшего виды Кобелька, пытавшегося по своей душевной доброте способствовать пересечению границы.

Совокупность отдельных мелких деталей в образе потенциального посетителя складывалась в отталкивающее зрелище. Мешковатая неопрятная одежда совсем не выгодно облачала упавшие хиленькие плечи только что вылупившегося птенца. Не поддающаяся оценке презентабельность впавшей грудной клетки, очаровывающие босоножки, водружённые на сомнительного вида носки. Растрёпанные, хоть и короткие волосы, по которым прошёлся неописуемой силы ураган, навевали воспоминания об одичавшем Маугли. Левую руку Альбатроса вместо аксессуаров украшал дешевый пакет из какого-то продуктового магазина. Из глубин этого бесформенного пакета вырывался отчётливо уловимый предательский звон стеклотары. В правой руке Альбатрос, заблаговременно откупорив бутылку, сжимал типичного представителя той самой стеклотары.

Нынче скрещенные руки Альбатроса, совершенно свободные от всякого груза, гордо покоились на груди. Это несколько успокаивало, но окончательно не убеждало в благополучном исходе дела.

– Я тоже хочу в клуб. – Наши сомнения, уступив место жгучему любопытству, развеялись без следа вместе с произнесёнными словами. Их автором стала Безымянная.

В Безымянной произошла очередная перемена, характерная для актёров даже не второстепенных, а третьестепенных ролей, играющих, положим, на детском утреннике в первом акте ёлочку, а во втором заборчик. То есть она была очевидной и одновременно максимально коварной, а главное совершенно неожиданной.

Выбор увеселительного заведения происходил в форме дебатов уже непосредственно в машине. Альбатрос и Скот единодушно настаивали на посещении какой-то типовой сельской дискотеки, в то время как Кобелёк и я, осознавая неповторимое величие момента, настаивали на более тщательном выборе пункта назначения. Голос Безымянной явился решающим.