Канарейка

Грузовик пыхтел пневматическими тормозами, ворчливо переваливаясь на ямах и рытвинах. На хороших дорогах машина летела птицей, но по дорогам, для которых её построили, Зинаиде выпадало ездить нечасто. Сиденья же в кабине располагались очень близко к передней оси, над колёсам практически, и каждая кочка отдавала Зинаиде в позвоночник через чудовищно жёсткую подвеску. Поэтому, гоняя по стране длинномеры, она от напряжения так выматывалась, что к концу рейса ей хотелось лишь поскорее вернуться домой и спать, спать, спать.

– Ма, мы домой или к тёте Томе? – Хоня открыл пакетик с чипсами.

– Заскочим к тёте Томе. На пару минут, не больше.

– А, хорошо. Мне учебники надо взять. Может, все… Ты когда опять уедешь?

– Да пока не знаю. Бери все. Довезём, я думаю, – Зина улыбнулась и обвела кабину поднятым указательным пальцем.

– Ма, а чего тётю Тому Филой зовут?

Зина не могла рассказать Денису историю про пьяного богатого торчка, клиента борделя тёти Томы, который напился и обдолбался до поросячьего визга. И визжал он задом наперёд:

– Амот, я юанз юовт юилимаф! Улго… филах.

Пришли два водителя, насовали ему под микитки и поволокли к выходу. Клиент притих и только хрипел: «Фила, Фила». Кличка и прилипла. С тех пор прошло лет двенадцать, наверное. Тамаре тогда было около тридцати. Она ещё не развелась с турком по фамилии Халифоглу и не отсидела пять лет за организацию притона.

– Кто её так зовёт, Хонь?

– Дяденьки и тётеньки там, на другой квартире. Там много места и весело! – Хоня хохотнул.

– Она что, тебя берёт… – у Зины чуть не вырвалось «на работу».

– Тётеньки её зовут «мама Фила» или «мамочка», представляешь? Но они же не могут все быть её дочками? – искренне удивлялся Хоня.

– Ну, да, не все, конечно, – от негодования Зина воткнула не ту передачу и из-под днища послышался металлический стрёкот.

Брат матери Зинаиды, дядя Денис, отец Тамары, часто приглашал сестру с семьей на свою дачу под Ленинградом. Зина любила дядю, почти как отца. А Тамарой – дерзкой и своенравной девицей – в детстве восхищалась, хотя разница в десять лет и не способствовала их тесной дружбе. Потом родители Зины уехали в Тынду, где она и прожила с ними пока не вернулась в Ленинград поступать в университет. Но вместо учебы вышла замуж за Хониного отца. С началом перестройки они закрутили кое-какой бизнес и хорошо заработали. Купили тягач. Зина и сама не заметила, как втянулась в дальние перевозки, работая, когда с мужем, а когда и в одиночку. Поначалу, бывало, на трассе она любила подбодрить тех, у кого ломались машины поговоркой: «Дело было не в бобине!» Продолжения она не знала, и над ней частенько потешались. Теперь-то она знала весь шофёрский фольклор от начала и до конца, но «Бобина» закрепилась за ней, среди дальнобойщиков, и как прозвище, и как позывной в разговорах по рации. Жизнь, вроде, шла безбедная и без бед, но со временем муж Зинаиды, пресыщенный семейной жизнью, стал погуливать, иногда пропадая на несколько дней. Завел любовницу и вскоре потребовал развода. Зинаида не протестовала, но её благоверный не успокоился. Он вознамерился оставить себе и машину, и квартиру. Неизвестно, чем кончилось бы дело, не появись снова Тамара. Какие уж связи она подключила, Зина не уточняла, но только муж её вдруг оставил ей всё имущество, включая тягач, и, как ей сказали, уехал на заработки на Дальний Восток.

Тамара – невысокая крашеная блондинка с острым носом и мешочками под глазами – открыла дверь и, не дав Зине заговорить, затолкала их с Хоней в комнату, где Хоня обычно жил, пока мать бывала в рейсе. Тамара поднесла палец к губам и сдвинула брови: «Тс!» Поправила синий шелковый халат с белыми лилиями, затянулась сигаретой «Астра» через длинный чёрный мундштук и пошла к кухонной двери, через матовое стекло которой угадывались несколько фигур.

– Это дяденьки – грузинцы, они уже приходили, – прошептал Хоня.

– Грузины, – улыбнулась Зина, но секундное веселье сменилось тоскливым предчувствием.

Дверь на кухню за Тамарой закрылась неплотно и некоторые слова из разговора доносились вполне отчётливо. Пока Хоня собирал учебники, Зина прислушалась.

– Вы сами не ходите, – говорила Тамара, – найдём русских хлопцев. Сейчас спортсмены в стаи посбивались, не проблема.

– Каргад, – ответил мужской голос.

– По-русски говори, чёрт! – Тамара повысила голос.

– Харащо, – раздражённо повторил тот же мужчина.

– Машину нашли? – продолжала Тамара.

– Ара. Нэт, в смисле, – ответил другой мужчина.

– Ладно, найдём. Так, ты с ними пойдешь и будешь с ним говорить.

– Мам Фил, да я боюсь! – протянул молодой женский голос. – Как говорить? И этих тоже боюсь.

Раздался шлепок пощёчины.

– Сходишь с ними, я сказала! Потом можешь домой ехать. А будешь артачиться, паспорт твой сожгу и сделаю так, что будешь везде мёртвой числиться. Мочалить тебя будем пока не сдохнешь.

– Э, хватыт, ес укве метисметиа! – возмутился один из мужчин.

– Молчи, чёрт нерусский! Вот бумажка, выучишь наизусть. Сделаешь, и всё будет взаимно нежно и обоюдно ласково. Поняла?

– Поняла, – послышались отрывистые всхлипы.

– И смотрите, не убейте его там.

Как только Тамара проводила гостей, Зина выплеснула на неё гнев:

– Ты что, берёшь его в свой… – на этот раз она чуть не ляпнула «бордель».

– Завали хайло, дура! – гнусаво прошипела Тамара, больно сдавила Зине локоть и увела на прокуренную кухню.

– Пусти ты! – Зина рывком освободила руку и села на табуретку.

– Да не ёрзай, девочка! Я тут вожусь с твоим щенком, а ты мне ещё предъявы кидаешь! Если бы отцу не обещала за тобой смотреть, выкинула бы на…

Зина вскинула голову, но промолчала.

– Он у тебя в математике алмазно сечёт. Знаешь, хоть? Подбил мне бабки – ништяк! – тон Тамары смягчился.

– Какие бабки, Господи? – Зина обмякла. – Тома, у тебя ведь тоже сын. Зачем ты моего впутываешь в свои… – она махнула рукой и отвернулась.

– Сын у меня. Где он, сын этот? Свинтил к папаше в Турцию. Ни письма, ни звонка.

– Не удивляюсь, – обижено буркнула Зина и оттолкнула от себя переполненную пепельницу.

– Короче, хватит сопли жевать. Работёнка тебе есть. В Финляндию будешь ездить, металлолом возить. Вот номер. Фирма «Гемтрест» называется. Позвонишь, перетрёшь. Чтоб там всё – обоюдно ласково. Скажешь, от Ичакова.

– Кто это?

– А тебе, не всё ли равно? – Тамара в упор смотрела на Зину.

– Погоди, я запишу, – Зина огляделась в поисках ручки или карандаша.

– Так запомнишь, – Тамара, наклонилась к Зине. – Сегодня одной уже записала. Фила вам не сценарист.

Зина почувствовала скуку и, глядя сестре в лицо, подумала: «Волчица. Даром, что глаза не жёлтые».

Дмитрий Игнатьевич