Кирпичи коснулись носа. Внезапно безнадёжная сырость каменной могилы дала облегчение:
– Пусть! Замуровывайте! Чего уж, – засмеялся Кир. – Я вылезу и сбегу. У меня велосипед, лыжи. Лариске из первого подъезда впердолю.
Стена качнулась, кирпичи растрескались.
Вбежал Дэн с бутылкой колы под мышкой:
– Кира, я оплатил Интернет! Запускай Контру! Быстрее!
– Не, я к Лариске. Кстати, папину байдарку не видел?
Родина
Поначалу я никак не мог нормально сдать отчет в пенсионный фонд. Год за годом меня вызывали, выписывали унизительно мелкий штраф и журили. За это время сумерки прокуренных казематов со вздутым паркетом сменились просторными комнатами с халтурным ремонтом, где за учительскими столами сидели тётеньки в вязанных кофтах. Имена их, набранные щедрым кеглем, бросались в глаза из приляпанных к стенам файликов. Груды папок с делами таких же путаников, как я, производили впечатление срочной эвакуации. И вот, сижу я перед одной такой тётенькой, оправдываюсь, полушутя: «Совесть моя перед Родиной чиста. Я всегда делаю, как мне Родина велит». Она мне, мол, ай-ай-ай, будет штраф. Я признаюсь: «У меня с Родиной вообще только коммерческие отношения. Если Родина востребует, всё возмещу». Смотрю, тётеньки посмеиваются и переглядываются всё время. Думаю, хорошая шутка, что ли? Нечаянно взглянул на стену, а соседняя тётенька – Родина Н… Ф… Нынче там пластик, окошки, терминалы, мониторы. Лишний раз с Родиной уже не пошутишь.
За околицей детства
Юрка слез со скрипучей железной кровати. Поправил в шкафу кремовые льняные брюки и джинсовую рубашку – мамин подарок. Сегодня вечером он наконец-то их наденет. Юрка умылся, натянул треники и, борясь на ходу с футболкой, прошлёпал босиком в сени. Там на низенькой скамейке лежал рубль, прижатый пустой трёхлитровой банкой. Юрка сунул ноги в бабушкины резиновые чуньки и потопал на улицу, подхватив банку и деньги.
Обойдя несколько огородов, он подкрался к дому, окружённому кустами сирени. Привстал на цыпочки и постучал в окно:
– Коляныч, – шёпотом позвал Юрка.
За отворившейся со скрипом и дребезгом створкой появилась белобрысая заспанная физиономия:
– Юрец, опять ты? Сходи сам, чё я? Барбарисовна спрашивала, чё ты сам не ходишь?
– Колян, бабушка сегодня шаньги печёт, я тебя три принесу. Нет, хочешь, четыре?
Колька скуксился.
– Пять? – обречённо уточнил Юрка.
– Да не надо мне… Давай банку, – Колька вылез в окно.
Минут через десять он вернулся с молоком:
– На, держи.
Юрка поблагодарил.
– Юрец, вечером собираемся на затоне, придёшь? – Колька щурился на солнце. – Или опять нет?
Юрка пожал плечами:
– Приду, может.
– Приходи. Мне без тебя скучно, – Колька пнул камень. – Я у деда сигарет натырил. Картохи спечём. Дашку проводим.
– Дашку? – насторожился Юрка.
– Внучку Барбарисовны. Завтра уезжает. Да ты её не знаешь. Она ж на неделю всего приехала, а ты с нами не ходил. Ладно, Юрец, приходи вечером. – Колька махнул рукой и полез в окно.
Дома Юрка достал брюки и рубашку. Теперь стыдно не будет. Но к вечеру засомневался. Все ж поймут! Он будто в уме монетку подбрасывал: идти – не идти. Но сам же не давал ей упасть, а подбрасывал снова и снова. Вошла бабушка:
– Куда эт наряжаешься-то? Жениться никак собрался?
– Не, ба, я с ребятами на затон.
– До утра, что ль?
Юрка кивнул. Бабушка покачала головой и, вздыхая, поковыляла на кухню.
Притворив дверь, Юрка обстоятельно переоделся. Расстёгивал и застёгивал верхнюю пуговицу, расправлял рубаху под брюками, поправлял ремень.
Дверная ручка показалась Юрке необычно холодной. Он постоял, держась за неё, потом выключил свет и сел на кровать. В голове снова полетела безответная монетка. Юрка несколько раз подходил к двери, но выйти так и не решился. Через окно он видел светящуюся точку – костёр на затоне. Сейчас там Даша. Даша. Сколько раз он повторил её имя? Юрка решил твёрдо: завтра он с ней поговорит. Он никак не может позволить ей уехать просто так. Ну и что, что она на год его старше? Ну и что, что ей уже четырнадцать? Утром, пораньше, он спрячется в малине у дома Барбарисовны. Даша рано или поздно выйдет, и Юрка ей откроется. Он раз за разом прокручивал план. Повторял и повторял одни и те же слова. Пока не заснул.
Когда Юрка открыл глаза, светало. На часах – начало шестого. «Скоро Барбарисовна на утреннюю дойку пойдёт, надо успеть проскочить», – Юрка приоткрыл дверь и, стараясь не скрипеть половицами, прошмыгнул в сени, а оттуда на улицу. Пока он добежал, брюки пропитались росой. Приходилось то и дело их подтягивать.
Юрка вспомнил, что и тогда поутру сел зябкий туман. Барбарисовна замешкалась с подойником и пока переливала молоко, из-за тюлевой завеси в сени вышла девочка. Ростом чуть повыше Юрки. Платье в продольную полоску без рукавов. Распущенные волнистые волосы до пояса. Пахло от неё сеном, земляникой и сдобой. Она ела ватрушку. Юрка покраснел. Когда в школе они с пацанами говорили о девчонках, он именно такую себе представлял.
– Хочешь? – девочка приготовилась отломить румяный край булки.
– М-э а-а… – промычал Юрка, во рту пересохло.
– Тебя как звать? – девочка облизала измазанный творогом палец.
– Юрок, – с готовностью ответил Юрка, – Юра, Юрий.
– А меня Даша, – сказала она и ушла в дом.
Как пришёл домой в обнимку с банкой молока, Юрка не помнил.
– Отпусти бутылёк-то, – улыбалась бабушка. – Ты, чё ли, русалку увидал?
– Нет, – встрепенулся Юрка. – Ба, тебе перекопать ничего не надо? Может, прибить чего?
Бабушка обеспокоилась:
– Не заболел ты, Юрок, а?
За полдня в огороде аппетита Юрка не наработал. Сидел, смотрел, как стекает с ложки грибной суп. Только два стакана компота выпил.
– Наотдыхался уже, видать, – вздыхала бабушка. – Пора к родителям.
Вечером Юрка, как обычно, отправился в лес. Оттуда уже, под дружный гогот его друзей, доносились взрывы петард. Юрка побежал напрямик. Спустился в овраг, перемахнул через ручей и, поднимаясь с другой стороны, услышал смех. Обернулся и разглядел девчонок из своей компании. И Дашу среди них. Юрка спустился назад к ручью. Стоя под ивами, оглядел грязные треники и линялую рваную футболку, провёл рукой по нерасчёсанным сальным волосам… Домой!
– Ба, горячая вода есть? – крикнул Юрка.