– Привет, – зачем-то сказал я и удивился гулкости своего голоса.
– Привет, – ответил он приглушённо.
Я опустил глаза. Брови были тяжёлыми как гири. Я очень-очень рассчитывал, что когда я их подниму, он исчезнет. Пауза зрела и звенела. Я рывком поднял веки и голову. Отец стоял передо мной. Оба клиента исчезли, так ничего и не купив. «Философы» – как мы таких называем.
– Может быть, зайдёшь сюда, присядешь, – опять-таки неожиданно для самого себя предложил я отцу.
– Да нет, – ответил он тихо и покачал головой. Его голос едва пробивался через рыночную музыкальную какофонию.
Я вздохнул. Так тяжело, что отец не мог этого не заметить. Я всё ещё отводил взор, боялся смотреть ему в глаза.
«Наверное, надо что-то спросить…», – мелькнула у меня мысль. Отец, по всей видимости, моих мыслей не читал. Он – то ли не хотел, то ли не мог подсказать мне образ действий.
Я пожевал губами, и, набравшись духа, сфокусировал зрение прямо перед собой.
– Я не знаю, на самом деле это происходит или нет – выговорил я . – Но то, что происходит, для меня очень тяжело. Скажи пожалуйста, зачем ты пришёл?
Я говорил, но мне казалось, что я скорее не говорю, а слушаю сам себя – голос звучал как чужой, раздавался как в бочке. Мало того, я не понимал, нужно ли это говорить. Мне вовсе не хотелось обижать отца. Но что я должен был делать? Обнять его, повиснуть на шее?
Отец улыбался всё той же, довольно жалкой, улыбкой. Эту улыбку я помнил у него с тех пор, как мне в малолетстве пришлось отбиваться от навязываемой им дружбы после того, как он разошёлся с матерью.
– Ну, ты скажешь что-нибудь? – вдруг спросил я почти раздражённо.
Отец опять улыбнулся, на этот раз, я бы даже сказал, галантно. И это слегка разрядило ситуацию. Он вообще был светским человеком, весьма светским:
– Я узнал, что ты здесь. Смотрю, как устроился.
– Если хочешь, расскажу, чем мы торгуем, – предложил я.
Отец очередной раз улыбнулся, теперь уже на какой-то свой иронический и развлекающий лад.
Я натянуто улыбнулся в ответ. Улыбаясь, я осознал, насколько устал за последние минуты. Будто на самом деле на мне воду возили. Захотелось сесть, но было неудобно перед отцом.
– Как ты себя чувствуешь? – предупредительно спросил он.
Голос у него был, как я уже сказал, очень тихий, но всё-таки я его отчётливо слышал, в то время как, чтобы расслышать сквозь окружающий шум некоторых клиентов, мне приходилось заставлять их по три раза повторять на повышенных тонах одно и то же.
«Может быть, это звучит всё-таки только в моей голове?» – сделал я осторожный, но обнадёживающий вывод.
Отец наклонился к моему уху. Была, кажется, у него такая привычка. И я ощутил знакомое дыхание, дыхание с придыханием. Услышал, как посвистывает его горло, как он сглатывает слюну. Это был несомненно он – целиком и полностью. Был даже его слегка кисловатый запах.
– Ты долго здесь будешь? – спросил меня отец на ухо – так, точно собирался вступить со мной в какой-нибудь сговор.
– А что? – спросил я, невольно отпрянув, ибо его дыхание щекотало волоски у меня внутри уха.
– Да может быть, я мог бы тебя дождаться?
Я посмотрел на часы:
– Нет, ещё долго. Мне здесь надо быть хотя бы до семи часов, – а сам подумал: «Что я говорю? Мне наверно в таком случае следует всё бросить и идти за отцом, куда он пожелает…»
– Жаль, – отец разочарованно нажал плечами.
– Ты торопишься? – спросил я.
Отец замялся.
– В общем, нет – сказал он вскоре. – Но если ты занят…
– Только ты не обижайся! – взмолился я. – Суббота – у меня самый доходный день!
Отец улыбнулся понимающе и панибратски вскинул подбородком.
– Блин! – выругался я. – Был бы кто-нибудь, кто мог меня заменить… Как назло – все разбежались. А клиенты так и прут.
Отец стал озираться по сторонам. Я врал. Вернее, уже врал. Клиенты были, но вот их и след простыл. Толпы бродили по рынку, но всё мимо. Так бывает. Не всякий ведь забредёт в нашу закуту.
Отец почесал нос:
– Жарко тут у вас, – сказал он.
– Кондиционеры работают, – похвастался я. – А ты сними плащ, я на спинку повешу.
– Да ладно, – отмахнулся отец. – Расскажи лучше, как ты здесь? Как заработки?
– Ну, когда как. В общем, ничего. – Ушёл я от прямого ответа, сам не знаю зачем.
– Как семья?
– Семья – как семья, – снова неопределённо ответил я. Как будто у меня могли быть какие-то основания что-то скрывать от отца.
Он помолчал.
– А в поездки больше не ездишь?
– Что? – не понял я.
– Ну, на поездах?
– А, нет. Уже давно. Там перестали платить. Да и поездок мало. А сидеть здесь – сторожить вагоны – не велика радость.
Это я отцу – про свою, не так уж давно оставленную, профессию проводника почтового вагона.
– Да-а, – протянул отец, чтобы что-нибудь сказать. А как стихи?
Я шмыгнул носом:
– Ну, пишу иногда. Но щас мало.