Плохая девочка

– А что ты? – Усмехаюсь я.

– Как ты можешь…

– Я уезжаю.

Эти слова окатывают ее, точно ледяной душ.

– Уезжаю в северную столицу. Меня берут в команду.

– А я? – Как заклинание, повторяет девушка.

Она выглядит ошеломленной и потерянной.

– А ты остаешься. – Развожу руками. – Или я должен предложить тебе руку и сердце? Серьезно, Эм? Ты думала, мы будем жить вместе долго и счастливо и умрем в один день? Ну, прости. Это никогда не входило в мои планы.

Изумление в ее глазах быстро сменяется яростью, и это хороший знак. Эмилия должна понять, что я – не тот, кто ей нужен. Я никого не люблю, и никому не стоит любить меня.

– Ах, ты, козел! – Эти слова летят мне в спину, когда я разворачиваюсь и ухожу. – Подонок!

– Знаю.

Мариана

– Ну, как ты? – Девчонка с медно-рыжими волосами кладет руку на мое запястье, и я едва не подпрыгиваю от неожиданности.

Словно выныриваю из глубокого сна. Ах, это она.

Медики дали мне что-то такое, отчего мысли путаются, и постоянно хочется спать.

– Все хорошо. – Отвечаю я. – Спасибо, что осталась со мной на целый день…

– Алина. – Подсказывает она.

– Очень приятно. Мариана.

Новая знакомая выглядит дерзкой, уверенной в себе и смелой: пирсинг в носу, яркий цвет волос, модная стрижка, татуировка на шее, рваные колготки в сеточку, грубые кеды. И ее нежное имя резко диссонирует с внешностью, но об этом я решаю промолчать.

– Извини, что пропустила из-за меня первый учебный день, Алина.

– Ничего. – Отмахивается она и показывает язык. – Тебе же было паршиво. Разве я могла уехать?

Когда по телефону сказали, что отец в больнице, я так растерялась, что Алина это заметила. Она подвезла меня до клиники на своей машине, а затем сопроводила в приемный покой.

А дальше все было как в тумане потому, что мой мозг отказывался верить в произошедшее. Харри умер за пару минут до моего приезда, и когда мне сообщили об этом, я рыдала так, что медикам пришлось ввести мне успокоительное.

Мой мир рухнул.

Опознание погибшего стало новым ударом: я второй раз в жизни переживала потерю близкого человека. Харри всегда был добр ко мне, заботился, поддерживал, и после смерти мамы у меня не осталось ни одного близкого человека, кроме него.

Эти два года мы с отцом держались друг за друга, чтобы не унывать и жить дальше, и в тот момент, когда я увидела его лежащее на каталке под простыней тело, я едва не обезумела от горя. А, может, и обезумела – раз врачи решили дать мне лекарство и вызвали социального работника.

– Наверное, это за тобой. – Толкает меня локтем Алина.

И мы обе встаем с кресел в зале ожидания.

Соцработник подводит к нам пару средних лет. У женщины теплые карие глаза, темные кудрявые волосы, собранные в пучок на макушке и повязанные по-цыгански пестрым платком, и мягкая, сочувствующая улыбка. Ее спутник невысок и коренаст, у него совсем нет волос на голове, зато тонкая нитка усов над верхней губой выкрашена в ярко-черный цвет, а костюм выглядит так, будто он собрался на вечеринку в стиле тридцатых годов.

Занятная парочка. Оба выглядят странно, но мило.

– Девочка моя! – С этими словами женщина заключает меня в крепкие объятия. – Какое горе! – От нее пахнет густыми, сладкими духами, от которых перехватывает дух. – Я – Рита. Помнишь? Мы в обед говорили с тобой по телефону. Мне так жаль! – Она отстраняется, чтобы познакомить меня со своим спутником. – А это Лео, мой супруг.

Я пожимаю его горячую ладонь. На глаза снова пробираются слезы. Удивительно, как одно объятие может снова заставить чувствовать боль острее.

– Мы очень торопились. – Уверяет мужчина. – С тобой все в порядке?

– Не знаю. Да. Наверное, да.

Его губы изгибаются в улыбке, и крашеные усики повторяют это движение за ними.

– А где бабушка? – Оглядываюсь я.

– Ее провели сразу к Харри. – Сжимает мою ладонь Рита. – Сейчас вы с ней повидаетесь.

– Я, наверное, пойду. – Извиняется Алина.

– Еще раз спасибо. – Киваю ей.

Девушка уходит.

Это не страшно. Теперь я не одна.

– Ты только не переживай, – шепчет Рита, поглаживая мое плечо, – теперь мы здесь. Никто тебя не заберет, и бумажные дела тоже все уладим.

– Спасибо, что приехали. – Говорю, утирая слезы.

Благодарность за то, что они откликнулись и приехали, буквально переполняет меня. По сути, бабушка Хелена и бывшая семья Харри – чужие для меня люди, но известие о том, что до совершеннолетия я не могу вести самостоятельную жизнь, буквально выбило меня из колеи. Да, Харри был моим отчимом, и они не обязаны были поддерживать меня в такой момент, но две трети его имущества отойдет им, а, значит, нам в любом случае придется контактировать. И счастье, что эти люди так тепло отнеслись ко мне.

Через некоторое время нас приводят в то ужасное помещение, где находится тело отца. Из-за высоких металлических дверей вводят пожилую женщину. Я сразу узнаю в ней черты Харри: светлые глаза, прямой нос, тонкие губы. Она вся в слезах, ее морщинистые руки трясутся. Отец дважды в год уезжал, чтобы навестить ее, и я впервые жалею, что раньше мы никогда с ней не встречались. Нельзя оставлять стариков доживать свой век в одиночестве.

– Это Мариана. – Громко говорит Рита. И наклонившись к ее уху, повторяет: – Ма-ри-а-на.

– А… – Глаза старушки вспыхивают ясным удивлением. – Дочка.

Мы обнимаемся и плачем.

Бабушка Хелена потеряла сына, ей еще тяжелее, чем мне. Рита обнимает нас обеих и тоже всхлипывает. Сквозь слезы я вижу, как Лео переглядывается с соцработником – тот теперь спокоен, что я не одна.

Два дня пролетают, словно в туманной дымке. Бабушка и родственники заселяются в наш дом – в гостевые комнаты на первом этаже. Папа купил этот двухэтажный коттедж в элитном поселке как раз перед тем, как мама заболела, поэтому мы не успели его толком обустроить, но Рита быстро осваивается и берет на себя все хлопоты: прибирается, готовит еду, пытается постоянно накормить меня и бабушку. Стоит признать, их присутствие в доме не дает мне провалиться в пучину одиночества и отчаяния.