Люблю, скучаю… Ненавижу!

Ничего он не понимал.

Но отец оказался не прав. Макс Радов не был высокомерным. Они с Вовкой быстро подружились, и так я узнала, что богатенький сынок сам продал все свои гаджеты, скутер и даже модные джинсы, чтобы помочь деньгами Радову-старшему, который к тому времени уже еле сводил концы с концами и был вынужден распрощаться со всей остальной недвижимостью, автомобилями и дачей.

Макс неплохо адаптировался на новом месте и уже через месяц выглядел так, будто ничем не отличался от любого мальчишки с нашего района.

– Это Карина. – Бросил Вовка, махнув в мою сторону рукой, когда Радов впервые пришёл к нам в дом. – Моя младшая сестра.

– Привет. – Насмешливо скользнул по мне взглядом Макс и без помощи рук избавился в прихожей от своих кроссовок.

Я чуть не ахнула в восхищении – так круто это смотрелось.

– Она мелкая, поэтому играть мы её не возьмём. – Ухмыльнулся брат. – Пошли. – Развернулся и направился в свою комнату.

– Девчонок не берём. – Пожал плечами Макс и последовал за ним.

Они ушли играть на приставке, а я направилась жаловаться маме.

Знаете, в этом возрасте три года – целая пропасть. Когда тебе двенадцать, а им по пятнадцать, дело даже не в разности полов. Я была совсем ещё ребёнком, глупым, неуклюжим. Не интересовалась модой, косметикой, мальчишками. Мне нравилось кататься на велосипеде с моим другом Филей и его соседом Витькой. Мы залезали в чужие сады, воровали абрикосы и черешню, бегали на море, купались до одури, собирали камушки, рисовали мелом на асфальте или краской на заборах. Мы вместе смотрели мультики и пинали мяч во дворе, а Вовка с Максом казались нам совсем уже взрослыми из другого взрослого мира.

И, несмотря на это, я влюбилась. Тогда мне было почти тринадцать, и мама посчитала, что лучшим подарком к моему дню рождения станут уродливые брекеты, которые сделают меня «красивой-красивой, честно-честно». Конечно же, красоты они мне не добавили, и первым эффектом от брекетов стала моя сдержанная улыбка: я старалась не смеяться над шутками и улыбаться с закрытым ртом.

Сейчас, глядя на свои детские фотографии, я могу точно сказать: они меня ничуть не портили, даже наоборот. Но тогда взглянуть на вещи реально не было возможным. Мне казалось, что страшнее меня нет никого в округе.

– Привет, железяка! – Говорил Макс, когда приходил к нам за Вовкой.

– Привет, Гадов. – С гордо поднятой головой отвечала я.

5

И всегда делала вид, что мне до него и дела нет. А потом бежала к маме и жаловалась, что брат меня никуда с собой не берёт. Само собой, Вовка получал нагоняй, и ему приходилось таскать меня с собой на их «взрослые» гулянки.

Я приходила с ними на спортплощадку, садилась на скамейку и смотрела, как они выделывают разные трюки на великах или скейтах. Делала вид, что занята телефоном или книгой, а сама в это время осторожно косилась на Радова.

Разглядывала его, отмечала каждую деталь. Ловкие руки, сильные ноги, гибкость. Но больше всего мне нравилась его широкая улыбка. Он смеялся даже тогда, когда у него ничего не получалось. Даже падая и сдирая колени, он улыбался. А когда наши взгляды встречались, я неминуемо заливалась краской и не понимала, что же такое со мной творится.

– Иди, гуляй со своим толстым Филькой! – Возмущался брат, когда мать в очередной раз навязывала ему моё общество. – Или влюблённые поссорились?

– Он не мой. – Злилась я, толкая его в плечо.

– Мама, мы хотим нормально погулять с пацанами! – Взмолился Вова. – Все опять будут ржать, что я притащился с этой ябедой!

– Мама, они курят за гаражами! Я видела! – Не сдавалась я.

– Возьми сестру, – устало попросила мать, – Филипп уехал к бабушке, девочки все в лагере, что ей, одной, что ли, дома сидеть?

– Достали! – Ворчал Вовка, но, всё же, брал меня с собой в очередной раз.

И Радов картинно закатывал глаза, увидев, что я иду за ними.

Мальчишки специально шли торопливо или ехали слишком быстро, чтобы отвязаться от меня, а я старалась не уступать им: делала усилие, ускорялась и догоняла. А когда запиналась и вдруг падала, они оба смеялись. А если отвлекалась, убегали, и мне приходилось возвращаться домой одной.

Лето прошло, наступила новая осень, а за ней и зима. Макс больше не приходил к нам домой так часто, как в каникулы, но школьные будни дарили мне возможность видеться с ним почти каждый день. Тогда же я с неудовольствием обнаружила, что они с Вовкой начали интересоваться девчонками. Всё чаще стала замечать их обоих в компании старшеклассниц на переменках. Останавливалась и смотрела, как они разговаривают. Видела, какое глупое выражение лица становится у Вовки, и как горят глаза у Макса.

А однажды Макс положил руку одной красивой девушке на талию, и я, увидев это, убежала. Не понимала тогда, что чувствую. Мне стало трудно дышать, было так больно и так обидно, что всё горело изнутри. Мне не хотелось, чтобы он дарил свои красивые улыбки кому-то ещё, не хотелось, чтобы он улыбался всем этим симпатичным девочкам, но, надо было признать, – все старшеклассницы буквально сами прыгали к нему на шею.

Я ненавидела его. За то, что смеётся надо мной, за то, что не замечает, за то, что не принимает всерьёз. Ненавидела и… любила. Наверное, это было очевидно для всех, кроме него. Потому что, кроме насмешек от Макса мне по-прежнему ничего не доставалось.

Однажды он опозорил меня перед всем классом. Был День Учителя, и я знала, что уроки у нас будут вести старшеклассники. Обычно все такие занятия проводятся для галочки, поэтому учить стих, который задали на дом, я не стала. Прозвенел звонок, и на пороге появился он – в модном свитере, узких джинсах, и даже волосы зачесал набок, как порядочный. Только озорство из взгляда ему не под силу было убрать.

Он вошёл, и мы послушно сели на свои места.

У меня язык к нёбу прилип от волнения.

Радов представился, что-то сказал классу, что-то спросил, а я всё не могла оторвать глаз от его лица. Любовалась, витала в облаках.

– Кто у нас здесь отличница? – Бросив на меня взгляд, он быстро пробежался пальцем по списку в журнале. – О, Зимина. Вот с неё и начнём. Иди к доске, Зимина, рассказывай стих, который задали на дом. А двоечникам я даю время выучить, повторяйте пока.

– Я… – Я с волнением поднялась с места.

Он сделал это специально. Он издевался! Даже не учитель, просто старшеклассник, да как он мог…

– Я… – Стала заикаться я.

– Не готова? Ясно. – Радов посмотрел на меня свысока и ядовито улыбнулся. – Ну, что ж, двойка. Потом исправишь.

И жирно вывел в журнале оценку, хотя не имел никакого права этого делать.

Под общий смех я пулей вылетела из класса.

– Ненавижу! Ненавижу! – Кричала на бегу.

Впервые я не стала жаловаться маме. Прорыдала весь вечер у себя в комнате, а потом наорала на брата:

– Вы придурки! Оба! Ты и твой Гадов!

– Вот и держись от нас подальше. – Заржал он.

– Вот и буду! Буду! Это вы ко мне не подходите! Ненавижу вас обоих! – И хлопнула дверью. – Козлы!

Тринадцать лет. У меня не было ни намёка на грудь и прочие округлости. Я была тощим, нескладным подростком, а Радов – уже привлекательным юношей. Не удивительно, что он не принимал меня всерьёз. Я была для него всего лишь «соплёй», неразумным дитём, малявкой, над которой так весело было смеяться вместе с её братом. И я почти смирилась с тем, что так будет всегда, но в этот вечер Макс пришёл к нам в дом с ночевой, и, когда я совсем этого не ожидала, дверь в мою комнату отворилась.

– Что тебе здесь нужно? Пришёл поглумиться? – Я отложила книгу, которую читала, и встала с постели.

Комнату освещал ночник, и Радов мог наслаждаться моим идиотским видом в старомодной длинной пижаме. Но он застыл в дверном проёме, не двигался и смотрел куда-то в сторону.

– Можешь выдохнуть. – Макс улыбнулся и дёрнул плечом. – Я не поставил тебе двояк, только сделал вид. – Радов говорил негромко, явно не желал, чтобы кто-то из домочадцев застал его за визитом в мою спальню.

Я прислушалась. Из гостиной доносился шум телевизора. Парень посмотрел на меня, сделал осторожный шаг, и теперь между нами оставался всего лишь метр.