Окно напротив

Сестра, сидевшая возле зеркала, улыбнулась так, чтобы я могла хорошо это видеть. Она радовалась. Расческа с новой силой впивалась в её длинные волосы, напрасно пытаясь усмирить мелкие завитушки цвета меди.

Анна пять минут назад ужасно бесилась, через окно провожая взглядом Серегу, уходившего от нашего подъезда в сторону дома. Молнии, летящие из её глаз, готовы были материализоваться и испепелить меня до тла.

Те, мальчишки, с которыми она гуляла раньше, в основном только и делали, что пили пиво да орали песни под гитару до утра. Они редко удостаивали её такой чести быть сопровожденной до самой двери отчего дома. От этого она ненавидела меня еще больше.

– Я постараюсь больше так не задерживаться, честно, – пообещала я, готовая встать перед мамой на колени.

Выражение маминого лица было непреклонно. Все знали, что это значит. Она запретит мне встречаться с Серегой и вообще надолго выходить из дома одной.

– Ты еще совсем мала, чтобы гулять допоздна!

– Мне семнадцать! Я не понимаю. Ане ты всегда всё разрешала!

– Смотри, – противненьким голоском вмешалась сестра, обращаясь к маме, – такими темпами… скоро она тебе еще и в подоле принесет…

Эти слова сработали лучше, чем канистра с керосином, запущенная в костер. Я ошарашенно уставила на неё. Как она могла так сказать про меня? Её глаза откровенно смеялись надо мной.

– Этого я точно не вынесу, – мама схватилась за сердце.

Мне показалось, что моё самоуважение сжимается до размеров спичечного коробка. Попробуй теперь отмыться от грязи, в которой Аня меня выпачкала.

– Что ты такое несешь? – крикнула я сестре, повернулась и сделала неуверенный шаг в сторону мамы.

Та резко взмахнула рукой, указывая, чтобы я к ней не приближалась, и судорожно вращая руками колеса коляски, покинула комнату.

Я видела, как тряслись её губы. Одна дочь огорчила тем, что ослушалась, другая умудрилась всё вывернуть наизнанку, усугубив ситуацию.

– Мама, – пропела вдогонку сестра, медленно скользя гребнем по волосам, – неужели ты позволишь ей встречаться с парнем, который гораздо старше её?

– Аня! – взмолилась я.

Она смотрела на меня снисходительно. Я для неё была не более, чем жалкой букашкой, назойливо мелькавшей возле глаз.

– Это, вообще-то, карается законом…

Во мне бурлили эмоции, я чувствовала, что вот-вот взорвусь.

– За что ты со мной так?!

Она расслабленно откинулась на спинку стула. Нет. Расселась как королева. Положила ногу на ногу и оглядела меня с ног до головы.

– За какие такие заслуги ты вдруг должна получить его? У тебя есть старшая сестра. И вряд ли тебе удастся устроить свою судьбу раньше меня.

– Что за бред?

Аня отнимала у меня одну мечту за другой. Жестоко, цинично. А ведь я ничего плохого ей не делала.

Теперь переезд в город и поступление в медакадемию мне точно не светило. Она сделает всё, чтобы убедить маму. Это в её духе.

Я убежала к себе в комнату и громко хлопнула дверью.

Мыслей не было. Только раздирающие плоть эмоции. Стоило только закрыть веки, перед глазами возникало белое ромашковое поле. Нежный ветер, беспокойно колышущаяся трава, осыпанная солнечными бликами. Скорость. И Его сильные руки.

Нужно только представить, что ты там. Представить всё до мельчайших деталей и нырнуть. Вот так.

Через полчаса я встала, вытерла слезы и взяла учебник по анатомии. Нужно много заниматься. Я решила. Всё обязательно получится.

Нужно просто подождать. Если в меня никто не верит, никто не хочет помогать и поддерживать, я всё сделаю сама.

Да. Я смогу. Всё будет хорошо.

Свои мечты нужно осуществлять вопреки всему.

9

Сергей Донских был мастером переговоров. Я не сразу об этом узнала.

После того, как мне запретили видеться с ним, прошло долгих три дня, похожих на бесконечность. На четвертый раздался громкий стук в дверь. Он долго разговаривал с мамой на кухне. Не знаю, что именно помогло: махровая герань в горшке, которую тот притащил с собой, или согласие с предложенными условиями, но мне позволили проводить с ним время.

Теперь каждое утро начиналось с того, что Серега приходил рано утром и будил нас всех. За три недели мы привыкли к его чаю, свежезаваренному из самых крупных чайных листочков и заботливо разлитому по кружкам. Горячему и ароматному.

Он традиционно спрашивал, кому добавить молока, и, не дожидаясь ответа, лил всем. Мы смеялись, общались, и никому его утренние визиты уже не казалось странными.

Аня обычно молчала и грустными глазами наблюдала за нами. В такие моменты мне становилось жаль её, ведь каждый заслуживает счастья. Но стоило мне только выйти из комнаты, она принималась болтать с Донских и громко смеяться. Липла к нему и отчаянно крутила задом. Я слушала её речи, сердилась и мечтала, чтобы она однажды прикусила язык.

А потом мы ехали к реке.

Нам нравилось купаться. Подолгу. До посиневших губ и дрожащих коленей. Мы зарывались в песок на берегу и грелись, слушая медленное течение воды. Я не уставала любоваться своим спутником. Его фигурой, тем, как он забавно щурился на солнце, как встряхивал головой, когда волосы падали ему в лицо. Во всех его движениях была легкость, уверенность и капля юношеской непосредственности.

В один из таких дней он притащил на берег мольберт и краски, и я посвятила несколько часов тому, чтобы показать ему, как можно рисовать сердцем. Он сам выбирал цвета и пробовал делать первые неуверенные мазки, позволяя краскам свободно растекаться по бумаге. Меня завораживало это зрелище, больше похожее на волшебство. Серега ужасно смущался слов о том, что у него особенный талант, но кисти из рук не выпускал.

На следующий день мы расписали бензобак его мотоцикла яркими языками пламени и, еле дождавшись, пока краска высохнет, бросились обкатывать получившееся чудо на поле, полном мошкары. Огромная махина разгонялась до предельной скорости и неслась, лихо проглатывая кочки. Я вставала, держась за Серегины плечи, и почти визжала от счастья.

Последний день наступил незаметно.

Я недоумевала, почему наши отношения больше походят на братские, но успокаивала себя тем, что это, вероятно, было частью договора с моей мамой. На мою долю выпадали лишь теплые объятия и многозначительные взгляды, и это рвало сердце на части.

В тот день он поставил мотоцикл в гараж. Громко лязгнула металлическая дверь, и в моей душе внезапно что-то оборвалось. Наверное, так заканчиваются сказки. Сейчас он проводит меня до двери и уедет. И больше не вспомнит о девочке, с которой проводил теплые летние деньки.

Серега убрал ключ в карман и повернулся ко мне.

Его глаза вдруг беспокойно забегали между мной и собственными руками. Я немедленно прочла его мысли. Мне тоже хотелось этого. И с того самого момента, как мы познакомились.

Он сделал неуверенный шаг, и в целом мире остались только мы одни.

Наши глаза.

Бешено колотящиеся сердца.