Паша+Маша=?

Паша+Маша=?
Лена Гурова

Во что превращается жизнь человека, если уходит любовь?.. А во что, когда она возвращается?

Лена Гурова

Паша+Маша=?

И, всё -таки, он ушёл от неё. Когда, казалось бы, не было никаких причин. Они уже пережили подобное больше десяти лет назад. И именно он смог вернуть её. Смог сделать так, что она простила, уверовав в его же любовь. Ей было тогда 38, ему 41. Младшему сыну всего 8 лет. Второклашка, весёлый и любопытный ребёнок, он заглядывал в рот своему отцу, боготворил его и слушался беспрекословно. Именно из-за него они тогда и придумали папе длительную командировку. А маме пришлось изображать просто маму. А на самом деле, увидев своего любимого мужа в объятиях той женщины, она превратилась в робота, в которого заложена программа на выживание. “Та женщина”, молодуха, была учительницей их дочерей в музыкальной школе. Высокая, почти с мужа ростом, плоская, черноволосая, с большими голубыми глазами и тоненькими верёвочками вместо губ. Полная противоположность. Две дочери, 18-ти и 13-ти лет, учились у неё, любили её и дружили с ней. Мужа не наблюдалось, да и какого-нибудь мужичка рядом тоже. Музыкантше, 30-ти лет от роду, нужно было замуж, любой ценой. Вот и нашёлся Павел, которого она знала уже лет десять, и который проявлял к ней знаки внимания. “Знак за знаком”, цветочки к 1-му сентября, поездка вместе с детьми в парк-заповедник, нечаянное появление в офисе отца своих учениц, подвёрнутая ножка и доставка с этой ножкой домой – и, ву а ля, он уже у неё в постели. Нет, конечно, Маша знала своего мужа, кота мартовского. Он очень любил женщин. Мог среди всеобщего веселья занести какую-нибудь незнакомку на руках при всём честном народе на глазах у жены, мог кидать взгляды в сторону от своей половины, мог даже не прийти домой ночевать, придумав “честнейшую легенду”. А потом, заглядывая в глаза, залить своей жене в уши столько ласковых и нежных слов, доставить ей море удовольствия, уверить в том, что она – единственная, а всё остальное – мишура, для веселья, и всё. А когда у неё, всё-таки, сдавали нервы, и она отворачивалась от своего благоверного, он таскался за ней, как привязанный, исполнял все желания, покупал красивые вещи, цветы вагонами, украшения, завлекал в ресторан или театр, или, вообще, в какую-нибудь поездку на двоих. И уже там ставил жирную точку, ублажая и развлекая свою жену, устраивая фантастические ночи любви и блаженства, доводя свою Машку до состояния полной удовлетворённости жизнью.

Познакомились они на 19-летии Маши. Её подруга пришла вместе с ним, со своим кавалером. И уже к концу вечера Пашка следовал за именинницей по пятам, маячил сзади, как рыцарь печального образа. Подруга ей этого не простила, они больше не общались с тех пор. Но и с ним Маша встречаться стала не сразу. Павел звонил, ждал возле института, торчал во дворе её дома. Студентка второго курса, Машенька, ни о чём серьёзном и не думала. Училась она хорошо, впереди рисовались перспективы одна лучше другой, кроме замужества. Как раз оно, это замужество, могло всё испортить. Что и произошло … Уж очень красиво ухаживал Паша, обратил в свою веру и маму, и бабушку. А какие письма писал… Пушкин отдыхает. И Машка сдалась. Перевелась на заочное и уехала в свои неполные 20 лет на другой край географии, в Калининградскую область, куда был направлен на работу её Павлик. А когда поняла, что ждёт ребёнка, о перспективах своего личностного роста пришлось забыть. Тогда она думала, что временно. Ей приходилось с нуля познавать семейные трудности. Мама и бабушка жалели свою девочку и не научили житейским хитростям. Даже готовить Маша не умела. Только печь торты и варить кофе. Первый борщ оказался горьким, картошка подгоревшей, а макароны превратились в ком теста. Но Пашка стойко переносил бесхозяйственность своей жены. В первый же выходной они вместе купили продукты, поставили печку у себя в комнате общежития и готовили по кулинарной книге, постигая ремесло повара вдвоём. Они хорошо жили, дружили с такими же семейными парами, съехавшимися из разных городов страны, веселились от души и делились всем, чем могли. А главное, в душе Маши распускалась любовь, как бутон, всё больше и больше. И превратившись в красивый и благоухающий цветок, поселилась в сердце девушки. Она смотрела на своего Павлика широко открытыми глазами в розовых очках. Он стал смыслом её жизни, она верила ему, любила и старалась угодить, получая от этого удовольствие и сама.

Но учёбу никто не отменял. На сессии нужно было летать три раза в год, на месяц, а то и больше. Закончив за год два курса, благодаря и висящему на носу животу, Маша догнала своих однокурсников. Они очень ей помогали. И сразу же после сдачи последнего экзамена молодая жена летела к своему Пашке на крыльях любви. Конечно, она тогда и мысли не допускала, что он мог быть всё это время с какой-нибудь женщиной. Не заморачивалась. Скучала и верила, что и он её любит. А когда в их жизни появилась Кристина, папаша нёсся домой впереди всех. Он научился ухаживать за девочкой лучше жены. Ему это доставляло море радости, наполняло жизнь гордостью, ведь он стал отцом. Полноценная семья, это уже серьёзно. Им дали квартиру, и Маша из роддома попала в рай, так хорошо и удобно устроил там всё её муж.

Через год молодая семья вернулась назад, Павлу предложили работу в их родном городе. Родители Маши были счастливы: внучка рядом, дочь, всё -таки, получит образование, зять на хорошем счету.

Машкина учёба подходила к концу, она вместе со своими готовилась к диплому. Девочки, её однокурсницы, забирали Кристю к себе в общежитие, и молодая мама могла часами просиживать в библиотеке, не беспокоясь за дочку. После родов она немного поправилась, села на диету и всё время жевала морковки и яблоки. Процесс пошёл, и мама сшила ей синий стильный сарафанчик, она сама себе в нём нравилась. И что самое странное, ей стали признаваться в любви… Да-да. Маше не доставляло это особого удовольствия. Как-то странно, она же замужем. Девушка ловила на себе взгляды мужиков, даже когда катила перед собой лёгкую летнюю колясочку со смешной девочкой, всё время что-то лопотавшей. Мама объяснила дочери, что женщины после рождения ребёнка становятся притягательней для мужского пола, расцветают, округляются, в хорошем смысле слова, появляется блеск в глазах, более плавные движения, нежность. Одним словом, запах женщины. Не могут эти кобели не реагировать на такую красивую, женственную и молоденькую мамашу. Все мужики одинаковые. И её муж тоже? Нет, не может быть.

Защита диплома позади. Её брат закончил академию и приехал в отпуск. Павел вернулся из командировки на Камчатку, привёз морские деликатесы и красную икру. Много. Назвали гостей, накрыли стол на даче, решили отметить получение высшего образования. За те два месяца, что мужа не было, Машка с удивлением заметила, что не очень скучала по нему. Из их совместной семейной жизни треть прошла порознь. Она что, привыкла? Или закружило мужское внимание? Не смогла устоять её замужняя душа? Нет, речь не об изменах. А об общении с другими мужиками, новых ощущениях, каких-то тайнах и подводных течениях…      Очень интересно она прожила это время.

Муж с пеной у рта, рассказывал о красотах Камчатки (и красотках тоже, наверное, в мужском обществе), о людях, о рыбе и корабле, где им пришлось работать. И всё время смотрел в сторону жены, что-то его волновало. Соскучился? Неужели? Почему-то Машка не верила ему. На своём опыте, что ли? Бабушка всегда предупреждала: “Не цени по себе”.

Погода стояла прекрасная. Не очень жарко, периодически набегают облачка, тень от деревьев довершает дело. Наелись, напились, навеселились, поехали купаться на озёра. Машка и её младшая сестра, как всегда, за рулём. Не пили девки совсем. Иногда, шампанское. Пашка уселся рядом, и на озере не отпускал её от себя. В воду с ней, из воды тоже. Около костра с ней, в машину тоже. Что такое? А ночью пошёл дождь…

– Я люблю тебя, Машка! Провались пропадом эта Камчатка, я еле дожил до конца. Несколько раз хотел всё бросить и уехать. Сашка не дал, он – молодец, настоящий друг. Вовремя меня образумил. А ты? Неужели ты не скучала? – он как почувствовал её настроение.

– Скучала, но стойко выносила разлуку. Диплом выручил, всё время занимал – она именно сейчас поняла, какая всё это ерунда, что никто ей не нужен, кроме него – Пашка, дорогой мой, не уезжай так надолго. А то, я отвыкну от тебя, будешь тогда знать.

Пол ночи они процеловались, промиловались. Как никогда раньше, им было ну очень хорошо вместе. Они почти не говорили, а просто смотрели друг другу в глаза и опять прилипали губами, переплетались руками и ногами, вспоминая изгибы и любимые места своих горячих и жаждущих друг друга тел… А утром Пашка разбудил свою Машеньку ласковым поцелуем, легко и нежно покусывая её губы…

– Доброе утро, моя родная. Мы с Кристинкой приглашаем тебя на завтрак. Умывайся, одевайся… Нет, подожди, пока не одевайся, – и подняв руки Маши вверх, обцеловал её всю от пупка до шеи. Поймал нижнюю, потом верхнюю губку и улетел вместе с ней на седьмое небо…

Всё встало на свои места. Маша работала в проектном институте, ей очень нравилось выносить на генеральный план всю красоту новых объектов. Она ездила в командировки и в Москву, и в Питер. Иногда, просто за продуктами и вещами, заодно проведывая своих подружек, осевших в столице. Павел со своими друзьями развернул кипучую деятельность, вовремя заняв небольшую нишу в деле переориентации оборонных заводов, закрывающихся в большом количестве в стране. Он тоже много ездил, вёл совершенно свободный образ жизни, контроль над ним отсутствовал. Впрочем, как и над Машей. Со стороны могло показаться, что эти двое преданны друг другу безмерно. Но только Маша действительно верила в верность мужа. А тот пользовался этим, и при каждом удобном случае изменял ей. Не жена, а мечта поэта, дура дурой.

Если Кристина появилась в их жизни, не спросив разрешения, то вторая дочка была рождена совершенно сознательно. Правда, перед этим у Маши случился выкидыш, причём она узнала из бумажек, что детей было двое. Причиной этого оказался банальный секс, не рекомендованный в таких количествах на ранних стадиях беременности. Несколько месяцев она почти не разговаривала с мужем. Но виноват был не только он, она же не остановила его. Конечно, когда отпадает нужда в применении противозачаточных средств, секс становится свободным не только на физическом уровне, желание получить удовольствие острее и у мужчины, и у женщины. Значит, и её вина имеет место быть. Пятьдесят на пятьдесят. Следующая беременность совсем примирила их, и Вероничка появилась на свет божий ранней весной. Родители Маши забрали Кристину, а молодая мама целыми днями гуляла с маленькой дочкой, совершенно не интересуясь делами мужа. Она жила в парке рядом с домом, туда прибегала её мама, и они занимались спортом, по очереди. Вечером приезжал Пашка. Ужин по расписанию, дежурный секс, и то не каждый день, забота о дочери и днём, и ночью… Быт, этот чёртов быт, засасывал всё больше и больше.

– Ничего не знаю – категорически заявила мама Маши – тебя пригласили, и ты поедешь! Десять лет после окончания школы, шутка ли? Вероничке уже десять месяцев, я справлюсь.

И Машка уехала. Школу она закончила в другом городе, но связи с одноклассниками не теряла. Пришлось отказаться от кормления грудью, сшить что-нибудь обалденное, привести себя в порядок, и вперёд. Чудесно провела время, получила море комплиментов, повидала любимых учителей, друзей, соседей. Окунулась в свою юность по полной, “нажралась” позитива и вернулась, счастливая и весёлая. Жизнь прекрасна и удивительна.

Но и тогда Маша не придала значения поведению её мужа. Он тут же уговорил её маму отпустить их отдыхать в горы. Вдвоём. Ему нужна была она, вся, отпустить её в свободное плавание он не мог. Как только появлялось какое-то сомнение, Павел сразу же бросался на амбразуру их семейного счастья, забыв о бабах. На время. Но, к сожалению, база отдыха была забита любителями покататься на горных лыжах под самую завязку, и отдельный номер им пообещали только через несколько дней. Машу поселили к девочкам, Пашку – к мальчикам. В первый же вечер все перезнакомились, отмечая в баре открытие заезда. И опять в центре внимания оказался муж Маши. Он быстро сходился с людьми, юморной, весёлый и внешне очень привлекательный. В синем толстом свитере, связанным его женой, в джинсах и стильных кроссовках, привезённых из заграничной командировки, хоть на страницы Плэйбоя. Ну и, конечно, бабы. Тут как тут. Они его чувствовали, что ли? Что с ним можно и в огонь, и в воду, и в постель. Но в этот раз эти же бабы сыграли с ним злую шутку, решив убрать с пути эту дурочку-жену. Стащив у Маши кольцо, очень приметное, сделанное на заказ, они подкинули его в номер одного богатенького постояльца. У того намечался преферанс, собрались мужики, среди них Павел. “Девочек” попросили удалиться, не женское это дело, и тут же нашлось кольцо. Чьё? Кто потерял? Маша? Не может быть…

Она даже оправдываться не стала. Да, они с девочками ходили ночью на гору, смотреть на звёзды. Но ведь и его, Павла, не было в номере. У неё – алиби. А у него? Остаток отдыха Маша провела с понравившимися ей девчонками. Они и после общались уже в городе. Она, в отличие от своего мужа, не всех людей встречала с распростёртыми руками. Но если уж дружила, так по-настоящему. Жить в отдельном номере не захотела, пришлось и Пашке остаться в мужском обществе. Причём, он действительно проводил время либо с женой, либо с мужиками. Они ещё и сдружились с двумя семьями, с которыми дружат и по сей день. Получилась весёлая, катающаяся на лыжах, пьющая и курящая компания, до полуночи гогочущая и развлекающаяся всеми доступными способами. Бедные девочки, приехавшие снимать мужиков, никого из этой компании так и не захомутали…

Вернулись домой, назвали гостей на объединённый день рождения своих дочерей. Вероничке – год, Кристинке – шесть лет. Папа Паша вывернулся наизнанку перед своими новыми и, как оказалось потом, самыми близкими и верными друзьями. А мама Маша наготовила пир на целый мир. Она уже хорошо и красиво это делала. Был апрель, в центре города чистота и первозданная зелень, после стола переместились в парк, побегали, побесились, наигрались с детьми, проводили гостей. В их двухкомнатной квартире царил хаос. Первым делом уложили детей, а на остальное не было никаких сил. А надо. И Машка, еле волоча ноги, стала сносить посуду на кухню. Повернулась, угодила в руки своему мужу, потом в ванную, а потом прямо на полу в большой комнате он сотворил чудо, к ней вернулись силы, и она, цепляясь за него всеми конечностями сразу, завладев губами мужа страстно и властно, не дала Пашке ни секунды отдыха, пока не выжала из него всё, что было потеряно за эти последние дни.

Каждый год они ездили отдыхать в горы со своими друзьями. И с детьми, и порознь. Захотелось сменить дислокацию. Выбрали Прикарпатье. Взяли с собой Вероничку, старшая училась. Девочка была в восторге. Каждый день она верхом на папе поднималась в гору, а потом каталась с ними на лыжах. Причём, как будто умела это делать ещё до рождения. Подружившись с молодыми парнями, отдыхающими после службы в армии, Вероника собирала вокруг себя толпу “поклонников”. Ей было почти пять, совсем взрослая девочка…Ха-ха.

В один из дней объявили поход к лесной сторожке, с ночёвкой. В большом деревянном доме переночевать предлагалось прямо на полатях, печки-буржуйки хорошо отапливали, можно было даже посушить промокшие вещи. К вечеру Маша с Вероничкой так ухандокались, что повалились первыми. Пашка, как всегда, душа компании. Машка смотрела на него, такого красивого сейчас в отблесках огня, немного небритого и взлохмаченного. Вокруг него смех, стук стаканов, анекдоты… Она заснула. Проснулась от тишины. Народ спал. Пашки не было. За столом сидел один из Вероничкиных ухажёров. Машка встала, пить очень хотелось. Парень принёс, сел рядом. Она хотела подняться, но он начал что-то рассказывать, при этом нервничал и посматривал на дверь. Маша решительно отодвинула его и вышла на воздух. После душного помещения закружилась голова. Но она услышала смешки и звуки целующихся людей за углом. Какой-то очень знакомый смех… За домом стройные сосны, россыпь звёзд, сумасшедшая луна и снег, переливающийся с золотого на белый, с белого на голубой… Романтика… И её муж, целующий одну из молодых особ, особенно наглую девицу, всё время пялящуюся на Пашку своими глазами с поволокой. А вторая, видимо ждущая своей очереди, тихонько подхихикивала. Маша приросла к земле, вернее к снегу. Сразу стало холодно, ноги заледенели. Нужно уходить, но как? Последним усилием воли смогла запрятать себя за угол. А оттуда уже стала отступать к двери. Так и вошла, спиной. Недавний парень смотрел на неё с сожалением. Он, видимо, был в курсе. Маша подошла к дочке, спит малышка. Села за стол, решила обязательно дождаться возвращения дон Жуана. Налила чайку, может согреются её конечности, которых она не чувствовала. Или ей казалось так.

Прошло минут пять, и в сторожку вошли трое. Они даже не скрывались.

– Маша, ты не спишь? А мы вот обходили дозором наши владения – он еле шевелил губами, напользовался, видать, ими вдоволь.

А, может и не только ими. Может, пусть уже это “не только” заледенеет на ветру и отвалится? В душе у Машки ревность боролась с брезгливостью, желание надавать по морде с остатками воспитания, не выносить сор из избы.

– Что-то холодно, надо дров подложить, – лишь бы что-нибудь сказать, буркнула она.

– Счас…

По тому, как он это сказал, стало понятно, что Пашка пьян. Причём, очень сильно. Он даже не смог сам втиснуться в проём двери, ему помогли две вертихвостки, не стесняясь присутствия законной жены. Маша встала и подвалилась под бочок своей дочечки. Сейчас, среди ночи, не зная дороги, ей не выбраться. Ну что делать? Выше головы не прыгнешь, надо ждать утра. Она видела, как ввалился Павел, за ним две профурсетки. Как они уселись за стол, пили чай и ржали, пока им не сделали замечание проснувшиеся туристы. Спал он рядом. От него так разило, что не помог бы и противогаз. Что он пил? И как он мог? Вот что теперь делать? Уезжать домой? То, что жить с ним Маша не будет, это понятно. Такое не прощается. И то, что он напился только отягощает его вину. Делать вид, что ничего не произошло? Нет, это уже за гранью.

Оставалось ещё пять дней. Маша, передумавшая за ночь все варианты своего поведения, решила остаться, хотя бы ради Вероники. Ей одинаково больно будет и здесь, и дома. А впереди ждут экскурсии, посещение гуцульской деревни, ещё какие-то мероприятия. И подарки надо купить всем. Так, взять себя в руки, поднять повыше голову и веселиться, радуя и развлекая дочку.

Мальчишки, друзья Веронички, взяли их под своё крыло.       Видимо, Алёша, тот самый, который был свидетелем на заимке, рассказал им о поганце Павлике, который, кстати, когда проснулся, повёл себя как ни в чём не бывало. Правда, башка трещала так, что всем стало понятно его состояние. У двух его подружек не лучше. Они ещё и ужасно выглядели после бурной ночи. Маша с дочкой ушли вперёд вместе с основной группой, а эти плелись в хвосте, даже не пытаясь догнать. Пашке уже было получше, но он же, не мог же, бросить же, дам же… Джентльмен хренов.

– Машунь, что я вчера пил? Вроде, алкоголь с собой не брали. Только по бутылочке пива на брата.

Она, уже приведшая себя и девочку в порядок, в голубом финском спортивном костюме, немного подкрасившись и завязав высоко хвост, была похожа на первоклассную тренершу, у которой должны взять интервью. Пройдя мимо него, молча, вышла за дверь. У них обед. А у него? Неважно. Но Павел приплёлся, тоже после душа и переодевшись. Мама с дочкой уже поели, но папа попросил Вероничку посидеть с ним. А он ей возьмёт что-нибудь вкусненькое.

– Скажи, доча, я вчера себя плохо вёл? Мама обиделась? Я ничего не помню, простите меня, если что не так – и посмотрел на жену, как побитый щенок.

Не подействовало. Маша встала и ушла. Они с Алёшей договорились поиграть в настольный теннис сразу после обеда. Вероничка привела своего отца и туда. Но через несколько минут стала клевать носом, пришлось отложить турнир до лучших времён.

Им навстречу шли две “подружки“, молоденькие, хорошенькие.

– Привет, Пашенька! Ты на дискотеку придёшь сегодня? – та, которая наглая, схватив его за руку, спросила довольно громко.

– Ты что, ненормальная, ребёнок спит, – и сбросил её руку – У нас другие планы.

Видимо, проблески памяти стали доносить до него какие-то обрывки вчерашнего, и он остановился и в упор посмотрел на Машу. Она так же прямо смотрела на него.

– Расскажи, что вчера произошло. Маша, пожалуйста.

– Не имею ни малейшего желания вспоминать эту грязь. Подробности при разводе. Считай, что мы уже не вместе. Можешь делать, что угодно. Ты – вольная птица. В любом случае, ты мне больше не нужен. Донеси уже дочку до кровати, папаша.

Пашка одеревенел. Да что он натворил, кто ему расскажет? Какой развод? Почему не нужен? Да, надо донести девочку. Он положил Вероничку, повернулся, схватил Машу, прижал её к себе, сильно-сильно. Попытался поцеловать. Никакой реакции, бревно бревном. Да ещё и в глазах полная пустота. Никогда он не видел такой свою жену.

– Оставь меня в покое. Я хочу отдохнуть, ночка выдалась та ещё! – и, подвинув дочечку, улеглась с краю.

– Маша, прошу тебя, не отворачивайся от меня – он сел перед кроватью, повернул её к себе лицом, заглянул в глаза, словно хотел в них что-то прочитать.

– Павел Батькович, будьте любезны, не усугубляйте своё положение. Я ведь могу и психануть. А вы знаете, что случается это редко, но метко. Вы этого добиваетесь?

Он, даже, испугался, насколько глаза его жены прожигали ненавистью всю его душу. Эта женщина чужая. Его нежная, мягкая, покладистая, такая ласковая и тёплая Машенька растворилась в событиях вчерашнего дня. И не скажет она ничего. А кто? Не кидаться же ко всем с вопросом, знают ли они, чем кретин Пашка обидел свою жену?

У него как-то странно побаливали губы, изнутри. Как будто он порезался мелкими кусочками стекла. Говорить было неприятно, и во всём теле дискомфорт. Он еле поднялся. Что такое? Он вспомнил, что в их группе есть женщина-врач, тоже заядлая анекдотчица, и она была вчера там, на заимке. Пан или пропал. Он не успел открыть рот, она начала первая.

– Павел, как вы могли? У вас такая красавица-жена, наши мужики об неё все глаза обломали. А дочка? Я любовалась вами, такая пара, такая семейная пара… А вы такой же козёл. Как и все. Да нет, ещё хуже. Основная масса хотя бы скрывает от жён, а вы плюнули всем нам в душу. Особенно, конечно, Машеньке. Она – умница, держится. Другая бы уже надавала по морде, устроила скандал, разрядилась бы, одним словом.