– Но я не понимаю, – я покачала головой, – я чувствую себя совершенно обычной. Я имею в виду: я человек, у меня была простуда, и у меня синяки, и я хожу по солнцу, и… что там ещё вампиры не делают? В общем, я обычный человек.
– Ты полукровка, – возразил Бронислав. – Кажется, твои черты вампира проявляют себя сильнее с возрастом, но не делают тебя вампиром до конца.
– И что мне теперь, быть вампиром только часть времени?
– Этого никто не знает, – дядя развёл руками, – полукровки непредсказуемы, поэтому их…
– Их убирают, мне папа объяснил, – буркнула я.
При упоминании отца, Бронислав закатил глаза.
– Я всего лишь хотел сказать, – недовольно возразил он, – что полукровок мало, вот и всё.
– И как же мне понять, когда я человек, а когда – нет? – более мирно спросила я, чтобы его не злить.
– Я думаю, тебе нужно просто посмотреть в зеркало.
О да, у меня было зеркало – я нашла его на дне рюкзака – вместе с единственной помадой, которой я всё равно не пользовалась. Открыв складное зеркальце, я увидела в поцарапанном стёклышке себя: вот она я, глаза, брови, нос, рот, – всё на месте.
– А теперь наведи на меня, – предложил Бронислав и отвёл взгляд в сторону; сам он в зеркало не смотрел.
Но зато я увидела. То, что отразилось в зеркале, впрочем, не было дядей. Это была какая-то чёрная тень, не то клякса, не то дымное пятно в форме человеческого тела, которое, впрочем, не было стабильным: оно перетекало, шевелилось, то и дело меняло местами рот и глаза, да отращивало себе пару лишних рук, будто дразня меня. Это была, конечно, впечатляющая демонстрация. Холодные мурашки пробежали у меня по телу, и я захлопнула зеркальце.
– Если смотришь в зеркало, а там это или вообще ничего, значит, ты вампир, – объяснил дядя, – очень просто.
Мы ещё помолчали. Комната вдруг стала мне казаться очень маленькой. Как долго мы беседовали? Час? Десять? Мне показалось, я лет на пять повзрослела за одну эту ночь.
– В общем, исходя из всего этого, – наконец, сказал Бронислав Патиенс, – я прошу тебя не покидать замок. Это очень опасно сейчас.
Это была неприятная перспектива для меня, и я нахмурилась.
– Взамен, – серьёзно продолжал дядя, – ты будешь получать всё необходимое, но, самое главное, – он посмотрел мне прямо в лицо, и мне показалось, что меня изнутри что-то кольнуло, – я обещаю: никаких больше секретов. Это будет наш договор.
Бронислав протянул мне открытую ладонь. Кажется, мне ничего не оставалось, кроме как принять условия.
– Вы должны ещё кое-что пообещать, – заявила я очень серьёзно.
– Слушаю, – деловым тоном отозвался он.
– Пообещайте, что никто больше не зайдёт ко мне в комнату без разрешения, вообще никогда.
Рука Бронислава повисла в воздухе, всё ещё приглашая меня согласиться на договор, но сам он неловко засмеялся, и его плечи задрожали.
– Мне нужно было узнать, что тебе передал папа, – почти извиняясь, произнёс он, – и какие от этого могут быть последствия. Не хотелось получить серебряное лезвие в глаз.
Со смятением мне пришлось внутри себя признать, что и такая мысль посещала меня, когда я вспоминала папин склад оружия. Пожалуй, и хорошо, что в момент паники у меня в руках не оказалось ничего такого.
– Всё равно, – настойчиво повторила я.
– Хорошо, – Бронислав относительно легко сдался. – Я обещаю.
Его открытая ладонь приглашала меня принять договор. Вздохнув, я протянула руку в ответ. Мы пожали руки: для меня это было всё равно, что здороваться со статуей – такая холодная и сухая была кожа.
– Решено, – подытожил дядя. – А теперь спи.
–Но я совсем не хочу спать, – запротестовала я.
– Правда? – как-то очень мягко спросил Бронислав.
Я же сидела на кровати, а глаза у меня буквально слипались.
– У меня ещё много вопросов, – предупредила я.
– В этом сомнения быть и не может, – пробормотал он и спросил: – Кстати, хочешь совет?
– Ну?
– Если будет болеть спина от крыльев, полезно принять горячую ванну.
– Очень горячую?
– Почти кипяток.
И он вышел из комнаты, тихонько закрыв за собой дверь.
Посидев и подумав минуту-другую, я сумела передвинуть кровать так, чтобы она стояла прямо над потайным ходом, и всякий, кто попытался бы проникнуть в комнату через него, упёрся бы в неё головой. Только после этого я легла.
Хороший совет, про ванну. Учитывая, сколько мне пришлось в последнее время мёрзнуть, было бы неплохо залезть в горячую воду и сидеть там, сидеть, пока тепло наполняет все мышцы, вымывает боль, пока кожа не станет морщинистой, как у старушки…
Когда я проснулась, ещё не рассвело. Позднее осеннее утро ещё не началось, но меня разбудил необычный аромат. Булочки? Вяло поднявшись я, не в силах противостоять ему, я отправилась к двери. Приоткрыв дверь, я нашла у порога большой термос и бумажный пакет в жирных пятнах, источающий тот самый аромат. Я приоткрыла его и увидела чудо: пончики! Видно, свежие, пухлые и не в меру жирные. У меня свело живот; я быстро затащила это богатство в комнату. Но откуда оно взялось?
Ответ пришёл сам, стоило мне поставить термос на стол и открыть его. Запах трав, словно открываешь пузырёк с кусочком лета, заполнил комнату. Это же тот самый отвар, который мне давала Синтия, когда я заболела! Любопытство овладело мной: смогу ли я увидеть воспоминания термоса? Я налила немного напитка в крышечку термоса и сделала глоток…
– Вот, держи, – услышала я, будто издалека голос Синтии Вэн, – это восстановит её силы.
Я увидела, как она стоит в дверях своего дома в предрассветных сумерках, протягивая кому-то бережно завёрнутый в полотенце термос.
– Прости, что из-за меня, – Синтия потупила взгляд, – с Евой этой случилось. Не нужно было оставлять её одну…
– Проехали, – поспешил ответить второй голос.
Я узнала его: это Бронислав Патиенс. Он забрал термос и ему даже удалось поставить его во внутренний карман своего пальто. Воспоминания виделись всё четче, и вот я уже хорошо различала и лица собеседников. Обоим было не очень-то комфортно.
– Вы привыкли защищать дом от вампиров, а не от лисиц, так что… – Бронислав неопределённо развёл руками. Очевидно, это значило, что он их простил.
– Рано поднялся сегодня, Бо? – Гарт Вэн вклинился в разговор полушутливой фразой. Он, видно, собирался на работу, но не мог не отвлечься на гостя.
– Уж не спалось, – мрачно парировал тот.