Ссылка на страницу автора: http://www.stihi.ru/2014/07/26/1130 (http://www.stihi.ru/2014/07/26/1130)
Тане
Что я чувствую, утром проснувшись среди ревущего неба,
Глядя, как «сладкая парочка»* облачность деловито утюжит? —
Мне бы что-то реальней рогатки моей игрушечной, мне бы
Этих стервятников бело-стальных опрокинуть в серые лужи.
Зубы сцеплю, а руками голыми что я сделать сумею?
Вот и летят – может, к Таньке моей, а может, в соседний дворик.
Ну, а потом… В сводках статистика – кровью «общей-значит-ничьею»
И такие невыносимо красивые красные зори…
Что я чувствую, что я думаю и чего упрямо желаю?
Лучше не знать вам, лучше не прикасайтесь – это взрывоопасно.
Где-то по старой привычке мирно трелят-звенят чудо-трамваи,
А где-то во мне все рельсы упёрлись в тупик минно-фугасный.
Но слышишь? Где-то всё так же без нас тоскует Чёрное море
И уверенно всех «куриных богов» готовит для нашей встречи.
А у меня под крышей балкона – стрижи-молодняк, вылетят вскоре.
Я вместо «стервятников» их наше небо прошу защитить под вечер.
Что ещё я могу? Ну, что я сделать могу, подскажи, Боже!
Вот они снова летят – « воины», «освободители», «стражи».
Сердцебиение и дыхание тише, тревожней, строже.
Цель? Это завтра бегущая строчка в TV равнодушно расскажет.
Но только ведь море… Ведь море уже не может без нас, слышишь?
Пляжи, качели, танцы – грядущее не изменишь, подруга.
В кровь сдирая слова, тумблер бойни переключаю на «тише».
Видишь стрижей? Долетели…
Выживем, значит, в оберегаемом божьими птицами круге.
*Сладкая парочка – самолёты для обстрелов летают, обычно парами…
Мирное
На бреющем полёте,
разрезая воздух, будто плотный яблочный пирог,
над самой над водой —
со свистом два крыла.
Прозрачности зеркал пруда касаясь,
распугивая рыб, стрекоз и войны,
ликует (и другого слова не подберёшь)
молоденький упрямый стриж.
Лягушка в камышах от наглости тех, кто не умеет плавать,
открыла рот.
На остром кончике травинки застыла бабочка.
Застыло время.
Тишина
и небо.
Вот так и будем жить —
под небом, что открыло рот от восхищения,
на нас, распугивающих войны, страх и злобу, глядя.
И яблочный пирог деля на всех,
махнёт рукой весёлому стрижу.
И с кончика травинки
вспорхнёт неслышно бабочка…
НАС НЕТ?
Я видела – по тому, что ещё полчаса назад было улицей, шла женщина. Шла и кричала. Как зверь – дико и отчаянно. А по дороге – руки, пальцы, ноги, где-то в дымящемся огороде – голова соседа. Соседки собирали в одеяло то, что полчаса назад было человеком. Улица – в щепки, жизни – в хлам… Но этого не видят в отягощённой суперцивилизвцией Европе, в ООН, мировое сообщество прищурилось и смущённо улыбается.
Нас нет?
Две женщины успели до обстрела выбежать на улицу, всё осталось в доме – документы, деньги, вещи. Успели вынести самое ценное – кота в большой клетчатой сумке. Сидят втроём в обнимку у пепелища…
Бабушка отчаянно спрашивает у корреспондента: « Як жить тепер, хлопцi?» Спрашивает на фоне тел внука и сына, на фоне догорающих развалин… Что ей теперь? Куда? Зачем?
Девчонка на девятом месяце, где рожать и как? В городе без воды, света, больниц…
Люди у храма, наплевать на обстрел, здесь – Он, Он видит…
Он – видит, остальные ослепли?
Нет, нас не видят – нас нет.
Девчушка Поля, затихающая на руках к отца, медленно перестающий дышать пятилетний Арсений с кашей осколочной вместо мозга, тоже пятилетний уже безногий мальчишка, сожжённый пацан, пытавшийся спрятаться за машиной, только что справивший счастливые пять лет Ванечка, похороненный вместе с папой…