Пропащие

Инкриз одёрнул свой потрёпанный цирковой мундир с аксельбантами и одобрительно махнул рукой.

Возвращаясь, Вёх увидел, как запыхавшаяся Вакса бежит так, будто не умирала весь день.

– Отделаться решили, да? Какого хрена не растолкали? – злобно скрипнула она, оказавшись под тентом и чуть не сбив с ног Тису.

«Ведь ей всё ещё плохо. И она часто тянет себе жилы. Но знать, что праздник идёт без тебя – невыносимо. Не для всех, конечно, только для таких, как мы с ней», – подумал Вёх и стёр предплечьем улыбку, будто просто почесал подбородок. Вакса насмешек не любила, могла дать по зубам. Но если бы она только знала, как ей рады!

Всё было готово, оставалось лишь сосредоточиться. У пятачка, где они выступали, собралась молодёжь. Трюки с огнём всегда привлекали народ помладше, но Вёх давно понял: у него опасная публика. Малышам нравилось буквально всё, работяги требовали ярких и сложных трюков, а между ними находился лютый возраст, обожавший промахи, ожоги, кровь и синяки. Однажды Змеёныш поймал головой настоящую комету – пылающий снаряд, который Вакса, ослеплённая огнём, послала в его сторону. Удар сбил его с ног и вырубил на добрых несколько минут. Очнулся Вёх весь облепленный ровесниками, тормошившими его, а потом обнаружил деньги даже у себя в кальсонах. Умудрившись однажды получить доход с самых прижимистых зрителей, Змеёныш подумал, что в крайнем случае может снова воспользоваться этим планом.

Поджигая снаряд на цепи, он решил в этот раз не подставляться, дела шли не настолько плохо.

Огненный серпантин обвил его, послушный отработанным движениям, простым как дыхание, сливавшимся в мерный танец. Публика вежливо похлопала красивому началу.

Впереди стояла девушка, совсем чистенькая, с обрезанными по плечи светлыми волосами. Она бросалась в глаза – жёлтое ситцевое платье едва прикрывало ей колени. Вёх из-за неё занервничал: он ненавидел таких баловней. Когда он был помладше, то пытался с ними дружить, но те оказывались безмозглыми подхалимами, или им запрещали общаться с бродягами. Впрочем, к девочкам ненависти он не испытывал, но в тот момент захотел сделать что-нибудь, способное подорвать её мамашу-наседку, а ему доставить скотских радостей. Наг бросил на неё пару нахальных взглядов, но девушка смотрела куда-то в сторону. Как ни странно, никого из старших не было видно, только рядом стояло несколько сонных, явно подвыпивших парней.

«Как тебе такое, оранжерейный цветочек?» Горящий груз свистнул в воздухе и положил несколько витков цепи на его шею. Не успела публика ахнуть, как Вёх выпутался из ловушки.

«Да куда ты всё пялишься?!»

Снаряд оказался у него над головой, и Наг среагировал точно вовремя, выдув на него горючий порошок. Клуб огня шикнул и растворился в темноте.

И тут Змеёныш догадался: девочка смотрит на Корна. И хлопает она тоже совсем не артистам, а просто в такт.

Задетое самолюбие успокоилось: они явно знакомы. Наг сосредоточился на ритме, развернулся несколько раз в круге, который нарисовал пламенем в воздухе. Тихий рокот огня, сдержанный пируэт, цепь снова поймала его в петлю, в этот раз он показал за спиной скрещенные руки, и казалось, ему уже точно передавит горло и прилетит в лицо раскалённый снаряд. Но это был лишь фокус, он снова дал витку слететь и услышал заслуженные аплодисменты.

Вакса вышла на середину со своими горящими веерами из штырей. Змеёныш незаметно высыпал в рот ещё порошка, сделал носом осторожный глубокий вдох и с силой выдул над огоньками Ваксы громадный пламенный бутон, тут же раскрывшийся и опавший. Фокус был его гордостью, никто не знал, как он в этот момент обходился без жидкого горючего, дававшего брызги. Вёх однажды так отравился керосином, что поклялся изобрести метод побезопаснее и теперь хранил рецепт в тайне от чужаков.

Юркнув в темноту, он проскользнул под тент, блаженно рухнул на пустой ящик и перевёл дух. Потом дотянулся до любимой фляги и промочил горло. На боку у неё красовался автограф известного музыканта, двоюродного брата Инкриза. Сделав пару глотков воды, он догадался не переодеваться, а ворваться на торговые ряды как есть, пока свежа память о его выступлении.

– Где твой брательник? – вдруг крикнул какой-то проходимец, сдвинув боковое полотно, закрывавшее артистов от чужих глаз.

От такой наглости Вёх вздрогнул и нахмурился.

– На сцене же играет.

С невежей топтались ещё двое ребят, один из которых гаркнул:

– Скажи, чтоб подходил в «Чертовник»!

– Да вот ещё! – змеёныш схватил тряпку, пропитанную горючим, швырнул, но не попал ею в нарушителей спокойствия.

«Оп, я угадал, – подметил он. – Кажется, это те же придурки, что стояли возле куколки. И все они знают Корна».

Немного остыв от праведного гнева, он вернулся к своему плану и направился вразвалку туда, откуда хлопали усерднее всего. Масляные фонари, свечи и факелы проливали свет на прилавки. За ними Вёх, к своей радости, обнаружил много молоденьких продавщиц. Он скукурузил мину звезды, у которой куры денег не клюют, и стал медленно прогуливаться вдоль торжища, пока его не окликнули:

– Попробуйте наш мёд! Есть свежие соты с червём, не проходите мимо!

– Хм! Червей егерям предлагай, а у меня и без них пока всё работает, – отозвался Змеёныш с шутливым высокомерием.

Веснушчатая девушка плотоядно хохотнула, отсекла приличный ломоть от жёлтого воскового языка и протянула его на кончике ножа.

– Кто о чём думает! Больно ты худенький, таких только откармливать. Угощайся, сластёна.

Он взял её за руку, якобы придерживая нож, и склевал свой заработанный честным обаянием обломок сот. Кисло-сладкий, хрупкий, с пыльцой и ароматными белёсыми крышечками. Воск можно было хоть до утра жевать.

Вдруг краем глаза он заметил жёлтое платье в нескольких шагах от себя и замер.

«Девочка-синичка ходит совсем рядом, – оскалился Наг. – Нальём ей за шиворот мёда из лотка? Облизать бы ей шею при этом, вот будет потеха! Её папашка бы от такого из штиблет выпрыгнул».

– Не мечтай! – огрызнулся он вслух.

– А? – захлопала выгоревшими ресницами продавщица.

– Красотка! – подмигнул Вёх.

Позже он пожалел, что отказался от червей. Умнее было бы запастись ими и заодно продавщицей под предлогом опробовать их чудодейственную силу, потому что свои природные силы он истратил на борьбу с жарой, подготовку и трюки. По крайней мере, авантюра с мёдом удалась, тащиться домой по разбитой дороге стало чуть веселее.

К вечернему костру Вёх неизменно приходил последним – до такой степени ему было лень искать хворост. Специально задерживаться в этот раз не пришлось, все ушли раньше, пока он мотался по рынку.

Дома он бросил вещи в угол, наскоро вытер лицо, сменил одежду и поспешил за пригорок, где отдыхали юные циркачи. Некогда мусорные старатели вырыли в том месте небольшой котлован. Неизвестно, что хорошего они нашли под толщей песка и хлама, но место для посиделок получилось отменное. Даже если встать во весь рост, тебя ниоткуда не будет видно, только дым да голоса выдавали обитателей ямы.

Вакса обернулась на звук шагов. Окинув Вёха быстрым взглядом, спросила:

– Не видел Корна?

– Он ушёл с ребятами в кабак, кажется. Три парня и девушка.

– Что за девушка?

– Марамойка в глупом платьице. Надо же, потянуло на городских…

В ответ она промолчала, только продолжила увлечённо плавить в огне кусок древней подмётки, который жутко дымил и кипел, роняя на угли ядовитые капли. Была у Ваксы идиотская привычка жечь разные мелкие предметы. У неё даже водилась зажигалка – настоящая, дорогая, с откидывающейся крышкой. Непонятно было, как она ещё ни разу не устроила пожар.

Рядом с Ваксой стояло две банки пива. Вряд ли она собиралась выпить их одна.

Корн, конечно, волен гулять с кем и где хочет. Он не являлся ей ни настоящим братом, ни парнем, но раньше их редко можно было увидеть порознь. А теперь он даже не проводил вечера у костра.

– Что с него взять, он просто лабух, не артист, – зачем-то небрежно добавил Вёх.

– А ты просто чумазая шлюха, – раздражённо проговорила Деревяшка. – Лабухи за такие речи оторвали бы тебе уши. Многие из них – отличные артисты.

– Вот за чумазую обидно, я хоть гуталин смываю с рожи.

Вёх устроился у огня и стал внимать непривычному молчанию, поглядывая на девушек. В руках Тисы мелькала металлическая трубка, которую она оборачивала резиновым жгутом – готовила новый сердечник для оплётки шнуром. Так рождались самые отменные кнуты, от Инносенс до бойкого Юстифи. Она научилась красиво и плотно плести, и не только для выступлений, работяги покупали у неё волчатки с тяжёлыми наконечниками, которыми колотили злых дворняг и пьяных идиотов. Вёх бы тоже научился, но он был удивительно плохо приспособлен к любой работе, кроме развлечения публики. Часто он чувствовал, что, когда возвращается в толпу и занимает в ней место, сначала гаснет, а потом и вовсе вызывает ненависть, хотя ничего для этого не делает. Мир ненавидел его, и спастись он мог только на сцене.

– Всякая грустнота из-за вас лезет в голову, – пожаловался Змеёныш, – что такие унылые?

– Так развлеки нас, хренов клоун. Знаем мы, что тебе хорошо помещается в голову, – Деревяшка оттопырила щёку.