Хранитель истории

– Максвелл Перкинс, – сообщил мужчина, протянув ему руку.

– Дэнни Готтфрид, «Нью-Йорк Ньюз», – машинально представился Дэнни и пожал его руку. – Вы сказали, что работали на «Таймс». А сейчас не работаете? Извините, если это не моё дело, но я все думаю, смогу ли стать чем-то большим, чем обычным репортером.

– Конечно, сможете. Главное упорство. Я сейчас работаю книжным редактором в издательстве «Charles Scribner's Sons», выпускаю книги, и эта работа мне очень нравится.

– Подождите. То есть в том издательстве? – Дэнни нервно усмехнулся и указал рукой на окно, за стеклом которого был виден уголок элегантного десятиэтажного здания. На одной из его стен, которая смотрела на 48-ую улицу, красовалась огромная надпись:

CHARLES

SCRIBNER'S

SONS

PUBLISHER

AND

BOOKSELLERS

FOUNDED 1846[2 - Charles Scribner's Sons/ publisher and booksellers/ founded 1846, – «Сыновья Чарльза Скрибнера»/ издатель и книготорговцы/ основано в 1846 году (англ.)]

– Да, – кивнул Максвелл Перкинс.

– Вы же тот, кто выпустил книгу «По эту сторону рая» Скотта Фицджеральда! – вдруг осознал Дэнни, и глаза его загорелись восторгом. – Точно-точно! Я слышал про вас! Эта книга… она так меня впечатлила! Я ведь тоже учился в Принстоне. Ну, как учился… Когда мы вступили в войну, стало не до учебы, ну да ладно. История Фицджеральда впечатляет, это нечто совершенно новое. И это было написано… как будто про меня.

– Да, роман написан молодым автором о молодом поколении. Эта книга – портрет современной американской молодежи. Ваш портрет, мистер Готтфрид.

– Портрет поколения, спешившего отправиться на войну и вернувшегося с нее совсем не таким, каким уходило, – чуть слышно проговорил Дэнни. – Знаете, после войны я был в глубокой депрессии. Я там много всего повидал, и мне хотелось просто забыть все это, вырвать из памяти. Но все же я смог осознать простую истину – я все еще жив. И все, что мне остается, это жить. Жить за тех, кто этого уже не может. Жить и делать то, что хочется. Я люблю газеты и, черт возьми, я счастлив, что жив и могу с ними работать!

– Вы удивительное поколение, – вдруг сказал Перкинс. – Вы молоды, но уже понимаете много больше любых этих консервативных мужей, с которыми я сейчас работаю. Вот сколько вам лет, мистер Готтфрид?

– Двадцать три.

– Всего двадцать три!

– А я уже чувствую себя стариком, – заметил Дэнни.

– Забавно, но я тоже чувствую себя стариком, и оттого-то, наверное, не пошел добровольцем на фронт. А вы что-то пишите? Я имею в виду, помимо репортажей для газеты. Быть может, вы захотите рассказать о войне?

– Ну, нет, – категорично ответил Дэнни. – О войне я писать не хочу. Не хочу возвращаться в прошлое. Лучше жить настоящим, оно ведь гораздо лучше. Разве что, нет легального алкоголя. Но эта проблема решаема.

– Как знаете, – ответил Перкинс и откинулся на спинку стула. – Но если передумаете, можете послать свои работы нам.

– Спасибо за предложение. Но вряд ли я передумаю.

***

Дэнни вернулся в свою квартиру, бережно держа свёрток газеты, будто тот был редкой фарфоровой вазой. Было раннее утро, мама должна была уже проснуться, а Дэнни ещё и не ложился спать. Всю ночь он просидел в офисе, ожидая, когда напечатают газеты. Один из первых экземпляров он как раз и принёс домой, чтобы оформить его в красивую раму и повесить на стену.

– О Боже, Дэнни, поздравляю! – вдруг раздался голос мамы. Она выпрыгнула из гостиной и накинулась на сына с объятиями. – Я уже прочитала статью. Первая страница! И фотография! Просто невероятно!

– Спасибо, мам, – промямлил Дэнни, пытаясь от неё отстраниться. Обниматься он не очень любил.

Луиза Готтфрид была француженкой. Много лет назад во время путешествия по Европе она познакомилась с немцем – Дирком Готтфридом, отцом Дэнни. Какое-то время они жили в Праге, потом в Париже, а потом, когда Дэнни исполнилось пять лет, переехали в Нью-Йорк, где Дирк неожиданно оставил семью. Погиб он или просто сбежал – никто не знал. Однажды он вышел из дома и не вернулся. Луиза искала его, горевала и не знала, как дальше быть. Наверное, единственным, что помогло ей не сломиться, была забота о Дэнни. Она посвятила ему свою жизнь и делала все, чтобы ему доставалось самое лучшее.

Иногда Луиза возила Дэнни к родственникам в Париж. Они пересекали Атлантику на больших пароходах, которые потрясали воображение Дэнни. Ему очень нравился океан, в детстве он даже хотел стать матросом, но когда в его жизни появились газеты, то детская мечта позабылась.

Дэнни был хорошо образован и знал три языка, на которых мог не только говорить, но и грамотно писать. Французский – от матери, английский – от страны, в которой он прожил большую часть своей жизни, а немецкий – от отца (этот язык Дэнни выучил сам, как бы в память о нем).

Отца Дэнни плохо помнил. Да и не только отца, а все своё детство в принципе. Виной тому было сотрясение, которое он получил, свалившись с велосипеда на одной из улиц Парижа. Мама всегда говорила, что Дэнни чем-то похож на отца. Иногда даже замечала, что он подозрительно на него похож. Смысл этой фразы Дэнни не понимал, но, разглядывая фотографии, сам замечал, что с пропавшим родителем у него много схожих черт. Прямоугольной формы лицо, светлые глаза и даже улыбка, – все это у них было одинаковое, словно мать-природа не стала заморачиваться и просто скопировала у одного и передала другому. А вот на маму Дэнни нисколько не походил. Разве что волосы у них были почти одинакового цвета, светлые, с рыжеватым оттенком, но и то различались структурой: у Дэнни волос был кудрявый и мягкий, а у Луизы прямой, как игла, и сухой.

– Что-то поздно ты сегодня, – заметила мама.

– Ждал газету в офисе. А потом зашёл в кафе, чтобы перекусить.

– Идем, я накормлю тебя завтраком, и ты расскажешь мне поподробнее о том, что произошло в этой гостинице.

– О, мне нужно много чего рассказать!

Дэнни любил рассказывать маме о своих приключениях на работе. Он рассказывал ей все за исключением видений. Вот и сейчас за завтраком он поведал ей о самоубийстве, которое оказалось убийством; о том, как он увидел преступника (здесь он воспользовался той же версией о его побеге через черный выход, которую изложил мистеру Хейлу) и о встрече с известным редактором Максвеллом Перкинсом.

– Он предложил мне написать о войне, – сообщил Дэнни. – Но я не хочу.

Маме это тоже не понравилось:

– И не нужно. Ты опять будешь переживать из-за этого. Прошлое было в прошлом, пусть там и остаётся.

– Да, думаю, ты права.

– Но ты мог бы написать о чем-нибудь другом, – заметила она. – Ты хорошо пишешь.

– У меня есть рассказы. Думал, отправить их в какой-нибудь журнал, но беда в том, что они все похожи на статьи из газеты.

– Отправь, – посоветовала мама. – От тебя ничего не убудет, если ты попробуешь это сделать. А может, даже прибудет, если журнал у тебя их захочет купить.

Дэнни задумался над этим советом и решил, что мама права. Вдруг эти рассказы, которые сейчас пылятся в ящике, смогут принести деньги? А вдруг они смогут помочь Дэнни прославиться? Быть может, эта встреча с Перкинсом была неспроста. Это наверняка был знак!

Дэнни проглотил завтрак и кинулся в свою комнату, решив перебрать бумаги из стола. Он даже забыл снять верхнюю одежду – так и ходил в ней по квартире. Нужно было найти несколько приличных рассказов, которые было бы не стыдно отправить Скрибнерам. Разглядев свои старые работы, Дэнни обнаружил, что они не так плохи, как он думал, и из них вполне получился бы даже сборник.

Окрылённый этой идеей, он стал собирать бумаги в стопку, но неожиданно его охватило странное чувство, будто из легких резко вышибло весь воздух.

Одно мгновение – и весь мир вокруг переменился, и Дэнни едва не угодил под колеса конного экипажа.

НЬЮ-ЙОРК, 1889 ГОД

– Осторожнее, сэр! Так можно и убиться! – прокричал кучер с высоты ко?зел и проехал мимо ошарашенного, ничего не понимающего Дэнни.

Дэнни только успел увидеть бледное от ужаса лицо дамы, которая сидела внутри кабины экипажа и, кажется, крестилась, и готов был перекреститься сам. Он стал вертеться по сторонам, пытаясь понять, как оказался посреди Пятой авеню, когда еще секунду назад был в своей комнате и перебирал рассказы.