Опасные соседи

В ресторанах и кафе уже появились первые вечерние посетители – пожилые пары или родители с маленькими детьми. Это более скупая публика, чем та, что заполнит улицы позже. Та, более поздняя, обычно бывает в состоянии подпития. Этот народ не стесняется подходить к особе в легкомысленной тюлевой юбке и топе на бретельках, с загорелыми мускулистыми руками, большой грудью, пирсингом в носу и цепочкой на лодыжке, с двумя красивыми, сонного вида детьми, сидящими на коврике для йоги позади нее в тени дерева. Рядом с ними, положив голову на лапы, лежит облезлый терьер породы джек-рассел. Эту публику не напрягают усталые малыши, которым давно пора спать. Они не задаются циничным вопросом о том, на что она потратит полученные деньги – на наркотики или алкоголь, и не служат ли дети и собака лишь для того, чтобы вызвать у окружающих жалость, и не побьет ли она их, когда они вернутся домой, если она не заработает достаточно денег. Она всякого наслушалась за эти годы. В чем ее только не обвиняли! Но теперь у нее очень толстая кожа.

Она достает из рюкзака шляпу. Раньше Марк называл ее «шляпой для денег». Теперь он называет ее «шляпой для попрошайничества». Он ненавидит эту шляпу.

Она кладет ее на землю перед собой, открывает футляр и вытаскивает скрипку. Затем оглядывается, проверяя, удобно ли устроились дети. У Марко есть книга для чтения. У Стеллы раскраска. Сын устало смотрит на нее.

– Мы долго здесь будем?

Ох уж эта подростковая нетерпеливость, а ведь ему еще нет и тринадцати. До его дня рождения еще много, много месяцев.

– Пока я не заработаю денег на неделю в «Голубом доме».

– И сколько это стоит?

– Пятнадцать евро за ночь.

– Не знаю, почему ты не попросила у моего отца больше денег. Он бы не обеднел, если бы дал тебе еще одну сотню. Без всяких проблем.

– Марко, ты знаешь почему. А теперь не мешай мне.

Марко фыркает себе под нос и поднимает брови. Затем опускает взгляд в книгу. Люси поднимает скрипку к подбородку, отводит правую ногу в сторону, закрывает глаза, делает глубокий вдох и начинает играть.

* * *

Сегодня хороший вечер. Вчерашний ливень принес прохладу. Сейчас не так жарко, как обычно, и люди более расслаблены. Сегодня вечером многие останавливаются поглазеть и послушать, как Люси играет на скрипке. Она исполняет каверы песен из репертуара групп Pogues и Dexys Midnight Runners. Во время исполнения одной только песни Come On Eileen, по ее прикидкам, ей в шляпу упало примерно пятнадцать евро. Люди танцуют и улыбаются. Одна пара лет за тридцать дает ей купюру в десять евро, потому что они только что обручились. Женщина средних лет дает ей пятерку, потому что ее отец играл на скрипке, и Люси своей игрой растрогала ее и напомнила о счастливом детстве.

К половине девятого Люси поиграла в трех местах и заработала почти семьдесят евро. Она собирает детей, собаку и сумки. У Стеллы уже слипаются глаза. Люси с грустью вспоминает те дни, когда можно было усадить Стеллу в коляску, отвезти домой, вынуть и сразу положить в кровать. Теперь же она должна разбудить ее, заставить идти, стараться не кричать на нее, когда она хнычет от того, что слишком устала.

От променада до «Голубого дома» десять минут ходьбы. Он стоит на полпути к холму, где раскинулся Замковый холм. Это длинное узкое здание, первоначально выкрашенное в небесно-голубой цвет, когда-то было элегантным особняком с видом на Средиземное море. Теперь же это облупившийся и серый, обветшавший от непогоды дом, со стеклами в трещинах, увитый цепляющимся за водосточные трубы плющом.

В 1960-х годах дом купил некто по имени Джузеппе. Он довел дом до ручки, после чего продал новому владельцу, который заселил его разного рода бродягами, по одной семье в одну комнату. Ванные комнаты были общими, в комнатах шныряли тараканы, удобств в доме не было, плата принималась только наличными. Новый хозяин разрешил Джузеппе остаться в однокомнатной квартире на первом этаже в обмен на небольшую арендную плату и помощь в присмотре за домом и поддержании в нем порядка.

Джузеппе любит Люси.

– Будь у меня дочь, – всегда говорит он, – она была бы такой, как ты. Я клянусь.

В течение нескольких недель после того, как ее скрипку разбили, Люси не платила за жилье и ждала, когда хозяин дома ее выгонит. Но один из жильцов сказал ей, что Джузеппе платит за нее. Она в тот же вечер собрала вещи и ушла, не попрощавшись.

Они доходят до поворота к «Голубому дому». Люси нервничает, а затем и вовсе впадает в панику. Что, если у Джузеппе нет для нее комнаты? Что, если он зол на нее за то, что она ушла, не попрощавшись, и захлопнет у нее перед носом дверь? Или вдруг он куда-то уехал? Или умер? Или дом сгорел?

Но нет, он подходит к двери, приоткрывает ее, не снимая цепочки, смотрит в щель и улыбается сквозь седоватые заросли бороды и усов, демонстрируя ряд коричневых зубов. Заметив ее скрипку, он улыбается еще шире.

– Моя девочка, – говорит он, снимая цепочку и открывая дверь. – Мои дети. Моя собака! Входите!

Пес сходит с ума от радости: прыгает в объятия Джузеппе и едва не сбивает его с ног. Стелла обнимает его за ноги, Марко прижимается к Джузеппе и позволяет ему поцеловать себя в макушку.

– У меня есть семьдесят евро, – говорит Люси. – Этого хватит на несколько ночей.

– У тебя есть скрипка. Можешь оставаться здесь, сколько захочешь. Смотрю, ты похудела за это время. Вы все худые, кожа да кости. У меня есть только хлеб. И немного ветчины. Правда, ветчина не очень хорошая, зато у меня есть неплохое масло…

Они идут за ним в его квартирку на первом этаже. Пес тут же прыгает на диван, сворачивается клубком и смотрит на Люси, словно говоря: «Ну наконец-то». Джузеппе идет в свою крошечную кухню и возвращается с хлебом, ветчиной и тремя крошечными стеклянными бутылочками «Оранжины». Люси садится рядом с псом на диван, гладит его и вздыхает, чувствуя, как внутреннее напряжения постепенно оставляет ее. Затем сует руку в рюкзак и нащупывает телефон.

За ночь аккумулятор полностью разрядился. Она достает зарядное устройство.

– Можно я заряжу телефон? – спрашивает она у Джузеппе:

– Конечно, любовь моя. Здесь есть свободная розетка.

Она подключает телефон и удерживает кнопку включения, ожидая, когда он оживет.

Уведомление все еще там.

Малышке 25 лет.

Она сидит за кофейным столиком и смотрит, как дети уплетают хлеб с ветчиной. Унижения прошлой недели начинают отпускать ее и постепенно исчезают, как волны смывают следы на песке. У ее детей есть крыша над головой. У нее есть еда. У нее есть скрипка. У нее есть кровать, чтобы спать. У нее есть деньги в кошельке.

Джузеппе наблюдает за тем, как едят дети. Затем переводит взгляд на Люси и улыбается.

– Я так волновался за вас всех. Где вы были?

– О, – беззаботно отвечает она, – жили у знакомых.

– Но… – начинает Марко.

Она толкает его локтем в бок и поворачивается к Джузеппе.

– Маленькая птичка начирикала мне на ушко, что ты делал, старый греховодник. И я не могла этого вынести. Просто не могла. И я знала: скажи я тебе, что я ухожу, ты бы убедил меня остаться. Поэтому мне пришлось улизнуть, и, если честно, у нас все было хорошо. В полном порядке. Ты только посмотри на нас! У нас все хорошо.

Она кладет Фитца на колени и прижимает его к себе.

– А у тебя снова есть скрипка?

– Да, я вернула свою скрипку. Так скажи… у тебя есть свободная комната? Не обязательно наша обычная. Любая. Нас устроит любая.

– Комната есть. Правда, в задней части дома и без красивого вида из окон. И слегка темноватая. И еще душ сломан, есть один только кран. Если ты согласна, я уступлю ее тебе ее за двенадцать евро за ночь.

– Да, – говорит Люси, – я согласна! – Она опускает собаку, поднимается на ноги и обнимает Джузеппе. Он пахнет старостью и пылью, немного грязью и потом, но ей все равно. – Спасибо, – говорит она, – большое спасибо.

* * *

Этой ночью они спят на крошечной двуспальной кровати в темной комнате в задней части дома. Шуршание автомобильных шин по нагретому асфальту соперничает со скрипом дрянного пластикового вентилятора, гоняющего по комнате духоту, орущим в соседней комнате телевизором и жужжащей мухой, застрявшей между занавесками и окном. Спящая Стелла ткнула кулачком в лицо Люси, Марко тихонько стонет во сне, а собака храпит. Но Люси мгновенно проваливается в сон и впервые за целую неделю спит крепко, глубоко и долго.

14

Этот день, 8 сентября 1988 года, должен был стать моим вторым днем учебы в большой школе, но как вы, наверное, уже догадались, в этом году я так и не пошел в свою долгожданную большую школу, в школу, где я бы встретил родственные души, друзей и товарищей на всю жизнь. В то лето я все время спрашивал маму:

– Когда мы пойдем в «Хэрродс» и купим мне форму?

И она отвечала: