Долгая беседа подходит к концу, или Новая Шахерезада

Любовь твоя…

Поняв, что она устоит, пока будет знать о верности и любви к ней супруга, пытались скомпрометировать его любыми способами. Подсылали молодых полуобнаженных гейш, которые бессовестно льнули к нему, желая совратить, но он тоже давал суровый отпор всем натискам врагов и думал только о своей ненаглядной, выгоняя наглых посетительниц. Их жизнь продолжалась, и не утратила смысл только благодаря стойкости, верности, любви и надежде. Что им страдания, ему – тоска, слёзы по супруге, а ей – чёрная изнурительная работа, побои? Когда она любила и была любимой навечно, навсегда!

– Спасибо, Татьяна, за восхитительную историю. Я тоже вспомнил свою бывшую супругу. Хоть и расстались мы с ней пятнадцать лет назад, но я до сих пор её люблю. Да, жизни у всех складываются по-разному. Когда-то она была удивительно красива, похожа на актрису Фатееву, а теперь кожа и кости, смотреть не на что. Страшна, как первородный грех. Что делает жизнь с человеком!? Ну да всё б ничего, тревожит просьбами молиться о её втором супруге. Он сотворит что-то непутёвое, а я – молись.

– Вы плачете?

– Да нет, просто вспомнил прошлое, грустно стало. Простите, Татьяна, мне завтра рано вставать. Спокойной ночи.

Писательница положила телефонную трубку, задумалась. Жизнь у неё тоже была непростой. Сколько пришлось пережить! Первого мужа, старше её на семнадцать лет, она не любила. Почти ежедневные ссоры, его унижения, измены. Жизнь становилась невыносимой.

– Психопаточка, опять орёшь?

– Старичок, надоела твоя жадность, копейки, что несёшь в наш дом. Помогаешь дочери, помимо элементов, матери, племяннице. Всем, кроме твоей второй семьи, а ведь у нас общий ребёнок и скоро будет второй. Но что он видит, рваную одежду, плохую еду? Разве так можно жить? Всё рыщешь по городу в поисках дешёвой гнили. Мне рубля в руки не даёшь, боишься, что-то зажулю?

– Получай! – удар по виску над горящей газовой горелкой. Еле успела вовремя закрыть руками лицо, чтоб не опалило. А маленький ребёнок надрывался в крике. Иногда он сквернословил, и тогда Татьяна увещевала:

– Ты – главный инженер, забудешься и на подчинённых начнёшь кричать, прекращай!

Наверное, судьбу эту она взяла по наследству от своей матери Антонины. Та в молодости была необыкновенно хороша. В школе, в десятом классе, её полюбил красивый мальчик и она его. Но по происхождению они были не равны. Антонина – из бедной, простой рабочей семьи, жившей в подвале. А Георгий из обеспеченной дворянской семьи, имевший свой дом. Он похищал, потихоньку от своей матери, семейные украшения и дарил ей. Однажды продал гитару, она захотела пирожных, и накупил их ей на все деньги, штук пятьдесят.

После окончания школы Антонина поехала поступать в московский ВУЗ, он провожал её, да и уехал вместе с ней. Там похолодало и они, раздетые, бегали в туалеты греться. И оба вместе вернулись. Они стали близки. Но его матушка вынесла свой приговор:

– Сын польской дворянки и дочь простого сапожника? Никогда! – Она даже решила уехать вместе с сыном подальше от соблазнительницы Антонины. Заставила Георгия поступать в лётное училище, чтоб шёл после его окончания на вторую мировую войну, лишь бы забыл её. Но он не забыл. И когда узнал – Антонина вышла замуж за другого мужчину, а он был на тот момент в небе, на учебе, то упал с самолётом на землю. Покалечился, но это спасло его от призыва в армию и на войну.

Только спустя двадцать три года Татьяна узнала о том, кто её родной отец. Отчим умер, и Георгий приехал к ним в гости, всё рассказав ей. Она кинулась ему на шею с плачем, вопрошая:

– Зачем ты оставил меня с ними? Я очень страдала! Знал бы ты, как отчим мучил меня!

У Георгия жизнь сложилась трагически. Женился на девушке блокаднице-Ленинградке, а она после родов сошла с ума и почти не покидала психбольницу. Антонина тоже не была счастлива. Супруг, маленький, страшненький, ревновал и изменял. Может, из-за не сложившейся жизни она стала жестокий по отношению к старшей дочери – Татьяне?

Да, видимо, писательница повторила судьбу своей матери. Но и у неё была одна отдушина. Устав от сложных отношений с супругом, поехала к матери на юг, и случайно встретилась с ним – Геннадием. Счастью не было предела. Они уезжали к морю, ловили рыбу, загорали. Одни, далеко от дома, в палатке, костёр, тишина, безбрежность. Ей хотелось летать. Она всегда любила ночь. Ловила её шорохи, выпивала тишину, верила её обещаниям. Ночью она становилась другой. Оживала, всё казалось таинственным, родным и близким, будто настоящая жизнь Татьяны была ночью, а днём – лишь слабая её тень. Чувства становились острыми, ясными, живыми. Ночь баюкала, успокаивала, ласкала. Казалось, только она и была её настоящей матерью. Ах, если б навеки так было! Но, к сожалению, всему приходит конец. Кончилось и это. А потом продолжалась невыносимая семейная жизнь. Супруг уже открыто предавал, не любил. Они расстались. Все это очень нелегко вспоминать. «Как мы чудим в этой жизни, гневим Бога своим легкомыслием и глупостью, ничего для Него, всё для себя! А-я-яй! В итоге плачем – не так всё сложилось. А как должно было сложиться, если Всевышнему с нами в наших жизнях места не находилось? Я ведь тоже далеко не сахарная, сколько мерзости внутри!».

Глава вторая

Повествование о греческой гетере, ставшей христианкой и всем сердцем возлюбившей Бога.

– Добрый вечер, Татьяна. Как самочувствие, настроение?

– Спасибо, всё нормально.

– Так куда мы двинемся сегодня с Вами?

– В древний Рим. Вы видели когда-нибудь картину Карла Брюллова – «Последний день Помпеи» в Третьяковской галерее? Нет? Ну, так слушайте. Семнадцатилетний Анатолий Демидов, сын посла во Флоренции, прогуливался в окрестностях Неаполя с великим русским художником Карлом Брюлловым (1799—1852г.г.). Тому в то время было двадцать восемь лет. Они только что посетили развалины древней Помпеи и находились под сильным впечатлением: улицы, дома, утварь, сохранявшиеся семнадцать веков, отпечатки тел, людей, застигнутых смертью. Всё повлияло на художника, и он поделился своим замыслом о будущей картине, которую хотел бы нарисовать. Демидов, младший в знаменитом роду уральских заводчиков, тоже обладал богатым воображением, но и деньгами. Он сразу предложил Брюллову заказ на будущую картину. Этот человек был яркой личностью. Женился на племяннице Наполеона, принцессе Матильде, купил маленькое княжество Сан-Донато недалеко от Флоренции, титуловался князем. Занимался благотворительностью. А ведь род его вёл начало от тульского голоштанного оружейника времён Петра первого.

Карл Брюллов, изящный белокурый, немного глуховатый от полученной в детстве отцовской пощёчины, рисовал с такой легкостью, как обычные люди дышат. Начал в детстве учить рисованию его отец. В десять лет он поступил в Академию художеств. Все восхищались великолепной кистью Карлуши, он рисовал только красивых, молодых, и ни за какие деньги – уродливых, старых. Но вернёмся к его картине «Последний день Помпеи». Он написал её за год. Однако, подготовительные работы осуществлялись в течение пяти лет. Разбуженный Везувий выбрасывает из кратера раскалённую лаву, и она заливает весь город. Бегут перепуганные люди. Давят друг друга, а за ними смерть. В итоге, почти никто не спасается. А много лет спустя археологи стали раскапывать город Помпеи, пострадавший от извержения вулкана: дворцы патрициев, жилища бедных людей, общественные здания. В одном из палаццо нашли настенные фрески. По рассказам очевидцев, они недолго сохранялись. А ранее на них было следующее. Девушка в ожидании возлюбленного. Она находится в широком золотом круге, украшенном по краям соцветиями роз. В центре бьёт фонтан. На ней полупрозрачная короткая туника, вдалеке видны арфистки. Дева – вся порыв, вдохновение – самозабвенно танцует. Приходит ожидаемый гость. Она выходит из круга, зажигает факелы и садится за маленький столик со своим другом. Рядом с изображениями начертаны стихи:

Я любила, под звук кифар и танцы прекрасных танцовщиц,

Любить тебя, Гладиатор.

Я любила, когда вино бушевало в бокале,

И не кончалась его пена в нём.

Ты, богатый Гладиатор, сегодня жив,

А завтра – нет, подливал мне вино в бокал,

А я пила, и плясала вместе с прекрасными танцовщицами.

А когда уставала, тушила факелы,

И под звуки кифары начинала петь тебе,

О. доблестный! И скольким я пела?

Я была дорогой женщиной.

Ножкой, затянутой в атлас,

Попирала я ваши деньги, которые кучами складывали вы

У моего изножия.

Но ты, смелый и молодой Гладиатор,

Ты не принёс мне ничего, кроме своих восхищения

И страсти, и я была твоей до утра, словно девственница.

Всё было для тебя:

И аромат алоэ, и лаванды,

И звон бубенцов на руках рабынь,

И мои песни, и стихи, что сочиняла я, играя на кифаре.

А потом – нежность и ласки

Юного и прекрасного полубога.

А наутро – смерть, мой милый Гладиатор.

С тех пор я попираю своей туфелькой,

Затянутой в атлас, веселье и танцы.