Неслучайная встреча (сборник)

Она отсоединилась прежде, чем Вадим успел выразить хоть какую-то реакцию и попытался выяснить детальное значение этого «потом». Телефон тут же ожил снова, но Марго не глядя швырнула его в сумочку: она работает, что же тут непонятного? Через полчаса выглянула в коридор и окликнула сидящую на посту медсестру:

– Катюша, попросите девочек, кто более или менее свободен, заглянуть ко мне.

Еще через пять минут, отдав двум сестрам кипу историй и перепоручив им поход к главврачу, Маргарита направилась в реанимацию.

Девушка с вырезанной маткой уже пришла в себя и с удовольствием слушала, как Карина рапортует ей о ходе последующего, безусловно, успешного лечения. О состоянии этой пациентки можно было не волноваться, и заведующая со спокойной душой спустилась обратно в отделение. На пороге ее уже ждала Катюша с телефонной трубкой в руках. Девушка сочувственно закатила глаза, и у Маргариты не осталось ни малейших сомнений в том, кому она так срочно потребовалась. Хотя этого следовало ожидать. Ее вызывали на ковер, а она посмела прислать вместо себя двух медсестер.

– Да, Петр Николаевич? – участливо обратилась хирург к главврачу больницы, который наверняка уже заставил-таки взорваться телефон в ее кабинете, а сумочку – разлететься на куски от настойчивых, но безрезультатных вибраций.

– Маргарита Владимировна, – трубка говорила по-прежнему вкрадчиво, но отчетливо слышались раздраженные нотки, – я же просил вас прийти.

– Вы просили принести истории. Извините, если я вас неправильно поняла. Что-то не так заполнено?

– Заполнено, я надеюсь, все, как всегда, согласно требованиям. – Он натужно замолчал, и Маргарита позволила себе поторопить его – ей предоставили шанс провести неприятный разговор по телефону, и она не преминула им воспользоваться.

– Но? – выжидающе спросила женщина, и трубка тут же оживилась.

– Но пациенты, я думаю, вы со мной согласитесь, это не только карточки с диагнозами.

«Это еще и их не всегда приятные родственники», – подумала Маргарита, а вслух сказала:

– Это, в первую очередь, люди, Петр Николаевич. Кстати, так же, как и врачи.

– На что вы намекаете?

– Только на то, что в любой конфликтной ситуации следует учитывать человеческий фактор. Мы с вами отлично знаем, что я не нарушала никаких инструкций и имела право предоставить шанс начинающему врачу провести операцию, контролируя каждый ее шаг. Я прекрасно понимаю, что и вы, как главный врач и всеми уважаемый человек, не можете упускать из виду человеческий фактор: мать пациентки в данный момент способна внимать исключительно собственным чувствам, а не здравому смыслу. Кроме того, я предполагаю, что, будучи чрезвычайно занятым человеком, вы не можете позволить себе разбираться полдня с ее жалобами и требованиями. Именно поэтому вы идете по пути наименьшего сопротивления: делаете вид у нее на глазах, будто выражаете недовольство и грозите мне пальчиком. Считайте, что я приняла предложенные правила игры и повинилась. А женщине, пожалуйста, передайте, что ее дочь проснулась, и если она очень хочет, я попрошу Карину Вагизовну оказать любезность и в качестве исключения похлопотать о ее допуске в реанимацию. – Мгновение она переводила дух, потом спросила со свойственной главврачу вкрадчивостью: – Так мы договорились?

Несколько секунд трубка напыщенно молчала, потом поинтересовалась:

– А что, эта твоя Карина действительно так хороша? – И тон, и характер вопроса однозначно говорили о том, что молнии посверкали, но гроза прошла стороной.

– Более чем, – все еще сдержанно ответила Маргарита, потом смягчилась и добавила: – Больнице просто повезет, если она останется.

– Ну, давай, давай, старайся. Делай все необходимое для сохранения кадров.

«А чем же, интересно, я занимаюсь? Именно за это вы пять минут назад и хотели спустить на меня собак, милейший Петр Николаевич».

– Я буду стараться, – ответила женщина не без сарказма, а главврач неожиданно расхохотался.

– Ох, Маргаритка, Маргаритка, чутье у тебя на хороших хирургов, право слово. Если еще научишься из них таких же, как ты, дипломатов стряпать, цены тебе не будет.

– Я попробую. – От сарказма не осталось и следа.

– Ну, бывай.

«Спасибо» женщина говорила уже коротким гудкам в телефоне. Она отнесла трубку на пост и ответила на вопросительный взгляд Катюши ничего не значащим пожатием плеч. Маргарита не считала нужным вводить медперсонал в детали своего общения с начальством. Не уволили – и прекрасно, а остальное неважно. Новый короткий взгляд на часы – полчетвертого: уже ни поесть, ни кофе выпить, через сорок минут новая схватка с Трофимычем, а еще нужно зайти посмотреть, кого там перевезли вместо Ляли, заглянуть в историю, чтобы быть в курсе. А потом уже шахматы.

Играть Маргарите не особо хотелось, но она уже кормила старика завтраками без малого четыре дня. В понедельник было три операции подряд, и хирург вышла из операционной только в пятом часу вечера с единственной мыслью: душ и кровать. Во вторник (один из немногих дней, когда удалось пообедать) как раз полчетвертого Зойке – предводительнице первого королевства – вздумалось устроить очередной скандал из-за случайно незакрытого окна, и Маргарите понадобилось целых полчаса, чтобы сначала утихомирить необузданный гнев, а потом провести Зойке разные технические манипуляции (измерить температуру и давление, вколоть витамины и положить на голову, которая разболелась от ее же собственного крика, холодное полотенце), и все это для того, чтобы оставить ее, а вместе с ней и всю палату в снова воспрянувшем состоянии духа.

Конечно, Маргарита не обязана этим заниматься. С ее стороны было бы достаточным проявлением внимания просто попросить медсестер сделать все необходимое для восстановления мира. Но тогда этого восстановления пришлось бы ждать еще очень долго: одна сестра в операционной, другая в перевязочной, третья сортировала лекарства, четвертая дежурила на посту, а пятая смотрела на Маргариту так испуганно, будто надо подойти не к женщине, а к разбушевавшейся корове. В общем, к тому времени, как кто-нибудь из медперсонала добрался бы до Зойки, ее вопли поставили бы на уши все отделение, а спокойствие пациентов Маргарита Королева ценила гораздо выше своего времени, так что партией в шахматы пожертвовала легко, пообещав Трофимычу, что «уж завтра непременно».

В среду доктора вызвали на консилиум по сложному случаю, а когда она вернулась, то в отделении обнаружилось сразу столько неотложных дел, что о шахматах не возникло и мысли. Мысль, правда, пришла с опозданием, и пришлось возвращаться от больничных ворот и извиняться перед стариком, пряча глаза. А вчера был этот пресловутый банкет, и сегодня Маргарита просто обязана сыграть партию, невзирая на свое желание (точнее, его отсутствие).

Заведующая заглянула в палату, которую по привычке мысленно называла Лялечкиной. Две старые пациентки сидели на кровати и увлеченно разбирали какие-то яркие нитки. Одна из них, увидев в дверях врача, тут же вскинула руки с мотком оранжевой шерсти и спросила:

– Как вы думаете, Маргарита Владимировна, какие два других цвета подойдут к этому?

– Я предлагаю красный и желтый, – тут же поддержала разговор вторая девушка.

– А мне кажется, клоунский вид получится, – откликнулась первая.

– А что собираетесь из этого делать? – поинтересовалась Маргарита, разглядывая ворох спутанной на кровати шерстяной феерии практически с благоговением. Люди, умеющие что-то делать своими руками, искренне ее восхищали. И хотя она часто слышала в свой адрес избитые слова о золотых руках, прекрасно понимала, что эти руки научены резать, шить и латать исключительно человеческие тела, а все то же самое с тряпочками, лоскутками и тесемочками выходит за рамки их компетенции. Когда-то в юности Маргарита пробовала рукодельничать, но шерсть упрямо спрыгивала со спиц, и связанный с грехом пополам тоненький шарфик зиял странными дырами в нескольких местах. Скроенное платьице смотрелось кривеньким, а сделанная из тряпочек кукла была похожа на жертву каких-то страшных природных катаклизмов, а не на симпатичную детскую игрушку. В общем, иголок, ниток и спиц Маргарита вне операционной не держала в руках уже лет двадцать и ничуть об этом не жалела. Как говорится, кесарю кесарево, и незачем сокрушаться о том, что природа наделила тебя теми, а не иными талантами.

При всей своей нелюбви к шитью и вязанию, пожаловаться на отсутствие вкуса хирург не могла. Красивую одежду она любила, за модой следила и старалась по мере сил и финансовых возможностей одеваться стильно. Так, правда, было не всегда. Года через два после развода накатила на Маргариту безудержная тоска, свойственная большинству женщин в подобный жизненный период. Правда, самые болезненные переживания бывают обычно в самое первое время. Маргарита же опомнилась только на втором году. Сначала оказалось не до истерик: и душа, и голова были заняты написанием кандидатской диссертации, и чтобы ускорить процесс, приходилось оперировать не только людей, но и несчастных мышек и лягушек, служащих во благо науки. Когда муж собирал вещи, у Маргариты рожала мышь, и последний процесс заботил ее гораздо больше. После блестящей защиты коллеги заговорили о том, что она как никто другой заслуживает повышения, а сама врач предпочитала не витать в облаках, а много работать, дабы на деле демонстрировать способности.

Способности незамеченными не остались. Уже через несколько месяцев Маргарита получила должность заведующей отделением, но вместо радости неожиданно ощутила ту самую тоску, уже казавшуюся нелогичной и несвоевременной. Казалось бы, горевать не о чем. Коллеги радовались хором, пациенты выражали удовольствие от общения с новой начальницей, даже бывший муж не преминул поздравить и объявить, что он всегда верил в ее упорство и умение добиваться своих целей.

А Маргарите от его слов отчего-то стало тошно. Он был во всем прав – она добилась, чего хотела, и могла теперь почивать на лаврах, но женщина вместо этого чувствовала пустоту и растерянность. Она словно потеряла ориентиры и не видела света на дальнейшем пути. Даже замечала в себе признаки некоторой зависти к бывшему мужу: он пока только начинал свой путь в далекой Москве, и перед ним могло открыться еще множество дверей профессионального роста.

У Маргариты же таких возможностей не имелось. Единственное, к чему логично стремиться, – место главного врача, но этот путь энтузиазма не вызывал. Хотелось оперировать и спасать, а не тратить время на бумажные отчеты. К сожалению, вместе с ростом полномочий повышалась и ответственность, которая выражалась отчего-то не только в чувстве долга, но и в рассылаемых по разным инстанциям нужных и ненужных писульках. Подобной писанины было предостаточно и в кресле заведующей отделением, а уж сколько сваливается на плечи главного врача, она даже и представлять не хотела. Вот и показалось Маргарите, что в своем еще достаточно молодом возрасте добралась она до завершения профессионального пути. О продвижении по службе не мечтала, переезжать и работать в более крутых центрах не хотела, продолжать оперировать мышек и корпеть над выдающейся докторской тоже желания не испытывала. Впереди маячила одна лишь рутина, и тоска с каждым днем все сильнее сжимала свои тиски.

И решила Маргарита, что, потерпев фиаско в карьере (это будучи заведующей хирургией в онкологической больнице!), просто обязана восстановить успешность в личной жизни. Женщиной она была интересной: высокая, стройная с копной медовых волос, стянутых на работе в тугой узел, а дома превращающихся в густые длинные локоны. Она умела, когда хотела, кокетничать, флиртовать и выглядеть привлекательной. Но, обладая всеми этими достоинствами, сочла их почему-то недостаточными для достижения новой цели. Резон, впрочем, в ее логике был: стройность, кокетство и локоны не удержали мужа, широкая улыбка не выстраивала в нервном ожидании ряды поклонников, а жизнь с каждым днем становилась только скучней.

Поэтому Маргарита посчитала разумным для ловли женихов использовать методы, которые раньше считала смешными и даже вульгарными. Начала крутить замысловатые прически (и не в вечернее время, и не для выхода в свет, а с утра и на работу). Прически под хирургической шапочкой приминались и сбивались, смотрелись скособоченными и неуклюжими, и после рабочего дня Маргарита напоминала скорее увядшую розу, а не свежий бутон. Конечно, в таком виде рассчитывать на приглашение в театр или хотя бы на комплимент было просто глупо. Изменила врач не только прическу: макияж вместо мягкого, пастельного и женственного стал ярким и агрессивным. И если бы не маска, обычно закрывающая пол-лица хирурга, многие пациенты, скорее всего, ходатайствовали бы о замене лечащего врача. Одеваться женщина тоже стала вызывающе: короткие юбки, глубокие декольте, транспарентные ткани.

При этом Маргарита, не задумываясь, какое впечатление производит на окружающих, требований к мужчинам не изменила. Избранник обязательно должен быть умен, обходителен, начитан, внимателен, образован и по-доброму остроумен. Никакого дурацкого сленга, скабрезных шуток и сальных взглядов. Надо ли говорить о том, что ее внешний вид вызывал интерес как раз у вторых, а первые лишь перешептывались и пожимали в недоумении плечами, только гадая, какими такими причинами вызваны странные изменения во внешности прежде интересной и даже обворожительной женщины.

Маргарита получала приглашения на свидания, но отклоняла одно за другим. Первый обожатель был глуповат, второй откровенно рассуждал о свободных нравах, которыми они оба отличаются (и с чего это ему такое в голову пришло!), третий постоянно рассказывал пошлые анекдоты и сам же над ними ржал (назвать эти лошадиные звуки смехом Маргарита не могла даже мысленно). В общем, как она ни старалась, привлечь достойных кавалеров не получалось.

Но у всякого правила есть исключения. Не будь на свете мужчин, способных за внешней оболочкой разглядеть внутреннюю, мало было бы счастливых браков и любовных историй с хорошим концом. Встретился такой и Маргарите. И вовсе не на работе, а в троллейбусе. На свидание тогда согласилась она из духа противоречия всем коллегам мужского пола, не проявляющим к ней интереса. Кроме того, даже недолгая беседа в общественном транспорте, хоть и не могла прояснить все достоинства и недостатки поклонника и помочь сделать определенные выводы о его характере, поспособствовала уверенности в том, что новый знакомый – человек думающий, спокойный и не злой. У Маргариты не было причин его опасаться, больше того – она почему-то уверилась в том, что предстоящий вечер станет совершенно необычным. Таким он и стал, и вот почему.

К особенным вечерам и готовиться надо по-особому. Поэтому высокая прическа Маргариты смотрелась не просто замысловато, а вычурно, макияж был не только смелым, но и кричащим, а в одежде, выбранной очень тщательно, она, как оказалось, выглядела смешно. Маргарита надела красный кружевной топ. Его тонкие бретельки выгодно подчеркивали круглые, покатые, но отнюдь не полные плечи, а сквозь недостаточно длинную и плотную бахрому на талии угадывался плоский живот. Юбка, с точки зрения женщины, была даже строгой. Никаких завлекающих оборок и рюшей, никакой полоски, клетки или цветочка. Довольно консервативная длина – до середины бедра. Конечно, для работы – кричаще, а для свидания вполне подходит. Даже самая привередливая бабушка не смогла бы назвать эту юбку тряпочкой и сказать, что она едва прикрывает мягкое место. Все скрыто более чем прилично. Строгий силуэт на стройных бедрах: что может быть аккуратнее и лаконичнее. Возможно, кого-то остановил бы цвет: яркий, огненно-рыжий, приковывающий взгляды и заставляющий оборачиваться. Кого-то, возможно, но только не Маргариту. Она рассудила так: если к этой юбке надеть туфли такого же цвета, это будет перебор, но она соблюдет меру. Лаковые босоножки с тонкими ремешками, с высокой шпилькой и шнурками вокруг щиколотки были цвета спелого лимона. С ними гармонировал небрежно замотанный на шее шифоновый шарф, призванный скорее не скрыть зону декольте, а обратить на нее повышенное внимание. К юбке же подобрала Маргарита заколки. В ее медовых волосах, выложенных, как ей казалось, кокетливыми, а на самом деле какими-то колхозными буклями, сидели яркие, маленькие оранжевые бабочки, и было этих бабочек-заколок так много, что прическа, напоминавшая джунгли Латинской Америки, просто пугала, а не завораживала.

В таком умопомрачительном виде женщина и предстала перед обалдевшим кавалером. Он, впрочем, быстро взял себя в руки, весь вечер держался достойно: вел интеллектуальные разговоры и, казалось, был несказанно удивлен способности своей спутницы их поддерживать. Провожая Маргариту домой, он не делал попыток приобнять ее за талию или каким-то иным образом сблизиться, а у двери подъезда не поинтересовался, может ли подняться на чашечку кофе. Маргарита готова была праздновать победу: свидание удалось, и за ним обязательно последует и второе, и третье, а там, кто знает, может, и до свадьбы дойдет.

Не дошло, однако, не только до свадьбы, но даже до второй встречи. Две недели Маргарита кидала раздраженные взгляды на молчащий телефон, но это не помогало – кавалер не подавал признаков жизни. На исходе третьей недели, когда даже такой крепкой в эмоциональном плане женщине, как она, в голову начали закрадываться мысли о его жуткой болезни или (о ужас!) внезапной кончине (разве могла она подумать, что ее просто не хотят больше видеть?), Маргарита встретила в троллейбусе мужчину, в компании которого ехал ее знакомый, когда приглашал ее на свидание. Храбрости хирургу (да еще в ситуации, когда речь шла о жизни и смерти) было не занимать. Она подошла и поинтересовалась самочувствием и местонахождением его друга. Ответ получила более чем красноречивый. Мужчина этот, в отличие от своего приятеля, не страдал ни тактичностью, ни обходительностью. Поэтому, насмешливо оглядев Маргариту, одетую в ярко-зеленый комбинезон, штанины которого заканчивались далеко над коленкой, заявил без обиняков:

– Он не перезвонил вам, потому что не встречается с клоунами.

От неожиданности и смятения врач переспросила:

– С клоунами?

– Красный, желтый, оранжевый, бабочки какие-то – цирк, да и только. – Мужчина в очередной раз ухмыльнулся и покачал головой, а Маргарите показалось, что только жалость остановила его от того, чтобы покрутить пальцем у виска.

Этот обидный, даже отвратительный разговор, который следовало забыть, перевернул сознание Маргариты. Она поняла, что ее сногсшибательный вид не вызывает интереса у достойных мужчин и, как ни странно, вернувшись к привычному обличью, сама вдруг потеряла к ним интерес. Ее унизили и не оценили, ею пренебрегли, а значит, цель существования выбрана недостойная и ненадежная. Цель надо было изменить, и Маргарита вновь оказалась в тупике. Это чуть позже оценила она прелесть своего предназначения, слыша теплые слова и встречаясь с благодарными взглядами пациентов. Хирург поняла, что цель ее жизни – в здоровье и счастье людей, но тогда, стоя в троллейбусе и переживая обиду, она еще не могла нащупать то, чего на самом деле желала от судьбы. В одном только была уверена: клоуном быть не хочет.

И сейчас, слушая спор двух пациенток, и поняв, что из этой шерсти будет связан костюм, Маргарита живо представила свое дивное желто-красно-оранжевое одеяние и от души посоветовала: