Любовь есть. Ясно?

– Да уж! – еле выдавил я, потому что в глазах у меня потемнело, я готов был задушить Светку, как Дездемону, но с трудом натянул улыбочку: – И как? Понравилось?

– Я не могу этого объяснить, но… но, наверное – да…

– И кто же этот ухарь на сивой кляче?

– Вовка Банан из нашей школы.

– А почему «Банан»?

– Фамилия у него такая, Ананьев. Он учился на класс старше, теперь в институт поступил. Мы с ним в прошлом году немножко гуляли, в кино сходили, а потом я уехала. Он написал мне письмо. Я пока думала – думала, что ему ответить, потом поздно стало, неудобно.

– И долго вы с ним целовались? – допытываюсь я.

– Нет. Ну, стрёмно как-то, у меня аж голова закружилась. Да ещё в подъезде. Я убежала домой, мы у маминой подруги гостили. А на следующий день мы с мамой уезжали.

– Он провожал, конечно, с цветами, хлопушками и фейерверком! – Кажется, я разозлился, и меня понесло!

– Да ну тебя! Он вообще не провожал. Я не разрешила. Мама, тётя, подружки!.. И он, да?

И тут, сам не знаю, что на меня нашло. Я накинулся на Светку с горячим намерением поцеловать её! Она, как ошпаренная, отскочила от меня, я догнал, схватил её за руку, она вооружилась большой теннисной ракеткой и стала махать ею передо мной.

– Фомин, ты что! Белены объелся? – крикнула она.

– А что? Другим можно, а мне нельзя? – процедил я, отпустил её руку и удалился, хлопнув дверью.

Она даже не вышла меня проводить.

Перед первым в новом полугодии учебным днём я почти не спал. Воображал себя то мачо, то суперменом, а то и вовсе – чмом или хиляком. Я жаждал мести. Это непременно!

Светку перед занятиями я не ждал. В школе подошёл к Ирине Цапиной:

– Скажи Беловой, чтобы слиняла куда-нибудь. Я с тобой сяду.

Ковалёва оказалась в одиночестве за нашей партой. Нас она могла видеть сбоку, краем глаза. Заметив такой расклад, добрые ребятишки стали подначивать:

«Возвращение блудного друга?» «Совет вам да любовь!» «Старый друг лучше новых двух! Правда, Фомин?»

Кажется, я Светке отомстил. Она наверняка сидела «не в своей тарелке». Я торжествовал! Весь урок мы с Цапиной перешёптывались, пересмеивались и получали замечания от математички, которая призывала нас вести себя прилично.

Прозвенел звонок на перемену.

Светка проходит мимо меня, бросает на парту скомканный тетрадный лист и, не останавливаясь, говорит:

– Тебе. Прочитай.

Такой злой я её видел всего пару раз – когда она становится холодной, надменной, говорит очень тихо и презрительно.

С удивлением и скрытой радостью разворачиваю, разглаживаю изрядно помятый листок, читаю:

– Сижу над игреками, иксами,
А в голове – стихи.
Вроде бы выпрыгнули мы сами
Из недр математики.
Как Пифагоровы дети,
Мы в треугольниках этих.
Унылые катеты —
Ирка и ты,
Гипотенузы веточка —
Я, Светочка!
С ней у вас угол прямой,
Тупее, чем острый мой.
Заметь, к тебе я ближе.
Вместе взятые вы же
Не стоите меня одной!

Я торжествую, ликую. Неужели Светка ревнует?

– Ковалёва, а зачем ты стихи так измяла? – спрашиваю на перемене.

– По-твоему, надо было свернуть их в трубочку, перевязать розовой ленточкой и облить духами? Это не любовное послание! Ты хоть понял?

– Но и не бумага для туалета, – продолжаю препираться.

– Вроде того. Иди, используй по этому назначению, – фыркает Светка и поворачивается ко мне спиной.

Я готов истерзанный листок поместить в рамку и повесить над своей кроватью.

Удивительная Светка!

На следующем уроке в кабинете физики возвращаюсь на своё место. Ребята опять подтрунивают, хихикают. Им-то чего надо!

С Ковалёвой не разговариваем. Общаемся на уровне междометий. Посередине парты выцарапываю рейсфедером:

ЛЮБВИ НЕТ! БРЕХНЯ!

Светка читает и ниже пишет ручкой такими же буквами:

ЛЮБОВЬ ЕСТЬ. ЯСНО?

Позже, когда мир и дружба торжествуют, я спрашиваю:

– Откуда ты знаешь, что любовь есть?

– Из книжек, кино… – отвечает.

– Сказки! У тебя-то как с этим?

– А у меня всё ещё будет!