Двойное кольцо

В начале нашего с ним знакомства я вообще не могла понять возраст магистра Джеджидда. Напрямую спросить об этом я до сих пор стесняюсь, а на сайте Колледжа его биографии нет – только сведения о карьере. Но я логически рассудила и высчитала, что ему, наверное, около тридцати. Со сравнительной хронологией в космосе дело обстоит непросто, однако теперь мне ясно, что он, хоть не юноша, но далеко не старик. Поэтому в другие дни в гостиной дома семьи Киофар появляются уйлоанские знатные девушки, в надежде, что принц Ульвен какой-то из них увлечется. Или просто взвесит все за и против и сделает не связанный с чувствами выбор. Но он избегает встреч с претендентками, оставаясь до вечера в колледже. Говорит, работает над диссертацией. Там у него кабинет, оснащенный всей техникой и каналами связи, недоступными здесь. В выходные же он имеет право звать в свой дом тех, кого действительно хочет видеть. То есть нас. Меня и двух баронов, отца и сына. Это более чем прилично, мы – фактически уже семья, к тому же я – подруга Иссоа и ученица магистра Джеджидда. А Иссоа – ученица моего жениха. Карл теперь понимает, что я имела в виду, уверяя его, что он скоро совсем перестанет обращать внимания на наши различия. Думаю, назови сейчас кто-нибудь посторонний Иссоа «царевной-лягушкой», Карл бы первым испортил ему интерфейс (в прежней жизни я сказала бы просто «дал в морду», но будущей баронессе лучше избегать жаргонизмов).

Мы отнюдь не всегда развлекаемся дома. В гостиной проходят лишь наши трапезы и музыкальные занятия Карла с Иссоа. Но если погода хорошая, мы отправляемся кататься на лодке по озеру Ойо. У семьи Киофар, а точнее, у принца, есть своя небольшая яхта. Она называется «Илассиа» (это вид морских уйлоанских птиц) и может быть то парусной, то гребной, то моторной – в зависимости от желания и ситуации.

Иногда Ульвен вызывает наемного капитана, но чаще мы обходимся своими силами. Всё-таки среди нас трое мужчин. Карл сияет от счастья, когда у него получается самостоятельно править лодкой и ставить парус. А поскольку озеро Ойо в обычное время тихое и даже дремотное, мы обычно выруливаем подальше от берега, а потом дрейфуем, любуясь видами Тиастеллы, очертаниями Эттая, облаками и контурами гор Седжэхх и Маджэхх далеко на юге.

Во время последней прогулки по озеру, пользуясь тем, что никто посторонний нас не слышит, Иссоа запела. Она не нуждалась в сопровождении. Гармонию вместе с голосом создавал весь пейзаж – и вода, и воздух, и легкая дымка на горизонте.

Над озером плыл перевод того самого стихотворения на уйлоанский. Я не сразу узнала его. Ульвен кое-что изменил. Вместо принца там появился «владыка души». Золотые нивы стали золотистыми тростниками, но «повилика» осталась сама собой: слово звучит совершенно по-уйлоански, и пусть оно слегка загадочно, так даже лучше. Никаких церковных свеч в уйлоанском быть не могло, но возникли «светильники у очага». Лишь в конце всё совпало с оригиналом. «Всё невеста – и вечно жена»…

– А теперь по-немецки, – попросил Ульвен.

Она спела еще раз почти то же самое, но на немецком, немного с другими интонациями и измененными мелодическими оборотами.

– Lorelei… – восхищенно проговорил Карл.

– Loorelei? Waas ist daas? – спросила Иссоа на своем милом и мягком немецком с уйлоанским протяжным произношением.

Карл с отцом рассказали старинную сказку о рейнской русалке, губившей пением рыбаков. Мы с магистром переводили с немецкого на уйлоанский, поскольку Иссоа еще плохо знала немецкий язык.

– Неее, – запротестовала Иссоа. – Я же никого не гублю. Я вообще не пою при чужих.

Карл смутился и бросился объяснять, что Лорелея в немецкой поэзии – это образ недосягаемой красоты, сочетание тайны и музыки в женском обличии.

– А, так она алуэсса! – догадалась Иссоа. – Тогда ничего. Я согласна. Ты можешь, Каарол, звать меня Лоореллай.

– У тебя без того прекрасное имя, – ответил мой галантный жених. – Правда, Юльхен?

– Не имя, а песня, – согласилась я, вызвав одобрительный взгляд Ульвена. Он очень любит свою сестру, и теперь я знаю, как он умеет любить.

– Я должен вам кое-что рассказать, – вдруг с серьезным видом произнес Ульвен. – Мои родные, кроме Иссоа, уже осведомлены.

– Браат, не пугай! – встрепенулась Иссоа.

– Не бойся, моя дорогая. Ничего ужасного ты не услышишь. Но Юлии это тоже касается, поэтому лучше ей знать заранее.

Тут уж пришла моя очередь сильно насторожиться. Радости это вступление не предвещало. И конечно же, если бы речь зашла о его предстоящей женитьбе, меня она затронуть никак не могла. Ну, реже бы стали встречаться, и только.

– Я должен уехать, – признался магистр. – Семинар по поэтическому переводу нам придется прервать или закончить досрочно, остальные курсы я передам декану Темаре Ассур.

– Вас… долго не будет?

– Не знаю. Надеюсь, нет. Туда и обратно. Космолет аисянский, перемещение будет почти мгновенным. Но межпланетные путешествия не всегда предсказуемы.

– Вас снова вызвали разбираться с каким-нибудь неизведанным языком? – предположил барон Максимилиан Александр.

– Нет, мой друг. Я лечу защищать диссертацию.

– Далеко? – спросила я с упавшим сердцем.

– Виссевана. Межгалактический университет.

– Почему нельзя это сделать здесь? – удивился барон. – Разве колледж не имеет права присудить вам научную степень?

– Только степень магистра. Можно было бы пригласить рецензентов и оппонентов на Тиатару, но это выглядело бы как нарочитое исключение. К тому же я не уверен, что в Колледже кто-то осмелится слишком резко на меня нападать. Дискуссии не получится. А вдруг в моей работе действительно есть изъяны? Я совсем не хочу привилегий. Ни в здешнем обществе, ни в профессии.

– Но вы заслужили свое высокое положение, – возразил барон. – Если вас уважают и ценят, то не только ради почтенных предков.

– Моя нынешняя известность обременяет меня, – сознался Ульвен. – Я с тоской вспоминаю то время, когда мало кто знал меня в лицо и по имени за пределами определенных кругов в Тиастелле. Меня вполне устраивало быть «магистром Джеджиддом». Заниматься космолингвистикой, наводить легкий страх на студентов…

– Легкий страх на грани кошмара, – не преминула вставить я.

– Неужели?..

Он посмотрел на меня так, будто в первый раз осознал, насколько бывал порой крутоват в своих педагогических методах. Но сердились и обижались на него лишь бездари и глупцы. Магистр Джеджидд не был зол, он хотел от нас совершенства.

Я смутилась:

– Простите, дорогой магистр. Неудачная шутка. Рецидив запоздалого детства.

– Вероятно, вы не так уж неправы, – неожиданно согласился он. – Я сам за собой замечаю, что порой превращаюсь в тирана. Это плохо, и это необходимо исправить. Власть, лишенная внешних и внутренних рамок, опасна. И неважно, где она проявляется. Мне нужно почаще напоминать себе, что когда-то сам был примерно таким же, как вы. И тоже делал немало ошибок. Спасибо вам, моя Юлия, за откровенность.

– Вы самый лучший на свете учитель, – возразила я. – Оставайтесь таким, как вы есть! И… не знаю, что будет с Колледжем в ваше отсутствие.

– Будет всё то же самое. Лекции, семинары, зачеты, контрольные, практика. Я надеюсь, что вы меня не подведете и не съедете на сплошные «посредственно» и «удовлетворительно». Держите себя в руках, моя Юлия. Это не ради меня. Ради вас. И вашего будущего.

– Обещаю, – кивнула я.

– Что ж, приятного вам путешествия, драгоценный друг! – сказал барон Максимилиан Александр. – Пусть оно окажется легким, защита блестящей, а встречи с коллегами на Виссеване приятными!

– Да, мне нужно развеяться, – признался Ульвен. – Я устал.

Песни Лорелеи

В этот раз ничего фатального не случилось. Впрочем, что понимать под словом «фатальный»? Если вдуматься в корень (fatum – «рок», точней, «предреченное»), то события повлекли за собой перемены во всех наших судьбах.

Первым, весьма неожиданным, событием стало распространение взявшихся словно бы ниоткуда дивных записей новой певицы, которая мигом превратилась в звезду и приобрела высокую репутацию среди искушенных ценителей.

На Тиатаре есть три музыкальных канала – один с тагманской ритмичной музыкой, другой с уйлоанской, мелодичной и меланхоличной, а третий с инопланетной, самой разной и нередко совсем непривычной для слуха землян. Именно на третьем канале появилась новинка, альбом «Песни Теллус» в исполнении некоей Лорелеи. Сначала подумали на меня, однако быстро выяснилось, что мой голос другого тембра, и вообще я не в курсе происходящего. Я и вправду не интересовалась новинками современной инопланетной музыки, погрузившись вместе с Карлом и бароном Максимилианом Александром в музыку совершенно земную, причем старинную, далекого восемнадцатого столетия. Бах, Гендель, Моцарт, Бетховен – бароны держали меня на диете из классиков. Я не противилась, в моем музыкальном образовании в самом деле зияли лакуны.

А в колледже Фаррануихх вдруг спросил, не знаю ли я случайно, кто такая эта знаменитая Лорелея. Я, ничего не подозревая, рассказала о рейнской русалке и процитировала посвященное ей немецкое стихотворение, заверив, что на Земле это текст до сих пор хорошо известен, хотя он звучит старомодно и несколько выспренно: «Ich wei? nicht, was soll es bedeuten»… – или, как говорится в русском переводе, – «Не знаю, что сталось со мною, душа моя грустью полна»…

Про Иссоа у меня хватило ума промолчать. И когда я услышала ее голос под аккомпанемент скрипки Карла и стеклянного органчика (разумеется, всё содержимое пропустили через новейшую звукотехнику, так что казалось, будто ей аккомпанирует целый оркестр, а поет она иногда дуэтом и хором) – я сразу сообразила, что раскрывать эту тайну нельзя. По крайней мере сейчас.

Я быстро связалась с Карлом и объяснила ему ситуацию.

Никогда за пределами дома магистра Джеджидда не называть его сестру Лорелеей. И никогда не хвастаться тем, что он близко с нею знаком и учил ее петь по-немецки и играть на скрипке. Потому что принцессе нельзя выступать публично и получать гонораров за свои альбомы и диски (мы по привычке зовем музыкальные записи альбомами или дисками, хотя они зачастую совсем не выходят на материальных носителях).

Карл признался, что весь авантюрный проект «Лорелея» – их общий секрет с магистром Джеджиддом. Это Ульвен поощрял сестру и позволил ей пренебречь обычаями, он сам делал записи, сам, хотя не без помощи Карла, аранжировал и микшировал их в нашем колледже, в студии фонологии, сам составил альбом и сам запустил в эфир, оговорив условие: пусть «Песни Теллус» выйдут в свет, когда он окажется на Виссеване. Находясь в Тиастелле, Ульвен не мог нарушить запрет своей матери и открыто попрать традиции. Однако, видя, что барон Максимилиан Александр и Карл не стесняются музицировать, принц решил, что может позволить Иссоа осуществить ее мечту – стать певицей, но только примерно так же, как он сам стал космолингвистом – инкогнито, под псевдонимом. Про Лорелею в этой части Вселенной не знают. Это имя звучит таинственно и привлекательно. В своей школе Иссоа пела лишь в хоре, разучивая простые общедоступные песенки. За стенами дома никто, кроме родных и ближайших друзей, не слышал ее настоящего голоса и не имел понятия о ее редкостном даровании. Теперь не имело значения, что со временем тайна Иссоа раскроется. Но лучше бы не сейчас, когда это может вызвать скандал. После первого диска, названного «Песни Теллус», намечается выпуск второго, «Песни Океанид». Когда он выйдет, любому здесь станет ясно, что певица – знатная уйлоанка, потому что «Уйлоаа алуэссиэй инниа» – текст, доступный в оригинале лишь посвященным. Госпожа Файолла не сможет ни воспрепятствовать распространению записей, ни порвать отношения с сыном: он глава семейства и принц. Как Ульвен решил, так и будет. Разве что его мать немного попилит Иссоа и не будет приглашать нас с Карлом в дом, пока Ульвен где-то странствует. А потом всё пойдёт как обычно.