Я работаю ангелом

Грегор ещё раз пересмотрел эпизод с Эмели. И ещё раз. Несчётное число раз. Он выключил компьютер, когда уже занялась заря.

Выйдя на балкон, Грегор всей грудью вдохнул морозный воздух. Зажёг сигару, закурил. Он смотрел на светлеющий кусок неба. Солнце вначале робко отодвинуло тёмную завесу ночи, а затем, словно осмелев, набрало ход и поднялось высоко, осветив землю и рассеяв последний сумрак.

Муха

Анатолий Иванович Гутов после обеда любит почитать газету. Привычка у него такая с молодости. Особенно ему нравится узнавать о районных новостях. И сегодня после сытной трапезы, приготовленной женой Ниной Сидоровной, отодвинув тарелку из-под борща, он углубился в чтение.

В «Маяке» писали, что в райцентре открылась новая школа. Анатолий Иванович порадовался за ребятишек. Ещё писали, что сгорел частный шиномонтаж. Там же, в райцентре. Анатолий Иванович расстроился за хозяев мастерской. Так, радуясь и огорчаясь, он дошёл до последней, восьмой, страницы.

Тут на верхний край газеты села большая муха. Анатолий Иванович хотел было смахнуть насекомое, но что-то его остановило. Он стал изучать муху.

Ничего особенного. Муха как муха. Шесть тонких лапок, два полупрозрачных крыла, под которыми чёрное туловище и два выпуклых кружочка на голове – глаза.

Муха не торопилась улетать. Она потёрла передние лапки, затем лапками потёрла голову. После этого потёрла друг о дружку задние лапы. «Умывается, – подумал Анатолий Иванович. – А ещё говорят, что мухи нечистоплотные, переносчики инфекций. Вон как следит за собой. Молодчина!».

Анатолий Иванович слегка шевельнул газетой. Муха не улетела. Она поползла к правому краю газеты и остановилась на фотографии юных спортсменов, завоевавших в столице очередной кубок. «Спортом интересуется, – снова подумал Анатолий Иванович. – А ещё говорят, что у насекомых нет мозгов. Вон какая любознательная! Не только мозги, но и сердце у неё есть, несмотря на то что неразумное существо. Наверное, крохотное такое сердчишко, только под микроскопом и можно рассмотреть. А ведь тоже что-то чувствует».

Солнечные лучи осветили стол, за которым сидел Анатолий Иванович. Муха в свете, льющемся через окно, преобразилась. Крылышки стали золотистыми, а туловище казалось бархатным. «Вона, в каких богатых одеждах щеголяет – золото да парча», – продолжал восхищаться Анатолий Иванович.

Мухе надоело торчать на газете, и она перелетела на стол. Поползла к красной кружке с надписью: «Нина». Анатолий Иванович продолжал следить.

Вдруг раздался громкий хлопок. Анатолий Иванович вздрогнул и выронил газету. Он оглянулся. За спиной стояла жена. В правой руке она держала мухобойку, которой только что прихлопнула ту самую муху.

Нина Сидоровна торжествующе воскликнула:

– Попалась! И откуда они всё лезу и лезут? До чего же противные твари!

Кошки

Большая серая кошка забралась ко мне в душу и заскребла по ней когтями. Звук неприятный, как будто водят железом по стеклу. К серой присоединились ещё две кошки – рыжая и чёрная. Они еле уместились в душе. И тоже сразу принялись скрести.

В комнату вбежал Шарик.

– Проснулся? Ну вот, молодец!

Пёс ткнулся мокрым носом в мою руку. Я потрепала его за ушами. Шарик завилял хвостом. Присев на корточки, взглянула в его умные добрые глаза. И словно сама стала чуточку умнее и добрее.

– Эх ты, Шарик, Шарик… Что будем делать? И почему в жизни всё так сложно? Шарик, ты не знаешь, почему?

Пёс снова завилял хвостом. Он лизнул меня в нос, в щеку.

Я отстранилась:

– Фу, Шарик. К чему эти телячьи нежности? Хочешь есть? Я тебя и так покормлю.

Открыла холодильник. Вытащила косточку с мясом, бросила собаке.

Шарик лёг на пол, прижал лапами кость и начал увлечённо грызть.

Я подошла к окну и заглянула в душу: кошек там уже не было.

Шлёпанцы

Густая жидкая пластмасса приобрела заданную форму. Пресс поднялся и опустился на следующую заготовку. Машина припечатала тёмно-сиреневую массу, оторвалась от неё, и на конвейер выкатился блестящий шлёпанец. На левую ногу, сорок второго размера. По сути – мужской, но есть и женщины с таким же размером ноги. Поэтому не принципиально.

Осталось найти ему пару. За этим дело не стало – по соседнему конвейеру плыли шлёпанцы на правую ногу. Проворные девушки в красных комбинезонах и косынках подхватывали обувь с ползущих лент и парами упаковывали в прозрачные пластиковые пакеты.

Пары создавались быстро. О том, что они сделаны в Китае, шлёпанцы узнавали по небольшой чёрной надписи на упаковке.

Затем был долгий путь в огромной картонной коробке, доверху набитой одинаковыми пластмассовыми тапочками, прежде чем товар попал на центральный рынок города Анапы.

На базаре шумно и многолюдно. Туристы снуют туда–сюда в поисках жизненно необходимых на курорте вещей, свежих продуктов, а также из праздного любопытства.

Вахтовик Петя, приехавший на море из Воркуты, остановился возле обувной палатки. Взяв в руки сиреневые шлёпанцы, покрутил их, рассмотрел подошву, погнул задник. Понюхал. Обратился к продавцу:

– Сколько?

– Двести рублей, – ответил загорелый мужчина в белой шляпе с широкими полями.

Петя не стал торговаться, вытащил из заднего кармана шорт две сотенные и расплатился.

Тут же переобулся в обновку и пошёл по залитым горячим солнцем улицам южного города. Вроде бы мелочь – резиновые тапки, но настроение заметно улучшилось.

Вечером Петя в компании познакомился с миловидной девушкой Зоей, учительницей музыки из Пскова. И все две недели, что он отдыхал от многомесячной трудовой вахты, виделся с ней каждый день. А накануне Петиного отъезда домой молодые люди решили ночью искупаться в море.

Петя был опьянён романтическими чувствами к Зое. Купание в тёплой воде, близость любимой девушки, солёный ветер, выпитый коньяк местного разлива – всё это делало Петю невообразимо счастливым.

Тем временем морская волна подхватила оставленные на берегу шлёпанцы. Вначале они медленно плыли рядом. А потом вода разделила их. Левый шлёпанец поплыл быстрее и вскоре растворился в темноте. Правый поболтался ещё немного возле берега, но и он вскоре исчез из поля зрения.

Петя не заметил пропажи. Он видел лишь лунную дорожку и Зою, чей радостный смех он будет ещё долго вспоминать холодными зимними вечерами.

Дворник и поэтесса

Борис влюбился. Вначале он не сразу сообразил, что к чему. А когда понял, было уже поздно. Ловушка, поставленная жизнью, захлопнулась.

Казалось бы, что он нашёл в этой женщине? Судя по биографии в интернете, она на пять лет его старше. Выше Бориса на целую голову. Да к тому же – поэтесса. Поэтов, даже классиков, он не любил ещё со школы за то, что их стихи заставляли учить наизусть.

Впервые Борис увидел поэтессу Марину Романову в библиотеке, где работал дворником. Можно сказать, это была случайная встреча. Борис собирал сухие листья, когда заведующая Серафима Сидоровна, высунувшись в окно, крикнула на весь двор:

– Зайцев! Зайди на мероприятие. Познакомишься с интересным человеком, поднимешь свой культурный уровень. Не всё же метлой махать.

И Борис поплёлся в актовый зал.

Публика была немногочисленной. Все сидели в масках и через один стул – соблюдали дистанцию. Ждали. Борис сел с краю. Серафима Сидоровна ввела в зал высокую худую женщину лет тридцати пяти. В чёрном платье до колен, с длинными волосами и в очках в тёмной оправе, она выглядела трагично. Борис сразу затосковал, ему захотелось уйти.

Поэтесса вытащила из чёрной сумочки красный блокнот и начала читать. Борис даже не сразу понял, что это стихи. Ему казалось, женщина рассказывает о своей жизни. И о его жизни. И о жизни вообще. Он сидел и слушал с открытым ртом. Даже забывал аплодировать вместе со всеми.

Мероприятие пролетело быстро. Все разошлись, а Борис всё ещё сидел и о чем-то думал.