Не любите меня! Господа!

На лестнице послышался топот бегущих лакеев и встревоженный голос маменьки.

– Тебе нужно уходить…Я люблю тебя, Андрей!

***

– …люблю тебя, Андрей!

– Бредит во сне. – Микитична снова положила Юлии на лоб смоченную холодной водой тряпицу. Колька стоял в проёме дверного косяка и во все глаза смотрел на свою хозяйку:

– Так, ить помрет, Микитична!

– Ой сынок, страшно мне говорить, я тут повитуху нашу приводила, бабку, она и порчу снимает и сглаз, и дитя поправляет, так она её посмотрела, пока та спит.

– И чего?

– Сделано ей, – на смерть сделано. Не разродится она сама! Либо резать, – а доктор говорит, что тогда она уже никогда родить не сможет, либо помрет она в страшных муках. Тут бабка нужна. Сильная бабка.

– Так, где ж её взять.

Есть тут у нас – на Семеновской живет, она страшная колдунья. Она и сама на смерть делает, но за деньги все, что хочешь, снимет.

– Так я побегу!

– Она деньги вперед берет

– Так батюшка её мне на расходы дал аж двенадцать рублёв. Авось хватит.

– Ты беги, сынок беги, авось и поможем горемычной. Беги, вон, светает уж.

Колька опрометью бросился вон из палаты. Микитична уселась в кресло качалку и, спустя несколько минут, заснула.

Лучи утреннего солнца осветили помещение. Юлия проснулась от укола иглы. Лука Лукич погладил Юлию по ладони.

– Не бойтесь. Это шприц, с помощью иглы я ввожу вам раствор. Это сейчас самое новое средство лечения. Я приобрел его в Париже. Должно помочь. У нас только сутки, милая, если не сможете родить, мне придется вас оперировать.

– Прооперируйте сейчас, спасите моего ребенка, умоляю.

– Боюсь это сейчас не главное. Сейчас мы вынуждены спасать вас, а если я прооперирую, вы никогда больше не сможете иметь детей.

– Мне все равно, доктор, спасите моего ребенка! Пусть я умру, только бы он жил!

Боль начала возвращаться. Юлия вновь кричала во весь голос. Схватки шли каждую минуту. Доктор вышел из палаты. Деменев ждал его в коридоре. Он был чернее тучи.

– Какие сейчас проблемы, доктор, я заплачу сколько скажете, сделайте же что-нибудь, наконец!

– Признаться, я первый раз вижу такое – третьи сутки в родах и нет никаких результатов. Схватки идут достаточно сильные, при такой интенсивности она должна была разродиться в течение сорока минут, а она бедняжка уже так долго такие муки терпит. Поверьте, это нечеловеческая боль.

– Так что ж делать! Дайте ей обезболивающее!

– Я не могу давать чаще одного раза в сутки. Сегодня будет последний раз. Иначе она привыкнет и не сможет без них жить.

– Тфу-ты! – Деменев плюнул и, в сердцах, выругался.

– Молитесь, милейший, молитесь, это все что нам остается. Я Вам обещаю, что, если ничего не изменится, я завтра её прооперирую. Последствия вы знаете.

Доктор вышел, протерев очки. Деменев направился в гостиницу.

До полуночи Юлия мучилась от разрывающей её боли. Лука Лукич принес снадобье и отдал Микитичне. Погладив Юлию по руке, он вышел из палаты. Юлия потянулась за стаканом, но Микитична заговорщицки подмигнув ей, отодвинула его:

–Не пей, детонька, сейчас к тебе придет кое-кто, будем тебя спасать.

– Да что с Вами! Дайте мне лекарство! Не мучайте меня!

Дверь приоткрылась, и всклокоченная Колькина голова вопросительно уставилась на Микитичну:

– Я привел.

– Давай её сюда, милок!

В дверь протиснулась грузная бабка, неопрятная, седая, с кошелкой в руке. Юлия застонала и отвернулась. Бабка чем-то была похожа на ту знахарку, что прокляла ее в детстве. Юлия даже испугалась, внезапно вспомнив о том проклятье, – неужели она и впрямь умрет в родах, как кричала ей та страшная старуха.

Пришедшая женщина подошла к постели и вытащила свечку и стакан. Налив в стакан воды из бутылки, бабка разбила в него яйцо и поставила в изголовье постели Юлии, затем зажгла свечку и стала обходить с нею постель. Свечка трещала и чадила, искры сыпались как от бенгальского огня. Бабка покачала головой

– Это кто ж такой грех на себя взял. Сделано тебе, девка, сделано на смерть страшную. В наших краях кроме меня так никто не сможет, да и я бы не стала. Это не наши умелицы.

Бабка взяла в руки стакан с водой и поднесла к лицу Юлии:

– Вон, гляди, все свернулось как вареное. Свеча трещит. Вижу я, вижу бабку старую, вижу, волос твой в яйцо кладёт, а потом на могилу несет да закапывает с наговорами.

Юлия с ужасом глядела на бабку. Боль, мучавшая её, становилась все сильнее, хотя, казалось, и так был уже предел.

– Сделайте что-нибудь!

–Малец твой заплатил мне щедро, уж я расстараюсь. Только помочь я могу лишь на этот раз, – такую порчу одним днем не снимешь. Придется тебе с этим жить. А хочешь, мы этой змее тоже в ответ, что-нибудь сделаем…

– Не надо, помогите, просто помогите!

Бабка вытащила из кошелки еще одно яйцо и стала катать его по животу Юлии, бормоча молитвы и заклинания. Так прошло около часа. Боль стала другой не менее сильной, но совершенно по-другому ощущалась. Бабка бормотала все быстрее и быстрее, затем вскочила, спрятала яйцо в сумку и закричала:

– Вставай!

Юлия попыталась приподняться, но не смогла, бабка подошла к ней и рванула её за руку:

–Сдохнешь, если не сделаешь, как я скажу! Вставай!

Юлия, опираясь на её руку, сползла с постели. Бабка наклонилась прямо к её уху и прошипела.

– Если ляжешь опять – помрешь. Вставай, бери кровать и тащи её в другой конец комнаты. Как дотащишь до угла, так и разродишься. Ну! Давай! Бери! Жить хочешь!? Делай, как я велю!