–И вы с детства выступали?
–Я помню свое детство на манеже. Мы много колесили по России-матушке. Мои родители были акробатами. Жилось нам тогда совсем несладко. Днем мы, все артисты, репетировали и дежурили у дверей директора в ожидании причитающихся денег. Я был совсем мальчишкой. Он не разрешал работникам цирка входить к нему, пока сам не смилостивится и не вышлет спасительный полтинник, которому мы всегда были рады. Так ежедневно выклянчивали мы заработанные деньги. Кормились у бедного еврея, содержащего погребок напротив цирка. Он варил нам картошку и разрезал одну селедку на десять частей – ему с этого дела нужно было еще самому кормиться с огромной семьей. После представления мы отправлялись спать в большом ковре, – том самом ковре, который раскладывали на арене во время спектакля. Спали мы вместе с кучерами, билетерами, и униформистами, закутавшись в ковер, где кишмя кишели вши. Потом наш директор начал задерживать и те жалкие полтинники. Тогда мои родители во время представления влезли на штамберт и подняли крик, что если им не уплатят заработанных денег, то они не слезут со штамберта, да еще бросятся вниз головой на глазах у почетной публики. Скандал был огромный. Вмешался пристав. На следующий день полиция выслала родителей прочь, за «учинение скандала в общественном месте». Я остался с дядькой – он был коверным клоуном. Мне было пятнадцать, я больше никогда их не видел. Директор держал около себя особых подхалимов – костоломов и особо подкармливал их для того, чтобы они, по его указанию, «считали ребра» «непокорным». На моих глазах кучера и конюхи избили в кровь одного билетера, который в сердцах обругал директора, требуя, чтобы он уплатил ему заработанные деньги. Работник ни от кого не мог ждать защиты от произвола хозяина цирка. Если пойдешь жаловаться к уряднику или приставу, то он же на тебя и ополчится, ибо он обеспечен бесплатными билетами в цирк, обедом, ужином и водкой от хозяина. А если блюститель порядка впал в меланхолию, то хозяин бесплатно пристраивал ему на ночь приглянувшуюся хористку. Вот так.
– А сейчас?
– Сейчас! Сейчас цирк совсем иной – ковры и запах духов, роскошь обстановки и солидная публика. Сейчас цирк – это большие деньги. Жаль только, что император сам решил их зарабатывать. Если бы он не вмешивался в дела цирка, – я бы до сих пор был на манеже… но, теперь волею судьбы Шарль Тулье, наездник и силовой акробат, может позволить себе пару месяцев отдохнуть от манежа и публики. Не так ли?
Настя, словно впав в забытье, смотрела в одну точку, явно чем-то удивленная. Аника с любопытством наблюдал за ней.
***
Видение, явившееся Насте, было настолько четким, как будто все происходило в этой комнате. Она вдруг превратилась в княжеские хоромы. В темном и полупустом зале отчетливо слышался голос старца Иоанна:
– Послушай меня, князь Роман, послушай. Который раз уж говорю: и тебе, и посаднику твоему Якуну необходимо употребить все меры благоразумия, добиваться мира с неприятелем, чтобы не проливать кровь. Великий Новгород сейчас как никогда достиг большого величия. Обширные владения наши простираются далеко на север и восток. Многочисленные купцы с запада и юга приезжают со своими богатыми товарами и торгуют в магазинах, в лавках и на обширном гостином дворе. С иностранными землями новгородцы никогда не имели такие торговые сношения как сейчас. Но князь Андрей никогда не простит своего поражения. Он мечтает о Задвинской земле. Он решил сокрушить Новгород. К нему присоединились его союзники: князья Смоленский, Рязанский, Муромский, Торопчане и Половчане со своими дружинами. Великая сила! Огромное войско, одних князей только семьдесят два человека. Надо во что бы то ни стало заключить мир с Суздалем!
– Мстислав! – гонец ворвался в палаты и упал перед князем на колени, – Мстислав у ворот Новгорода. Рать бесчисленна.
– Все, князь, – старец устало отвернулся, – теперь пощады не жди. Он предаст все огню и мечу, не щадя ни возраста, ни пола, ни состояния. Почитай уж более десяти дён, на триста верст вокруг, один пепел, да трупы.
Князь Роман обернулся к посаднику:
– Вели собирать народ – все, кто может держать оружие, пусть становятся на защиту Новгорода. Мы принимаем бой!
– Я велю растворить ворота храмов. Пусть молится и старый и малый. Без божьей помощи нам не одолеть Мстислава.
Два дня беспрерывно длилась ожесточенная битва, плач и церковные песнопения слились в одно. Смерть летала над головою осажденных. Старец Иоанн не спал вторые сутки, он то ободрял сражавшихся защитников родных стен, то молился беспрерывно перед иконой о спасении своей паствы. Вот и сейчас он стоял на коленях перед иконостасом, когда услышал:
– Иди в церковь Господа нашего Иисуса Христа, что на Ильиной улице, возьми там образ Пресвятой Богородицы, вознеси его на городские стены против неприятелей и тотчас узришь Божие спасение.
Иоанн словно очнулся ото сна. Откуда этот голос? Неужто, от иконы, – старец перекрестился, – ему не послышалось, голос был ясным и четким
–Филька!
Служка вбежал в двери.
– Филька, бери отца Никодима, да бегите в Спасову церковь, принесите образ Владычицы, а я пока молебен начну. – Он еще раз истово перекрестился и начал службу. Посыльный метнулся вон.
Прошло немало времени, когда сам отец Никодим с плачем упал в ноги старцу:
– Не дается, батюшка, не идет она к нам! Я уж, как положено, совершил перед нею благоговейное поклонение и хотел взять ее. Но тут совершилось чудо: при всех дерзновенных усилиях, я не только не смог взять икону, но даже не мог сдвинуть ее с места.
– Ах ты горе! – Отец Иоанн перекрестился. – Что ж это я… я сам… сам…Вели собрать всех! Всех, слышишь, вели звонить во все колокола, взять святые иконы, кресты и хоругви и все туда….
Долгие часы он, упав перед иконой Божьей Матери, молился ей. Множество народа, окружив маленькую церковь, едва вмещавшую духовенство, молились вместе с ним с воплем и слезами, все знали, что еще день и решится судьба Великого Новгорода.
Священники запели кондак. Потолок, пол и стены храма задрожали. Святая икона Богоматери вдруг сама собою заколебалась и пошла по воздуху.
Народ встал на колени. Словно волна прокатилась по площади перед храмом…
Тысячи голосов радостно кричали: "Господи помилуй!" С благоговением принял святитель чудотворную икону на свои руки:
– Несите к стене, отцы, – он передал нести её двум диаконам.
Икону внесли на стену и выставили на виду врагов. Внизу кипела жестокая битва. Народ со слезами молился Царице Небесной о пощаде города. Зимний полдень был красным от крови, заливавшей все вокруг. Тучи стрел летели на стену. Вдруг одна стрела вонзилась в икону Богоматери.
– Смотрите! – старец Иоанн показывал на образ. Лик Пречистой обратился к городу, и все увидели, что она плачет.
– Спаси господи! Господи помилуй! – Народ пал на колени. Люди перешептывались:
–О дивное чудо! Как из сухого дерева источает слезы Царица Небесная? Она являет нам знамение, что со слезами молится Сыну и Богу своему об избавлении нашего города!
– Веруйте! Веруйте и господь нас не оставит.
И тут произошло нечто необъяснимое. Словно в бреду, суздальцы, осаждавшие Новгород, обернули свое оружие друг против друга. Ни одно копье, ни один меч не мог больше коснуться новгородцев. Бесчисленная рать нападавших легла кровавым ковром у ворот Новгородских. Старец Иоанн со слезами смотрел на возвращавшихся с победой воинов. На городской стене мироточила икона.
– Матушка наша! Спасительница! Стена Необоримая! Спасибо господи…
Настя очнулась, Аника с удивлением смотрел на неё.
– Что с вами, вы словно спали. Вы мне не ответили…
– Она показала мне…
– Кто? Что?
– Икона. Это икона «Необоримая стена» она показала мне, почему её так назвали.
– И почему?
Настя рассказала, что видела.
– Верно, вы просто устали и заснули на пару минут.
– Может быть и так. – Девушка прижала к груди образ, – но теперь я точно знаю, что не могу отказаться от своего пути. Она меня приняла.
***
Час тянулся за часом, но наблюдатель за окном не сходил со своего поста. Впрочем, Аника видел, что Лука заметно занервничал. И когда его глаза случайно встретились с глазами Аники, наблюдавшим за происходящим из окна, тот рванулся наверх. Следом за ним, откуда ни возьмись, еще пара здоровяков. Аника схватил Настю и потащил к плотной тяжелой занавеси у окна.
– Спрячьтесь! Спрячьтесь здесь, чтобы вас не заметили. Не выходите оттуда ни за что!
В дверь начали ломиться. Аника отодвинул внутренний засов. В следующую минуту в воздухе мелькнул кулак и один из незваных гостей оглушенный упал на пол. С двумя остальными Аника расправился тем же способом. Упавший, было, на пол Лука поднялся, в руке его сверкнул нож.
– Отдай икону, – сплевывая кровь, и вытираясь рукавом, он злобно смотрел на Анику, – отдай, слышишь, не то худо тебе будет.
– Да ты постой, постой не горячись. – Аника сделал вид, что не понимает, о чем речь. – Да какая икона – нет у меня никакой иконы, что ты! Я думал, ты грабитель, какой!
– Ты меня не дури, парень, мертвеца в участок ты определил, стало быть, то, что у него было теперь у тебя!