Долгово

– Не знаю. Я хочу, чтобы было чисто.

– Как на картинке? – улыбнулась Ада.

Лиза кивнула.

– Не знаю, что тебе сказать, дочка. Тут целая гора мусора. Как ее уберешь?..

– Помаленьку.

Ада рассмеялась.

– Ну и куда же ты его носила? Мусор этот.

– В траву, – показала рукой Лиза. – Там в конце улицы. Он там никому не помешает.

– В такую даль, – покачала головой Ада. – А кролика-то зачем с собой таскаешь? Он только мешает тебе.

– Что ты, он помогает мне, – Лиза доверчиво заглянула матери в глаза: – Ну так ты не будешь меня ругать?

– Не буду. Ну идем кушать.

Они направились к дому и тут Ада обратила внимание на впадину в свалке. С самого края вместо нагромождения отходов зияла почва.

– Это все ты? – удивилась она.

Лиза гордо кивнула.

– Да ты утомилась, наверное? Столько перетаскать. Как ты смогла столько-то? Ты же еще маленькая.

– Нет, я уже большая, – с достоинством сказала Лиза.

Они ужинали и Ада украдкой наблюдала за дочкой. Она вдруг стала вести себя, как взрослая. За столом сидела спокойно, не вертелась, не разговаривала и думала о чем-то своем.

– Ты будешь продолжать? – спросила мать.

Лиза кивнула и испытывающе посмотрела на мать, думая, что она станет возражать.

– Знаешь, я тебе помогу, – добавила Ада.

– Будем вместе мусор убирать? – глазки Лизы загорелись радостью. – Правда? Ты тоже станешь таскать мусор?

– Ну я должна тебе помочь. Верно? Тебе ведь тяжело. Там его очень много. Ты не справишься одна.

– Да, там его целая гора.

– Не знаю только вот, что скажут соседи.

– А что они могут сказать? – поинтересовалась Лиза. – Они станут возражать?

– Нет, ну они не будут возражать. Разве это их дело. Но просто могут сказать, вот, мол, самые умные что ли или перед мэром выслуживаетесь, чтобы он вас похвалил, обратил на вас внимание.

– Да? Они так скажут?

– Не знаю. Могут сказать.

– А для тебя это важно? То, что они скажут.

Ада пожала плечами.

– В общем-то, нет. Но не хочется выделяться. Здесь никто так не делает. Понимаешь? И здесь не любят тех, кто не как все.

– Как это?

– Ну как тебе объяснить?.. Если у кого-то есть что-то, чего нет у других, то он уже не как все, он не со всеми, на него смотрят косо.

– А что это? Чего нет у других?

– Например, деньги. У всех их мало, а у некоторых они есть. И это уже плохо для всех остальных.

– Но хорошо для того, у кого они есть? Правда же? Вот, помнишь, нам мэр дал денег? Мы тоже были не как все. Да?

– Да, но об этом никто не знал. Вот если бы он стал нам давать деньги каждый день, то об этом бы все прознали и стали бы нас избегать, говорить о нас плохо.

– А-а, я поняла, – сказала Лиза. – Если мы уберем мусор, у нас будет чисто, будет расти травка. А этого нет у других и они станут на нас злиться.

– Да, правильно.

– Но они же могут такое устроить у себя. Чтобы чисто и травка росла. Для этого только нужно убрать мусор и все.

Ада рассмеялась и потрепала волосы на голове у дочки.

– Какая ты у меня умная.

– Так мы завтра пойдем, мама?

Ада кивнула и стала убирать посуду со стола. А Лиза отправилась чистить своего кролика, который порядком испачкался, пока они возили мусор в траву за околицу.

9.

Пока Алина прозябала в топком болоте серых будней, до начала своего второго романа с фермером Анджием, в доме ее было трудно дышать от зла и ненависти, проливаемой ею на своих домочадцев и, в особенности, на детей.

– А ну-ка замолчали! Быстро! Кому я сказала! – со злостью кричала, по обыкновению, Алина на своих троих детей.

Те ненадолго притихали, растаскивая каждый в свою сторону игрушки на полу. Впрочем, вынужденное молчание не могло быть долгим: после окрика матери их извечное недовольство друг другом выливалось сначала в ворчание, затем вновь переходило в яростные крики.

И тогда она налетала на них, как коршун, драла за волосы и расталкивала по углам. Поднимался невообразимый детский вой, смешанный с ее истеричными криками, ругательствами и проклятьями. Ненадолго наступала тишина, прерываемая сдерживаемым плачем и всхлипываниями. Потом всё начиналось заново. И так продолжалось весь день.

Алина тяготилась своими детьми, считала, не будь их, она могла бы еще попытаться устроить свою жизнь. В своих собственных глазах она видела себя достаточно привлекательной женщиной. У нее была хорошая фигура, которую не испортили ни роды, ни кормление детей грудью. К сожалению, Филипп не очень-то ценил достоинства своей жены, всегда находил к чему придраться: то посуда грязная, то еда плохая.