Полноторие

– Где ваша машина? – спрашивает он. Ну то есть, они думают, что именно это он спрашивает, поскольку в вопросе есть слово «авто».

– Так трафика лимитата, – выпаливает Лора, которой очень удаётся итальянский акцент. И вообще, она влюблена в итальянский.

Валентино делает рукой жест, понятный на любом языке. Означает он «ой, да ладно вам», чем даёт понять, что итальянцы ближе к русским, чем кажется.

Он жестом приглашает войти. Первой, как на заклание, идёт Лора. В прихожей они не замечают никакого подвоха. Все довольно красиво, современно, чисто. Лора выдыхает. Справа вход в ванную. Там довольно просторно, поэтому помещается вся компания во главе с Валентино. Он, обращаясь преимущественно к Алексу, по-итальянски, объясняет, как регулировать газовое отопление в доме. Алекс кивает, что-то спрашивает у него на русском, указывая на какой-то вентиль. Итальянец кивает, выводит его на крыльцо, показывает счётчик, Алекс фотографирует показания. Девочки с интересом наблюдают за этим неожиданным консенсусом.

– Газ руссо! – Валентино тыкает в грудь Алекса. – Руссо! Руссо газ!

В прихожей есть ещё две двери. Одна, расположенная напротив входа, ведёт во внутренний дворик. Тот самый, с фотографии, с кованной мебелью и видом, который сейчас отсутствует из-за темноты. Вторая дверь выводит в спальню, вполне себе современного вида, с окошком, выходящим в этот же дворик. Миленько. Только немного пугает эта чернильная тишина за окном.

Вся компания перемещается обратно в прихожую, откуда через большой открытый проём они попадают в кухню. Кухня будто бы отделена от всего остального не проёмом, а порталом. Временным порталом, имеется в виду. Очень хочется взять в руки веник и смести паутину из всех углов. И это не метафора: все углы у высокого потолка в паутине. Посередине стоит огромный стол, есть плита и раковина, но главенствующее место занимает камин. Правда, он оказывается не камином, а самой настоящей печью, причём просто гигантских размеров. Огромная чёрная топка, лубочный горшок и прихват, медная посуда, развешанная по стенам.

– А где же ещё спальня? – взволнованно спрашивает Лора.

Валентино делает загадочное лицо и идёт в дальний угол кухни. Тут трое друзей видят ранее не замеченную маленькую арку, буквально окошко в стене. Хозяин дома сгибается в три погибели и входит в проём. За проёмом каменные ступени, ведущие вниз крутой спиралью. Плечи буквально касаются стен прохода. Тесная компания спускается на нижний этаж. Пространство, открывшееся им, огромно. Это мастерская скульптора. Повсюду стоят бюсты и статуи. В специальных витринах разложены раскрытые книги с иллюстрациями. Валентино пускается в объяснения. Лора, улавливающая в итальянской речи отдельные слова, берет на себя роль переводчика.

– Бабушка, модель, дедушка, скульптор. Известный мастер. Иллюстрации с его работами. Дому тысяча лет.

– Тысяча? – потрясённо переспрашивает Ника.

– Mille, – торжественно подтверждает Валентино.

Из мастерской есть свой выход на улицу. И это те амбарные ворота, которые они видели, когда подошли к дому. Между створками ворот легко можно просунуть палец, чтобы, например, пригрозить соседскому мальчишке, решившему разглядеть мастерскую в щёлочку. Никаких мальчишек, да и вообще никаких людей на улице нет. Но щели есть, и сквозь них прохладный ночной апрельский воздух свободно проникает в мастерскую и так же свободно выходит из неё обратно, прихватив с собой то тепло, которое вообще-то могло бы и остаться, и никуда не уходить их этого просторного помещения.

Валентино, окончив рассказ о своих предках, ведёт их вглубь мастерской, где они видят справа пять ступенек, ведущих в дальний конец помещения. Слева же тоже есть ступеньки, ведущие куда-то вниз, в подполье. Сколько этих ступенек, им не видно, поскольку ступени тонут в темноте грота. Поднявшись по ступенькам справа, компания оказывается под низкими сводами, образованными старыми, почти чёрными деревянными балками, держащими потолок.

Лора пытается сориентироваться в пространстве: «Это получается, над нами кухня с пауками? Или уже первая спальня?» Ей не по себе.

Они стоят под этими черными балками и любуются на гигантскую кровать, накрытую какими-то одеялами и покрывалами так, что кажется, что там уже кто-то лежит. Под потолком маленькое окошко. По идее оно должно смотреть на внутренний дворик, но заглянуть в него и проверить эту версию не представляется возможным.

Трое друзей растерянно смотрят друг на друга. Всем хочется выйти отсюда и поселиться в маленькой спальне на верхнем этаже, но понятно, что эту огромную кровать в мастерской придётся занять супружеской паре, поскольку оставлять здесь одинокую Нику наверняка запрещено какой-нибудь конвенцией по правам человека.

Они ошарашенно возвращаются на крыльцо, вслед на невозмутимым Валентино. Он ещё раз интересуется, где же их машина.

Лора, наплевав на правила грамматики, сообщает:

– Меркато!

Что в её памяти отпечаталось как «рынок».

Валентино, понимающе кивая, садится в старый потрёпанный универсал, стоящий у входа, и машет Алексу рукой, приглашая присоединиться.

Алекс умоляюще смотрит на Лору, поскольку оставаться один на один и как-то коммуницировать с этим чудным Валентино выше его возможностей. Лора покорно идёт к машине, но Ника, сиротливо стоящая на крыльце, пугается:

– Ты же не оставишь меня одну тут? Мне страшно!

– Ну, поехали с нами.

– Тогда чемоданы не влезут!

– Да мы быстро, держись.

В зеркале заднего вида тоненькая фигурка Ники так и стоит на крыльце, не решаясь войти в дом.

Валентино, лихо закладывая то влево, то вправо, чуть шаркая потёртым бампером об углы домов на поворотах, вывозит их в мир огней и людей. Огней, кстати, стало ещё меньше, а примеченный ими ресторан уже был закрыт.

После того, как все чемоданы были перегружены, доставлены и размещены в новообретённом жилье, Ника, настрадавшаяся и замёрзшая, пытается выяснить у Валентино, где можно поужинать. На что он с искренним сочувствием при помощи жестов и мимики объяснил, что всё уже закрыто, теперь только утром. Привыкшие к круглосуточному доступу к еде москвичи были изрядно подавлены печальной новостью. Валентино, любезность которого была, видимо, безграничной, пригласил их в гости.

Еды, правда, не дали, но зато выяснилось несколько интересных вещей.

Во-первых, Валентино жил в этом же доме, как раз над амбарными воротами, на втором или третьем этаже этого старинного строения, смотря с какой стороны дома посмотреть.

Во-вторых, он жил там со своей женой, которая возникла из абсолютной темноты коридора, когда они поднялись в нему на крыльцо. Это была маленькая сухонькая старушка, которая была одета в длинную крупной вязки кофту, какие-то нелепые валенки, а на голове у неё красовался вязанный берет. В глубине квартиры видны были отблески телевизора.

– Ничего себе у них домашняя одежда, – вполголоса сказал Алекс, осторожно пожимая протянутую старушкой ладошку.

– Пьячерра, – представилась та.

– Очень приятно, Алекс, – представился Алекс.

– Пьячерра, – протянула хозяйка руку Нике.

– Очень приятно, Ника, – глядя на старушку во все глаза сказала Ника.

Та же процедура была проведена с Лорой.

Валентино вынырнул из глубины комнат с бутылкой вина и вручил её Алексу.

Рассыпаясь в благодарностях, компания выкатилась на улицу. Вино и остатки печенек, нашедшихся в багаже, были им ужином. В кухне сидеть было неуютно, спустились вниз, поёжившись от холода, сквозившего из амбарных ворот. Ещё раз осмотрели скульптуры. Там, где несколько ступенек вели к кровати, взгляд притягивал черный провал с уходящей в темноту лестницей. После вина было уже не так жутко, как поначалу. Отыскали выключатель. Свет озарил винный погребок. Бутылок там не было, зато был мощный дубовый стол почти во всю длину и вдоль него две дубовые же скамейки. В общем, ничего особенного, но Лоре было жутковато от мысли, что придётся спать в кровати, под которой была эта чёрная пустота.

Вино слегка развеселило их, они устроили фотосессию в мастерской, немного поболтали и собрались спать.

Ника с содроганием думала об одинокой ночёвке наверху. Лора, тоже с содроганием, думала о холодной ночёвке внизу.

Что думал Алекс неизвестно, известно только, что он первым принял душ, и, в одной пижаме бодро сбежал вниз. Есть подозрение, что он заснул, едва только смог проникнуть под многочисленные одеяла и покрывала.

Утром Лору разбудили шаги наверху. Точнее, самих шагов слышно не было, зато вполне осязаемой была труха, сыпавшаяся ей на лицо с деревянных балок, подпирающих потолок.

«Дому, может и тысячу лет, а этим балкам, верно, две тысячи, – с досадой подумала она. Вылезать из-под кучи одеял не было никакого желания. – Так вот почему раньше ночевали в чепчиках. Если в комнатах стоял такой дубак, то чему удивляться».

Труха продолжала осыпаться.

«Такая худенькая, а топает как слон».

Собирались утром быстро и хмуро: очень хотелось жрать. Снаружи все оказалось не так мрачно, как ночью. Окна домов были украшены цветами, в конце их улочки оказался миленький парк. Даже встречались редкие прохожие. Ресторан был всё ещё закрыт. Работала кофейня, но кроме кофе там ничего не было. Решено было позавтракать на маршруте. Уже садясь в машину, Лора внезапно спросила Нику:

– А что ты там утром делала? Гимнастику?