– Лазарь Елизарович, – я усмехнулся, глядя в мудрые глаза Целителя, – спросите чего полегче! Я только несколько часов назад пришел в себя и ни черта не помню! Даже имени своего…
– Да, я знаю, – кивнул врач. – Но за это время уже успели совершить невозможное! Как вам удалось уничтожить троих вооруженных головорезов, в таком состоянии? Ведь у вас ярко выраженная ригидность левой половины тела! Я уже умолчу о том, что год назад вы вообще были парализованы! Но, ведь и сейчас вас практически не слушаются рука и нога!
– Не знаю, доктор… – Пожал я плечами. – Как-то получилось… А рука с ногой слушаются, только очень плохо…
«У меня правильнописание хромает. Оно хорошее, но почему-то хромает[12], – неожиданно возникла смутно знакомая цитата у меня в голове, вторящая моему ответу врачу. – И пенсия хорошая, только маленькая[13], – тут же догнала её вторая».
Ну, вот, откуда это опять из меня вылезло? Причем тут какое-то правильнописание? И пенсия? Ведь лет-то мне всего лишь двадцать пять?
– Что-то случилось? – Видимо, заметив некоторую нервозность в моем взгляде и «повышенную» задумчивость, поинтересовался Рыжов. – Вам плохо? Хотя, я ничего такого не замечаю в вашем организме… – убежденно произнес Медик, слегка поводив надо мной раскрытыми ладонями.
– Да, нет, доктор, – мотнул я головой, – чувствую я себя прекрасно! Спасибо вам! Просто мне в голову постоянно лезут какие-то мысли… Чужие… странные… одним словом, мне такие не свойственны, – решительно произнес я. Кто знает, может быть, этот Медик сумеет мне помочь от них избавиться?
– А отчего вы-таки решили, что эти мысли чужие и вам не свойственные? – ехидно прищурившись, спросил меня Лазарь Елизарович. – Ведь вы совсем ничего не помните? Может быть, это как раз и возвращается ваша потерянная память?
– Не знаю… – Вновь пожал я плечами. – Только уж очень странные мысли в голову лезут, товарищ доктор…
– Например? – Живо поинтересовался Медик.
– Я вот только что про пенсию подумал, – решил поделиться с доктором тем, что никак не давало мне покоя, – что она у меня хорошая, но маленькая. Следом же подумал: какая нафиг пенсия, когда мне только двадцать пять? Но и это не самое страшное…
– А что же?
– А то, – выдохнул я печально, – чувство такое у меня… как будто я не двадцать пять лет прожил, а все сто два года!
– Именно сто два? – уточнил Рыжов. – Ни годом больше, ни годом меньше?
– Угу – именно сто два! – подтвердил я. – А почему так, даже и не спрашивайте – все равно не отвечу.
– Весьма и весьма интересно! – Изумленно покачал головой Лазарь Елизарович. – Откуда же взялась такая цифра – сто два года? Я, признаться, ни с одним человеком, перешагнувшим столетний рубеж и не встречался никогда. Разве что в газетах… Вот, помню в 30-е годы, во время очередной переписи населения выскочил в Азербайджане старичок один 1805-го года рождения! Я даже имя его запомнил – Ширали Муслимов…
– Так это ему, выходит, 125-лет тогда стукнуло? – Я удивленно покачал головой. – На сотню больше, чем мне сейчас!
– А ведь он абсолютно обычным человеком был! Без всяческих задатков Силовика! Или вот, например… – Лазарь Елизарович неожиданно замолчал, словно над чем-то напряженно размышляя.
– Товарищ доктор! – окликнул я его. – Что случилось?
– А ведь ему-то как раз сто два года и было… – задумчиво произнес Медик. – Но, ведь вы к тому времени уже не реагировали ни на какие раздражители, значит, не могли быть в курсе… Хотя, на подсознательном уровне могли и уловить…
– Лазарь Елизарович, о чем это вы? – вновь попытался достучаться я до доктора, разговаривающего сам с собой.
– Сейчас… – Медик вскочил со стала и подбежал к железному ящику. Ключ от сейфа торчал прямо в замочной скважине, по всей видимости, главврач запирал документы только на ночь. – Где-то она должна быть… – бормотал он себе под нос, засунувшись в ящик едва не по пояс. – Вот! – победно воскликнув, он всучил мне несколько газетных листов. – Читайте, юноша, и сами все поймете!
Я развернул сложенную в четверо газету и пробежал глазами по тексту. Это была «Правда» за девятое августа 1943-го года. На первой полосе практически во весь разворот были изображены стоящие плечом к плечу два человека. Первого я, как, впрочем, и каждый гражданин СССР от мала до велика, обязан был знать в лицо – товарищ Сталин в парадном мундире с маршальскими погонами на плечах и маршальской же звездой под воротничком и Золотой звездой героя Советского Союза на груди.
А вот второго – крепкого и величавого бородатого старика, в генеральской форме, с внушительным «иконостасом» из орденов и медалей, над которым тоже «горела» звезда героя, видел первый раз в жизни. Однако, мой взгляд тут же прикипел к этому морщинистому аксакалу, как будто…
Я мотнул головой, вновь прогоняя странную ассоциацию, возникшую у меня в голове. На секунду, на мгновение, мне вдруг показалось, что я смотрюсь в зеркало. И там, в этом волшебном и недостижимом зазеркалье вместо меня отражается вот этот самый боевой старикан, удостоенный, судя по изображению в газете, высшей военной награды.
И самое странное, что никакого дискомфорта я не ощущал, разом постарев на целую прорву лет. Что-то внутри меня говорило, что именно так и должно быть. Что зеркало не врет. Что я и он – единое целое! Вернее, он – это я, а я – это он!
– Черт! – выругался я, когда моя голова вновь начала наливаться тяжестью и болезненно пульсировать. – Опять…
– Спокойно, юноша! – произнес Лазарь Елизарович, тоже почувствовавший неладное. – Без резких движений! Голову на подушку, закройте глаза и расслабьтесь! – распорядился он, а я поспешил последовать его советам. – Я постараюсь купировать болевые ощущения.
Уже закрывая глаза, я заметил, как Медик, вытянув руки, начал водить раскрытыми ладонями над моей головой. И его ладони едва видимо светятся. Меня обдало мягким теплом, прогоняя из моей вновь разболевшейся головы чугунную тяжесть. Через некоторое время отступила и боль, а мое тело вновь наполнилось легкостью и блаженством…
Глава 5
Едва только боль вновь отступила, странное «единение» и ассоциация со стариком, изображенным на первой полосе «Правды» рядом с товарищем Сталиным, как-то утратила свою остроту. Я больше не чувствовал себя им – прямо, как наваждение какое-то закончилось!
Я – это опять только я! Вот только, кто я? Я уже начал приучать себя к мысли, что я – Мамонт Иванович Быстров! Мне же надо как-то дальше жить, а если я даже в собственном имени буду сомневаться… Ничем хорошим это для меня не закончится! Кстати, а как этого героического старика зовут, я так и не узнал…
– Вам лучше, молодой человек? – поинтересовался Медик, когда я открыл глаза.
– Спасибо вам, доктор! – от души поблагодарил я Рыжова.
– Не стоит благодарностей, – произнес главный врач, – это моя работа. А вот ваш случай, милейший юноша, просто уникален для моей практики. Если вы позволите понаблюдать за вами некоторое время, уже я буду вам благодарен.
– Наблюдайте на здоровье, Лазарь Елизарович! – Я улыбнулся. – До пятницы я совершенно свободен[14]!
– А почему именно до пятницы? – удивился Медик. – У вас на пятницу какие-то планы?
А я и сам не мог сказать, отчего я ответил именно так, а не иначе. Похоже, что это опять началось…
– Не знаю, – мотнул я головой, – как-то само выскочило… Я даже не в курсе, какой сегодня день недели и, вообще, какая сегодня дата!
– Интересно-интересно… – протянул доктор, внимательно наблюдая за моими реакциями. – Сегодня восьмое февраля, вторник, – сообщил он мне между делом.
– Спасибо, доктор, буду знать! – поблагодарил я его. – Что зима на дворе я и так, между делом, догадался, а вот какое сегодня число – пока оставалось тайной.
– Вот видите, как все здорово складывается! – оптимистически заявил Лазарь Елизарович. – Еще одной тайной для вас стало меньше.
– Ну, хоть что-то, – согласился я с ним, вновь разворачивая газету, которую так и не выпустил из рук.
– Этот выпуск «Правды» был посвящен нашей победе, – сообщил мне Медик. – Я поэтому его и храню. Так сказать, для потомков, и для истории…
А я вновь погрузился в изучение праздничного экземпляра газеты полугодовой давности, стараясь не смотреть на изображение старика. Чтобы «соблазна» не было в очередной раз словить такой красочный при?ход.
При?ход? Вот опять! Что за словечко-то такое? На церковный прихо?д похоже, только ударение другое и абсолютно иной смысл. Смысл я прекрасно понимал, но словечко, тьфу мерзость – растереть и забыть! Уголовно-наркоманское арго. Нам такого и даром не нать, и с деньгами не нать!
Но я не стал отвлекаться от текста газеты и, в первой же прочитанной мною строке, стало сообщение о нашей победе:
«Вчера наш великий народ, народ-победитель праздновал день полного торжества своего правого дела».
– Значит, девятого августа победили? – просипел я, когда к горлу подкатил комок, да так там и застрял.
Ведь я неожиданно вспомнил, как мы мечтали на фронте об этом, как тогда казалось – недостижимо далеком дне. Но мы верили, что он обязательно наступит! И мы сделаем все, даже невозможное, чтобы он наступил, как можно скорее!