Пятна Роршаха. Люся и Потапов

…

Москва всегда многообразная и всегда узнаваемая, как в разное время года, так и в разное время суток. Вереницы изогнутых поездов с высоты пешеходного моста казались огромными удавами, заглатывающими муравьиных людей.

Многоликая вокзальная масса с чемоданами, корзинами, тюками перемещалась в хаотичной осторожности приезжих. Через минуту, свернув за угол величественного вокзала, взгляд ударяется о вертикальную красоту сталинской высотки. Запрокинув голову к небу, дальнозоркие начинают высматривать огромную звезду, обрамленную колосьями пшеницы. Будто лавровый венок, как символ народа – победителя.

Через два часа мы прибыли на окраину столицы, улица Северная, где находилось обветшалое общежитие крестной Веры.

Малыш, с трудом прокручивая несмазанные педали, продвигался по длинному коридору на трехколесном велосипеде. Проезжая мимо неухоженного мужчины в майке, малыш приветливо кивнул и покатил дальше мимо бездверного пролета огромной общественной кухни, где в суете и предвзятости сновали уставшие от трудового дня женщины в аляповатых халатах.

Две комнаты крестной за одной общей дверью слегка отгораживали нас от быта общежитской коммуны.

– Я с девочками в одной комнате, – щебетала крестная, – ты с Мишей в другой. Муж часто в рейсах, он у меня молчун, лишних вопросов не будет.

Опекаемая Олей во всех вопросах быта, я не предполагала, как сложно сделать выбор, как понять правильность выбранного решения. Теперь я не просто знакомилась с квитанциями об оплате коммунальных услуг, но и собирала целое собрание сочинений для перевода ребенка в московскую школу, а оформление опекунства напоминало… «Войну и мир» Толстого – по количеству бумаг, заверенных копий и беспросветного отчаяния.

– В ближайших школах, – говорила крестная, – зарплата маленькая. Тебе надо ближе к центру. В конце концов, Мишу я могу оставить у себя, неделю учится, а выходные с тобой…

Услышав слова крестной, Мишка втянул голову в плечи, боясь повернуться от окна.

– Спасибо, крестная… но мы не расстанемся, мы будем вместе, правда, Миш?

Расслабив плечи, он кивнул, не отрываясь от картинки за вечерним окном, которая вдруг задрожала мутным миражом от брызнувших слез.

– А про школу мне и Оля говорила… и про Москву тоже, – пряча влажные глаза, произнесла я.

– Сейчас важно – спокойствие. Вспомни про Карлсона, главное – спокойствие. Хочешь не хочешь, жизнь надо строить. Планируй свой день по мелочам. Вот завтра – что у тебя по плану?

– Хочу заехать в ОВД к следователю, который рассматривал дело о несчастном случае.

Здание Центрального ОВД находилось во дворе среди жилых домов, двух школ, больницы и лесопарка.

Полнолицый, лысоватый, с мелкими чертами лица, в сером костюме следователь важно расхаживал по кабинету, не обращая внимания на меня, зависшую у порога посетительницу с яркой сумкой в этномотивном стиле. Крохотный мобильный телефон ёрзал по его округлой щеке, забавно напоминая электрическую бритву. Закончив монологическую речь, он сел за стол и, не поднимая взгляда, с металлическим оттенком в голосе произнес в мой адрес:

– Что у вас?

Пробежав узкими от недоверия глазками документ, следователь внимательно осмотрел последний лист. Увидев свою подпись, он приподнял прямые брови и указал жестом на стул.

Присев на краешек, я слегка перевела дыхание, мысленно успокаивая сердце частить пореже.

– Я хотела бы написать заявление, чтобы дело моей сестры пересмотрели… я уверена, это не несчастный случай…

Следователь, пролистав снова, вернулся в начало, потом в конец акта, вторично удостоверяясь, что сей документ подписал именно он и говорить все-таки придётся, но продолжал тянуть паузу.

– Дело в том, что Оля, моя старшая сестра, приехала в Москву на семинар повышения квалификации. Парк, в котором нашли… сестру, – я изо всех сил старалась отключить наплывающие чувства. – Парк находится совсем не по пути… крестная живет в другой стороне города… Может, ее кто-то заманил в парк? Может, коллеги…

Я поперхнулась, уловив еле видимое движение его рук, и замолчала. Голос следователя неприятно прозвучал в долгой напряженной тишине.

– Все опрошены. Всё подписано, согласовано. А что было на уме у погибшей, следствие такой ерундой не занимается. Нет смысла продолжать разговор, – он встал из-за стола и, чуть наклонившись, положил акт на край стола передо мной.

– Подождите! – вскочив с места, неожиданно громко произнесла я. – Почему вы не хотите рассмотреть другую версию… это совсем не похоже на несчастный случай…

Порывисто взяв листы документа со стола, близоруко уткнувшись в бумагу, он начал раздраженно зачитывать вслух.

– «Потерпевшая по итогам экспертизы находилась в состоянии алкогольного опьянения… Падение произошло с высоты роста потерпевшей, лицом вниз…»

Оторвав взгляд от шрифта, он сухо добавил:

– Шла, темно… Оступилась, упала… За то, что в неположенном месте валялся кусок бетона с торчащей арматурой, виновные наказаны… что еще?

– Не могла моя сестра находиться в опьяненном состоянии…

– Подпись на документе ваша? Ваша! Вы подписали, что ознакомлены с несчастным случаем, подписали, значит – согласны. Можете быть свободны!

– Вы обязаны разобраться еще раз. Я… я пойду к вашему начальству…

– Да ваше право.

Тыкаясь от одной двери кабинета к другой, мне удалось найти обладателя второй подписи на документе, чья компетенция не вызывала сомнения в силу указанного звания.

Обладатель государственной власти коротко объяснил незнающей гражданке, то есть мне, что права непосредственно отстаиваются в кабинете капитана Занковского.

– Гражданка Синицына, я в доступной форме объяснил вам, что дело закрыто! А если вы не можете смириться, это не повод отвлекать всех от важной работы.

На письменном столе капитана, с краю, появилась высокая чашка с дымящимся напитком. Аромат бодрящего кофе приятно плыл по кабинету. Занковский сидел за столом и минуту назад предвкушал насладиться обжигающим напитком. Сумятицу в наслаждение привнесла непрошеная Синицына, чье появление у начальства неприятным осадком портило этот день.

– Была организована доследственная проверка, по результатам которой было принято решение об отказе в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием состава преступления!

Поглядывая на чашку, капитан звучно крушил нотами голоса атмосферу равноправия.

– Я могу рассмотреть единственную версию, – язвительная полуулыбка облизнула его тонкие губы. – Что ваша сестра сама решила свести счеты с жизнью в такой форме, чтобы привлечь внимание к своей персоне. А не было ли у вашей сестры психического расстройства? Проверяли только по столичным диспансерам. Может, в вашем городе сестра была пациенткой такого заведения?

Моргая глазами от возмущения, я не успевала бежать за резкими мыслями капитана, облаченными в чудовищные фразы.

– И если вы, гражданка Синицына, будете продолжать ходить и мешать органам власти, то я начну рассматривать дело совершенно в другом ключе. А именно, а не было ли у вас умысла довести сестру до самоубийства? И потребую психиатрическую экспертизу на ваш счет.

Непроизвольным мышечным движением я стиснула свою сумку, где в дальнем кармашке, в темноте моей тайны, хранились таблетки, как следствие работы невропатологов и психиатров того долгого реабилитационного периода моего детства.

– В деле вполне уместно указать 110 статью, – безжалостно наступал следователь. – Доведение до самоубийства, и тогда у вас не будет возможности строчить жалобы!

Мне захотелось спрятаться, как в те первые минуты болезненной потери, но внутренний протест против его лжи и нежная ответственность за Мишку придавали силы.

– Как вы можете так говорить?! Когда погибла наша мама, Оля не отдала меня в детский дом, а заменила мне маму, она самый дорогой человек для меня… Вы ничего не знаете! Не желаете понять! У нее остался десятилетний сынишка…

– Вот теперь вы замените ему мать, – цинично произнес капитан.

– Вы… вы просто бездушный лицемерный человек! Как можно…

Внезапно моя сумка то ли от внутреннего напряжения моего возмущенного тела, то ли как знак, что пора остановить удушающий разговор, перевесилась вперед и, зависнув над столом, опрокинула чашку с кофе. Жидкость мгновенно растеклась по чистому столу, капитан едва успел вскочить с места. Но капли достигли незапланированной цели и в некоторых местах поглотили серый цвет ткани его брюк. Только лаковые ботинки, с презрением подняв носы, остались безукоризненно чисты. Но капитан, тем не менее, как фокусник, выхватил из кармана носовой платок и ревностно протер драгоценную пару обуви.