Анастасия

– Следуйте за мной, господа…

Нам пришлось пройти через огромный зал, в котором царил влажный полумрак, и тихо играла музыка. Это было танго. Несколько пар лениво топтались возле площадки с оркестром. В отличие от обычного ресторана, вместо стульев или кресел, здесь повсюду стояли мягкие диваны, на которых дремала разномастная публика. Кто-то из мужчин и женщин откровенно спал, приняв весьма странные позы. По их полуприкрытым векам было видно, что эти люди находились под влиянием какого-то дурмана, ибо некоторые из них бормотали нечто несуразное. Но спали здесь не все. Кто-то продолжал лениво играть в карты, кто-то пил вино, а кто-то откровенно курил. Только курили эти господа в основном не папиросы. В их пальцах таились медные, стеклянные и костяные трубки. Эти господа курили гашиш и опиум. Тут же на столах, возле ваз с фруктами, стояли коричневые коробочки с кокаином немецкой фирмы «Марк». Я уже ранее видел подобные коробки и знал, что в них находится.

В воздухе этого зала пахло как-то особенно. Не так, как обычно пахнет в ресторанах. Здесь пахло гашишем и еще чем-то, едва уловимым, кислым и специфическим. Это был особый аромат наркопритона. Много позднее, будучи в Европе, я не раз встречал подобные заведения. И всюду там стоял этот удушливый и печальный аромат порока и флёр вечного сна. Тягостное марево дурмана, тянущего в смертельную бездну. Хотя запах гашиша иногда так напоминает аромат церковного ладана…

Мой цепкий взор ухватил тогда несколько странных пар, которые дремали возле столов с нетронутой едой. Иногда любовники трогательно держали друг друга за руки. Мне особенно запомнилась одна спящая сухопарая, но очень молодая и красивая дама, затянутая в темно-зеленый шелк дорогого платья. Её шляпа с вуалью валялась рядом с ней, на цветастом ковре, а голова женщины была неестественно запрокинута назад, обнажая нежное, почти детское горло. Дама спала, но цвет её воскового лица и тонких длинных пальцев наводил на страшные мысли. В тот же момент мне показалось, что перед нами лежит вовсе не живая женщина, а покойница с заострившимися чертами некогда прекрасного лица.

В глубине зала я увидел еще одну странную пару. Мужчина был раздет до длинной рубашки и портков, а женщина, бесцеремонно задрав юбки, медленно снимала с себя шелковые чулки на подвязках. Опешив от таких непристойностей, я поспешил отвернуться. На многих столах, рядом с тарелками фруктов и бутылками вина, стояли расписные китайские курительные лампы и лежали разномастные пайпы на любой вкус и кошелёк. Рядом с пайпами, на маленьких серебряных подносах, стояли какие-то аптечные флаконы и странные комочки, обернутые в папиросную бумагу. И только позднее я узнал, что это были шарики смоляного чараса.

Пройдя через большой зал, мы очутились в широком коридоре, застланном дорогой ковровой дорожкой. Справа и слева здесь располагались ряды отдельных кабинетов. Метрдотель отомкнул ключом одну из дверей, и ввел нашу компанию в просторную комнату, обустроенную на китайский манер. Вокруг низенького, инкрустированного узорами, полированного столика, возвышались мягкие, обтянутые голубым шелком диваны. На каждом из диванов было множество подушек. У изголовья лежали свернутые в рулон, шерстяные пледы. По стенам комнаты висели огромные веера, расписанные иероглифами и аляповатыми цветами. В стороне возвышалась этажерка, на которой я заметил множество коробочек, флаконов и круглую курительницу, из которой валили клубы ароматного пара. Он пах сандалом, ладаном, миррой и немного камфарой. Свет в комнате был мягким и струился из газового фонаря, висевшего под потолком.

Наверное, господа, я так подробно обо всём этом рассказываю лишь потому, что это был мой первый раз, когда я попробовал курить опиум. Помню, что весь антураж этой пафосной комнаты произвёл на меня какое-то ошеломительное впечатление. Мода на декаданс тогда только входила в круги золотой молодежи обеих столиц. А потому вся обстановка и события тех дней мне казались чем-то мистическим и исполненным какого-то тайного и высокого смысла. Вместе со всеми я потянулся за этой пошлой и дешёвой мишурой и так глупо был в те годы очарован ею.

Я не хочу рассказывать вам всех подробностей того вечера. Скажу только одно, что как не старался, я не мог угнаться за остальными моими приятелями, так как они уже бывали в подобных местах и не раз. Галина более других вела себя в этом кабинете, словно бывалая морфинистка. Она вальяжно упала на диван и, расстегнув ворот узкого платья, открыла нашим взорам небольшую, но пленительную грудь. Мужчины делали вид, что такая экзальтация им вполне привычна. Один из моих приятелей, которого звали Михаилом, кликнул молодого человека, похожего на китайца. Возможно, это был просто татарин, но он тщательно изображал из себя именно настоящего китайца. И сходство с китайцем ему придавал желтый шелковый ханьфу и маленькая шапочка на бритой голове. Все его движения были исполнены важностью и особой церемонностью. Он перечислил какие-то мудрёные названия, словно официант блюда. Услышав распоряжения Галины и Михаила, коротко кивнул, а после скрылся за дверями. Через пять минут он вернулся с подносом, на котором лежали довольно вычурные деревянные трубки и лампа для поджигания опиума. Все мы расселись возле стола, утонув в мягком шелке диванов, а Галина вновь легла, вытянув худые ноги. Я помню, что всё время уводил взгляд от её белоснежной груди, виднеющейся сквозь расстегнутый ворот, а так же от узких щиколоток и маленьких ступней без ботинок. Я смутно помню, что Людочка перехватила мой любопытствующий и пристальный взгляд на её подругу и тут же от ревности сжала мою ладонь.

А далее, поколдовав несколько минут над лампой, китаец вручил каждому из нас по трубке. С важным видом все принялись курить.

Скажу сразу, что в тот самый, первый раз, я вовсе ничего особенного не почувствовал, кроме сильной сонливости. После нескольких затяжек я тут же полетел в сладкий сон. Засыпая, я успел подумать лишь о том, что сейчас уже далеко за полночь, и я просто устал. Я помню, как сделал слабую попытку поцеловать Людочкину руку. И мне тут же почудилось, что мой нос приклеился к её коже. А сама Людочка завертелась пёстрым волчком и унеслась в неведомую даль.

Через несколько часов меня разбудили. Это был Михаил. Он тряс меня за плечо и предлагал расплатиться по счёту. Я огляделся. В комнате оставались лишь мы с Михаилом. Все остальные, по-видимому, ушли. Не было и моей любовницы Людочки. Я даже было обиделся немного, что она ушла, бросив меня одного. Я помню, что Михаил напряженно совал мне под руку счёт. Видимо, он опасался за то, что я не стану оплачивать пребывание всей честной компании в этом злачном местечке. Да, счёт обошелся мне в кругленькую сумму. Но я безусловно всё оплатил, да еще оставил фальшивому китайцу мелочь на чай. Когда Михаил убедился, что я нисколько не возмущен такой высокой ценой, он тут же повеселел. Назад мы возвращались уже не через зал с посетителями – китаец провёл нас через другую дверь, которая выходила на задний двор.

Мы вышли с ним на воздух. Судя по светлеющему небу, на дворе уже стояло ранее утро. Падал первый снег. Его пухлые хлопья медленно покрывали жидкую грязь мостовых. Снег падал и тут же таял. Я помню, что при виде снега мне стало на душе так светло и хорошо, что я с радостью побежал брать извозчика. А Михаил, подняв воротник, пошагал в противоположную сторону.

Недалеко от ворот собственного дома я увидел молодого мужчину в длиннополом пальто и бобровой шапке. Мужчина топтался и смотрел в сторону нашего двора. Что-то в его облике мне показалось знакомым. И вдруг я вскрикнул. Это же Митька! Как я о нём забыл… Я находился в Москве уже более двух недель, а к Мите так и не зашел. Хорош гусь! Мне даже стало совестно от собственной забывчивости. Если бы я рассказал Мите о том, что всё это время у меня пролетело в совсем незнакомой мне компании, то, полагаю, что он бы сильно обиделся.

– Митя, это ты? – крикнул я другу и бросился в его объятия.

В ответ он тоже обнял меня. Он сильно возмужал и изменился, но его взгляд остался всё тем же – мягким и добрым. И светлыми ресницами он моргал точно так же, как и прежде.

– А мне сказали, что ты уже вернулся из Цюриха, – с улыбкой начал он. – Я уже приходил к тебе однажды, но не застал.

– Да? А я, верно, был занят по делам будущей службы, – краснея, врал я.

Мы тут же прошли в дом. И я велел слуге Антипу нагреть нам чаю и принести пирогов, ветчины, сыру и клубничного варенья. Только тут я почувствовал, насколько же и сам проголодался. Смеясь, мы делали с Митей бутерброды и уплетали их с чаем, вприкуску с вареньем. Митя рассказывал мне о том, как работает инженером на железной дороге и меня расспрашивал о моей учебе в Цюрихе. Мы вспомнили еще нескольких гимназических товарищей. Поговорили об общих знакомых и всякой чепухе. А после я показал Мите свои акварели, привезенные из Швейцарии и пару моих фотокарточек с курсом.

– Ты там подружился с кем-нибудь? – не без ревности спросил меня Митька.

– С одним англичанином Томом и парнем из Германии Эрвином, – сообщил я. – Ты знаешь, они, в общем-то, славные малые, но я безумно скучал по России и по тебе, Митька, – вдруг выпалил я.

В ответ друг заморгал глазами и отвернулся. Я сел рядом и вновь обнял его за плечи.

– Вот только сейчас, рядом с тобой, я почувствовал, что наконец-то вернулся домой. Ты прости меня, Митька, что я не пришел к тебе сразу. Закрутился как-то…

В душе я испытывал безмерную благодарность другу, потому что внезапно понял, что Митя любил меня и ждал моего возвращения гораздо больше, чем я сам. И мне вновь сделалось стыдно за то, что я шлялся незнамо где с совершенно чужими мне личностями.

Мы еще долго разговаривали о всяких пустяках.

– Митя, – вдруг спросил я. – А ты часом не женился еще?

– Нет, – рассмеялся он.

– Ты ведь у нас уже при службе и вполне себе взрослый и серьезный человек. Неужто у тебя даже нет невесты?

– Неа, – улыбался он. – Была одна, да вышла замуж за капитана.

– Вот как? Выходит, что предала тебя красавица?

– Выходит, что так. Да, она мне ничего и не обещала.

– Слушай, а ты вообще, чем занимаешься по вечерам или в выходные дни?

– Да, ничем особо. Читаю иногда. Хожу в общественную библиотеку. Беру там журналы по нашему ведомству. Вот вчера изучал устройство нового немецкого локомотива.

– Скучно вы живете, Митрофан Алексеевич.

– Ну, да… – легко согласился он. – Скучно.

– Ну, ничего. Надеюсь, теперь ты будешь спасён от скуки. Я возьмусь, Митька, за наш с тобой досуг.

– Давай, – кивнул он. – Кстати, а ты виделся с той девушкой? Кажется, её звали Катериной или Каролиной?

– Каролиной… – и только сейчас я вдруг вспомнил о ней и тут же подумал о том, отчего за эти две недели я даже не попытался сходить к её дому.

На миг я замялся.

– Ты знаешь, я не думаю, что это такая уж хорошая идея, – задумчиво ответил я. – Всё-таки прошло уж пять лет. Может, она за эти годы изменилась или подурнела. Знаешь, с женщинами надо расставаться без сожалений.

– Ну, да… Наверное, – согласился Митя.

Забегая вперед, я должен сказать, что воспоминания о Каролине обожгли меня новым жаром. Мне очень захотелось вновь увидеть мою первую любовницу, тем более что дядя был за границей, и мне никто не мог теперь препятствовать.

На следующее же утро я помчался на Ильинку к знакомому особняку. Дрожа от волнения, я позвонил в дверь подъезда. На звонок вышел швейцар. Но это был не тот старый привратник. Этот швейцар был намного моложе. Когда я поинтересовался у него, дома ли мадам Каролина, он был немало удивлен моим вопросом и ответил, что такая дама здесь не проживает. Я попытался расспросить его о том, куда она могла переехать, но тот ответил, что, сколько здесь служит, ни разу не видел таковой в этом доме. Как выяснилось, в той милой квартире теперь жила семья какого-то военного.

Чуть расстроенный я покинул особняк на Ильинке. Я шел по мостовой, а снег падал мне под ноги и тут же таял. Мои воспоминания о Каролине вновь наполнили сердце необъяснимой тоской. Но мимо меня пролетела коляска, в которой сидели две весьма привлекательные барышни. И мне тут же стало весело. Я тряхнул головой, будто отгоняя от себя печаль прошлого. И я решил, что разумнее всего оставить тоску по былому. Еще я подумал о том, что мой дядя очень хитрый и практичный человек.

Да, я поспешил отогнать все грустные мысли, тем более что в этот же вечер я пообещал Мите, что мы посетим с ним «Славянский базар» и я познакомлю его со своей новой компанией.

Но эта моя затея оказалась не вполне осуществимой. Из всей нашей стихийной компании с нами остался лишь один Михаил. А моя актриса и ее экзальтированная подруга уехали на гастроли в какой-то небольшой городок. Второй мой приятель и вовсе куда-то пропал. Как сообщил нам Михаил, его друг тайно посещал кружок социалистов и вынужден был скрываться от московской полиции.

Скажу честно, меня совсем не расстроило исчезновение нашей компании. За те две недели, что я общался с ними, я уже знал адреса всех притонов и злачных местечек. А уж в залы лучших московских ресторанов я и вовсе входил теперь свободно, словно почётный завсегдатай. И все швейцары уже отлично знали меня в лицо и по имени. Вы же понимаете, что расположение этой публики купить довольно просто. Нужно лишь оставлять им щедрые чаевые, и тогда ты для всех будешь «своим» и самым уважаемым господином.

Более всего я желал теперь произвести впечатление на моего непорочного Митеньку. Грешен, мне нравилось чуть-чуть сбивать его с толку и слегка морочить. Как и прежде, в гимназические годы, именно сейчас для моего полного счастья мне требовалось уважение и восхищение моего несчастного Митьки Кортнева.

Сначала, как водится, я повел Кортнева в «Славянский базар» на Никольской. И там я закатил ему настоящий «пир на весь мир». Наш стол ломился от самых лучших вин и закусок. Рядом с нами играл ансамбль из местных скрипачей. Шустрые официанты, хрустя салфетками, меняли нам закуски. Не считая денег, я швырялся ими направо и налево, стараясь поразить Кортнева своею щедростью и роскошью. Митька ел и пил с огромным удовольствием. А еще он смотрел на меня именно так, как смотрят кольца Сатурна на сам Сатурн. Я в его глазах имел очень большой вес и авторитет. Когда мы оба были пьяны, то вновь заговорили о женщинах. И я стал поучать Митьку точно так, как когда-то меня поучал дядя Николай. Я сказал Митьке, что заказать девицу из борделя – вовсе несложно.

– Хочешь, я оплачу услуги сразу трёх женщин? – хвастал я, будучи в большом подпитии.

– Хочу, – глупо улыбаясь, кивал Митя.