– Так я люблю тебя!
– И я тебя люблю, и любить еще больше стану.
– Как же! А вдруг Машка тебе больше понравится?
– Не понравится. Просто, хочу на нее голую посмотреть. У нее есть жених?
– Нет еще. Так, с несколькими хороводится.
– Вот и славно. Приведешь?
– Нет!
– Ну и дура. Сейчас я уеду, а через день снова сюда вернусь, к ночи. Приведешь если, так будет промеж нас с тобой и дальше любовь, и денег еще дам вам. А не приведешь, считай, что не знаю я тебя больше. И пальцем к тебе не прикоснусь. Будешь себе другого полюбовника искать. Поняла?
Ольга, всхлипывая, ушла. А Григорий еще долго лежал в одиночестве, представляя обнаженную Женьку, а рядом с ней Алевтину. В его видениях тут же присутствовала и Ольга. И все три женщины голые со страстью отвечали ему на все его причуды. Вот Ольга и Алька держали вдвоем ноги несносной Женьки, широко разведя их в стороны, а он входит в тугое девичье лоно.
От этих мыслей его снова бросало в жар, а старый друг наливался свинцовой тяжестью.
* * *
Домой Григорий вернулся после обеда. Алевтина с Евгенией сидели на террасе и со скучающим видом наматывали в клубки голубую шерсть.
– Что так долго, Гришенька! – обрадовалась Алевтина и приподнялась со стула. – Я заждалась уже тебя. Обедать будешь?
– Да, собери. А отец дома?
– Нет, Иван Ильич до сих пор не приезжал. А Элеонора Михайловна почивают.
Пока Алевтина разговаривала с мужем, Женька хитро посматривала в его сторону. Григорий покраснел, ему почудилось, что эта чертовка знает о том, что творится в его душе. Ее взгляд, открытый и внимательный, казалось, хотел сказать: «Эк, тебя, зятек-то колобродит! Мало тебе ночи с крестьянкой, так ты еще и сестру ее решил прихватить. И все из-за меня…»
Григорий нахмурился.
– Что на обед?
– Зеленые щи, Гришенька. Заливное из судака, пирог с малиной.
– Неси все. Проголодался.
За столом Григорий ел щи и заливное, и читал свежие газеты, принесенные почтальоном для его отца. Глаза пробежались по первым страницам. И в отделе «Происшествия» он прочел сообщение о том, что несколько народовольцев взорвали подъезд дома генерал-губернатора. Генерал не пострадал, а злоумышленники схвачены и преданы суду. Григорий с удовлетворением принял эту новость.
«Вот, и на вас, синеблузых, с наглыми замашками приходит расправа», – мстительно подумал он.
Потом его взгляд зацепился за маленькое сообщение о том, что в Козельском уезде, возле села С-кое, найден труп молодой женщины с обезображенным лицом. На теле несчастной имеются множественные раны от когтей дикого животного. Идет следствие по факту гибели неизвестной.
Григорий отбросил в сторону газету. Есть сразу расхотелось. Он пошел в спальню и, медленно раздевшись, лег на кровать. Взгляд темных глаз уперся в потолок.
«Согласится ли Ольга? – думал он. – Интересно, какая у нее сестра? Похожа ли она на Женьку?»
Он не заметил, как задремал, но вздрогнул, услышав скрип двери. В комнату тихо вошла жена. Утиной походкой она дошла до кровати и села на край.
– Гриша, ты стал таким молчаливым. Все хмурым ходишь, будто я тебе чем не угодила, – она положила ему на бедро теплую ладонь. – Ты потерпи немного, вот рожу, и будем мы с тобой ласкаться, как и прежде.
– Чего ты, глупая? – улыбнулся он. – Я же все понимаю.
Алевтина с радостью обошла кровать и прилегла с другого края. Она прижалась к мужу и, ухватив его ладонь, притянула ее к собственному животу:
– Потрогай, как пинается. Бабка-повитуха говорит, что сынок должен быть.
Григорий повернулся к ней:
– Это хорошо, Алечка.
Она протяжно вздохнула.
– Может, я могу тебе сделать устами приятное?
– Не стоит, не надо. Потом. Я обойдусь… – он снова лег на спину.
– Я тоже, Гриша, сильно хочу тебя. Так хочу, что мочи нет. Почему доктор не разрешает? Давай хоть тихонечко, а?
– Аля, иди, займись чем-нибудь. Раз нельзя, то нельзя. Если я, мужчина, терплю, то твои желания сейчас – просто блажь. Сходите с сестрой на реку или в розарий погуляйте.
– Женечке скучно у нас. Говорит, что хочет скорее в институт. Уедет, наверное.
Григорий напрягся.
– Чего ей скучно-то? Кто вас развлекать должен?
– Она хотела ехать, спектакль смотреть в воскресенье, а ты не даешь.
– Чего я не даю-то? Я же сказал просто, что подумаю. Отвезу я вас туда.
– Правда? Я ее обрадую тогда?
– Сегодня я дома буду ночевать, а завтра снова в поле уеду, но к утру воскресенья я ворочусь.
– Опять уедешь?
– Ты же знаешь, что летом каждый день год кормит.
– Знаю…
– То-то же. Может, ты мне в гостевой спальне стелить будешь?
– Зачем?
– А затем, чтобы мысли дурные по ночам тебя не тревожили. Думай о ребенке.