Варе этой весной исполнилось двадцать три года. Возраст для молодой девушки самый романтичный, полный надежд и, конечно, влюбленности. Все это так, но совсем не про Варю, ничего романтичного в ее жизни не было. Была учеба, работа и съемная комната в квартире, которую ей сдавала одинокая и стареющая дама, любящая поворчать по любому поводу. Варя была настоящей красавицей, но своей внешности она не придавала большого значения. Белокурые, вьющиеся волосы она собирала в пучок, из косметики у нее был только детский крем с чередой, ей понравился его запах, и она смазывала им руки, на которых кожа становилась сухой от воды в городе. Про одежду Варя не задумывалась, и все разговоры однокурсниц о модных вещицах считала пустой болтовней. Потому ее сторонились, считая больше ненормальной, чем особенной. Строгий взгляд и серьезный вид заставляли других держаться от нее в стороне, но от этого она не страдала, ведь быть одной ей было привычно. Единственное, что ее расстраивало, это разлука с домом, она скучала по тайге, тишине и ароматам леса.
Все теперь изменилось, и сегодня, когда Варя вышла из своего института с дипломом в руке, ей хотелось кричать от радости не потому, что это закончилось, а потому, что она достигла своей цели, и стала ветеринарным фельдшером. Выросшая среди природы, она выбрала эту профессию давно. Многому ее научил Иван Петрович, а главное, понимать природу и чувствовать ее. Он брал ее с собой в долгие походы по тайге, учил лесничему делу, и всем премудростям, которые должен знать каждый, кто живет в лесу. Варя умело распознавала следы животных, остро чувствовала запахи и улавливала каждый звук. В тайге звуки разносятся быстро, может поэтому, тайга не любит громких звуков?
Однажды летом, когда Варя приехала к деду на каникулы, она пошла в лес счастливая от того, что попала домой. После городской жизни, где ощущения прячутся за шумом и суетой, особенно хотелось тишины. Она знала, что тайга, если прислушаться, совсем не тихое место. Но там ты становишься одним целым с ней и начинаешь попадать в такт природных звуков, откликаешься на них. Вышла из дома она на заре, когда воздух был немного влажным, в нем еще витала утренняя роса, делая его полупрозрачным. Варя глубоко вдыхала лесной аромат, зажмуриваясь от удовольствия. Она разговаривала с деревьями, растениями, и они шуршали ей в ответ, отчего в сердце Вари звучала музыка. Музыка ветра, птичьего звона и легкого свиста ветерка и шуршание листвы, травы под ногами.
Неожиданно в привычную музыку леса ворвались звуки, похожие на поскуливание. Они, то усиливались, то затихали. Варе приходилось прислушиваться, чтобы точно определить, откуда идет призыв о помощи. Она шла вперед, оглядываясь, ведь опасность могла быть поблизости. Голос зверя мог привлечь еще кого-то, и это мог быть любой хищник. В одном из кустарников, Варя увидела шевеление. Притаившись и задержав дыхание, медленно стала снимать ружье с плеча. Она находилась в подветренной части леса, и потому зверь не мог почуять ее запах. Когда из-за кустарника вышел человек, Варя испугалась. Это мог быть охотник или браконьер, хотя он больше был похож на лешего, его одежда была непонятного цвета и формы, и передвигался он медленно и бесшумно. Звук голоса прозвучал неожиданно, и показался громким, хотя человек говорил спокойно:
– Ну, чаго притаилась-то? Выходь, не обижу. Волчонок тут, попал в расщепу, видать, – человек не поворачивался в сторону Вари, и она подумала, что он разговаривает не с ней.
– Испужалась? Давай выходи, видел я тебя, деваха, да и ружье свое спрячь, ни к чему оно.
Варя вышла из убежища, и пошла в сторону человека. По тому, как он говорил, она решила, что это старик, но лица пока не видела. Звук, исходящий из ямы, перешел в вой, и сразу стало ясно, что это волчонок. Человек уже подошел к нему, он, схватив тело волчонка так, чтобы тот не смог укусить, начал его вытаскивать. А тот, пытаясь спастись от человека, завизжал еще громче.
– Тащи ветку каку-нибудь, надо шире сделать щель, – быстро сказал человек, не отпуская волчонка из рук.
Варя стала искать подходящую ветку, а, когда нашла, вставила в раскол дерева, пытаясь раздвинуть щель шире. Они спасли волчонка, тот еще порычал немного, а почувствовав себя в безопасности, притих, лишь изредка скуля от боли в лапе.
– Умаялось дитя. Видать, мать убили, а он убежал. Только тута опасно для детей, – только сейчас человек повернулся к Варе лицом, и она увидела старого дедушку. Борода и волосы были белого цвета, лицо покрывали морщины. А вот глаза у деда были добрыми и молодыми. Варю это удивило, было непонятно, сколько ему лет, а спрашивать она не стала.
– Меня Варей зовут, а вас?
– А меня дед, так и кличь. Имя я забыл, да и к чому оно мне, здесь, в тайге, я просто человек. Ну, Варя, а ты откуда идешь, куда собиралась?
– Я у деда в лесничестве гощу. Иван Петрович, может быть, знаете?
– Може, знаю, аль видал. Я, девонька, давно с людьми не знаюсь.
– Он лесник в этих местах.
– Должно быть, человек хороший. Ты, Варя, волчонка-то возьми. Выходи вместе с дедом, он в этом толк должон знать. А у меня путь не близкий, несподручно нам с ним будет.
– Хорошо. У нас часто покалеченный зверь обитает. Кого охотники ранили, кто в капкан попал. Выхаживаем, а потом на волю отпускаем. Так они все равно приходят. В гости, как будто. Я сама на ветеринара поступила учиться, буду вот им помогать.
– Ветери кого, говоришь? – дед прищурился так, что глаза спрятались.
– Лечить зверей, ветеринаром буду.
Дед передал волчонка Варе, тот даже не проснулся. Они попрощались, и каждый пошел своей дорогой. Варя шла и думала про этого чудного старичка, который говорил и выглядел необычно, с белой, как будто снежной растительностью на лице и голове. Когда она рассказала Ивану Петровичу про эту встречу, он удивился и рассмеялся. Оказывается, про этого деда знали местные, и в шутку называли его Лешим. Добрые люди его уважали, а вот лихой народ, браконьеры там всякие, те, ненавидели и побаивались. Поговаривали между собой браконьеры, что, если Лешего увидел, собирайся в обратный путь – не будет охоты. Все дело в том, что Леший считался духом леса. Он защищал зверье, уводил охотников от добычи, даже думали, что он оберегает что-то. Никто его близко не видел, не подпускал он никого, а вот Варю допустил, видать почувствовал в ней добрую душу.
Лапу волчонку Варя за несколько дней вылечила, он привык к ней и уже не рычал. Брал еду с рук, ложился возле нее на сене, когда она к нему приходила в сарай. На Ивана Петровича серый волчонок всегда рычал, видать, защищал Варю. Все лето прожил он в доме Ивана Петровича, сопровождал Варю, когда она уходила в лес. Он был всегда вместе с ней, но однажды утром, он что-то почуял. Взгляд сделался сосредоточенным, волчонок склонил морду до земли, и долго принюхивался. Он замер и стоял так несколько секунд, а потом резко побежал вперед. Он лишь на мгновение остановился и обернулся, чтобы посмотреть на Варю и стремглав умчался вглубь леса. Она все поняла. Волчонок, скорее всего, услышал своих сородичей, и решил вернуться в стаю. Как ни грустно было его отпускать, ведь она привыкла к нему за это лето, но Варя знала, что так будет правильно.
Мари и Сергей летят в Питер
Гул самолета звучал тихо и монотонно, в салоне все спали. Сергей откинулся на спинку кресла и тоже спал, держа Мари за руку. Он уснул почти сразу после взлета, рейс Париж-Санкт-Петербург был рано утром. В иллюминаторе было видно, как солнце приблизилось к горизонту, озаряя небо вокруг себя. Мари улыбалась, глядя на Сергея, они были вместе и это ее радовало. Накануне отлета они позвонили Михаилу и сообщили, что скоро прилетят в Иркутск. Сергей при этом обмолвился, что они собираются искать родовое сокровище. Михаил обрадовался, было слышно, как он громко говорил о том, что постарается подготовиться к такому ответственному делу и больше узнать о том загадочном месте через свои источники.
Солнце показывало свои первые лучи, окрашивая облака в желто-оранжевый цвет. Небо, как будто раздвоилось. С одной стороны оно было голубое, а с другой синее. Облака медленно проплавали под крылом самолета, образуя огромный и пушистый белый ковер. Мари смотрела в окно, думая о Клавдии. Она опять улетает от нее, и только это печалило сейчас Мари. Она вспоминала последний разговор. Клавдия держала руки Мари и негромко говорила:
– Девочка моя, я понимаю, что это надо тебе и соглашаюсь с тобой, хотя мне и нелегко тебя отпускать. Это твой путь, и я принимаю все, что бы ты ни решила. Береги себя и помни, что здесь остаются два сердца, которые любят тебя и всегда ждут. Обещай, что позвонишь сразу, как прилетишь и обязательно, когда вернешься с этого похода. И я хочу подарить тебе это, – Клавдия сняла с себя медальон на тонком шнурке и надела на Мари.
– Этот образок мне отдала мама, когда я решила уехать из дома. Я переезжала из родной провинции Семюр в загадочный, полный жизни и красок, Париж. В дом, который купил для меня, всегда считавшей своей дочерью, Жорж Лангрэ. Это, как наш семейный талисман, который оберегает нас на жизненном пути. Он передавался через поколения, маме передал его мой русский отец. Он поможет тебе, не снимай его.
Мари смотрела в иллюминатор, сжимая образок в руке. Она хорошо знала этот медальон, Клавдия всю жизнь носила его. Он был овальной формы, изображение было еле видно: серебро было старинным, и со временем лик святого потерял четкость линий. От него Мари чувствовала тепло, и на душе становилось спокойнее. В какой-то момент, Мари показалось, что образ на медальоне ожил и сверкнул разноцветным лучом. Она потерла глаза, стараясь настроить зрение, и опять посмотрела на образ.
«Наверное, показалось. Сегодня ночь была бессонная, да еще плюс волнение. Надо отдыхать», – подумала Мари и быстро погрузилась в сон. Она увидела густой лес и нечеткую фигуру мужчины в длинном плаще, похожую на ту, которая показалась ей в библиотеке. А еще Мари услышала звук, напоминающий птичий. Звук становился все тише, и послышался голос, который просил всех пристегнуть ремни. Они шли на посадку, Мари открыла глаза и увидела, что Сергей смотрит на нее.
– Тебе, наверное, снилось что-то интересное, ты так забавно морщилась. Мы скоро будем на месте. Предлагаю сегодня навестить Эммануила Никифоровича. Согласна?
– Я согласна на все. Я так рада, что у нас впереди столько много всего. К Эммануилу Никифоровичу обязательно съездим. Милый такой человек, ему, наверное, очень одиноко одному в доме?
– Насколько я его узнал, ему нравится это уединение. Как он говорит, человеку мыслящему не бывает скучно никогда, и только наедине с самим собой можно услышать свои истинные чувства.
– Хорошо сказано.
Самолет при посадке немного встряхнуло. Вежливый голос поприветствовал всех на Питерской земле и пожелал доброго дня. Летнее солнце стояло над горизонтом, погружая все в желтую дымку. В аэропорту они выпили кофе и на такси поехали к Сергею домой.
Пока Мари принимала душ, Сергей сел возле телефона, думая кому сделать первый звонок. Он хотел позвонить маме и рассказать, что скоро они увидятся. Ее это точно обрадует, думал он, ведь дома он не был уже два года. С тех пор, как Сергей закончил юридический, прошло немного лет, но за это время он многое успел сделать. И поработать на скучной работе в адвокатском бюро, и создать свое детективное агентство, которое было теперь успешным и довольно прибыльным делом. Оказалось, что к такому роду услугам люди прибегают часто. Он познакомился с замечательными людьми, со многими подружился. На работу звонить было рано. Он знал, что, там сразу завалят вопросами, решением которых он захочет заниматься. Любил он свое дело, что и говорить. Пока он рассуждал и прикидывал, из душа вышла Мари.
Она была завернута в большое полотенце. Мокрые вьющиеся волосы еле касались ее плеч, на кончиках кое-где свисали капельки воды, они падали на обнаженные плечи. Мари увидела сосредоточенного Сергея и на цыпочках, стараясь не шуметь, стала подходить к нему. Она нежно положила руки на плечи и прижалась губами к его шее. Потом она обвила его руками, касаясь щекой его головы, произнесла шепотом его имя. Сергей, почувствовав рядом Мари, замер от удовольствия, он уже не думал о том, что надо кому-то звонить. Ему хотелось совсем другого, и он подхватил Мари на руки и понес на диван. Он положил ее и навис сверху, глядя ей в глаза. Они смотрели друг на друга, приходя в восторг от такой близости и возбуждения, которое как волна проходило по всему телу. Мари притянула Сергея к себе, обвив руками и ногами. И спустя одно мгновение, он уже был в ней весь. Они, вздрагивая от потока удовольствия, глубоко и шумно дышали, шепча слова нежности. Одновременно застонав, они остановились. Сергей лег рядом, не отпуская Мари. Они лежали разгоряченные, немного уставшие, но очень счастливые.
Они бы так и оставались в объятиях друг друга, но телефон зазвонил и напомнил, что есть другая жизнь. Сергей поцеловал Мари и пошел к телефону, постоянно оборачиваясь, чтобы посмотреть на нее. А Мари смотрела на него и любовалась его красивой фигурой, широкими плечами и сильными руками, в которых хотелось утонуть и не думать больше ни о чем. Сергею звонила Александра. Она хотела уточнить, когда шеф появится на работе, передала привет Мари и попрощалась с ним до следующего утра. Сергей не хотел сегодня приезжать в офис, тем более, что срочных дел там не было.
Они сварили кофе, сделали бутерброды с сыром, это единственное, что было в доме из продуктов. После легкого завтрака они поехали к Эммануилу Никифоровичу. Предварительно звонить не стали, он всегда был дома, потому в этом не было никакой необходимости, а то, что он будет рад их видеть, не вызывало сомнений.
Радостная новость
– Караул! Мы ничего не успеем! Галочка, бросай к черту свои помидоры!
Так кричала Елизавета Юрьевна, вбегая на дачный участок. После громко произнесенных слов она ожидала ответной реакции, но вокруг было тихо. Елизавета Юрьевна еле успевала смотреть себе под ноги, и поэтому не сразу заметила Галину Владимировну. Та стояла с невозмутимым лицом на веранде и спокойно пила чай. Она привыкла к таким выпадам подруги, поэтому спокойно ждала окончания душераздирающей сцены. Елизавета Юрьевна любила вводить всех в ужас, объявляя о самых простых вещах так, как будто говорит о всемирном потопе, который должен состояться буквально через несколько секунд.
– Нет, а ты чего молчишь-то? – Елизавета Юрьевна остановилась, посмотрев на Галину Владимировну, – Я тут в набат бью, а ей хоть бы хны. Собирайся, мы едем в город!
– Лиза, во-первых, расскажи, почему ты бьешь в набат, а во-вторых, почему мы должны отсюда уезжать в разгар сезона? У меня на завтра запланировано одно важное дело, – спокойно произнесла Галина Владимировна.
– Разгар сезона у нее, нет, вы гляньте. Курорт себе тут организовала, и знать ничего не знает. У тебя событие, Галочка, скоро! А ты совсем не готова.
– Лиза, если ты сейчас толком не разъяснишь в чем дело, я уйду в теплицу.
– Да сын у тебя скоро прилетает. И не один, между прочим.
Галина Владимировна медленно присела на кресло и тихо произнесла:
– Ну, наконец-то.
– Ну, ты чего расселась-то? Вот малахольная, я ей про то, она про это. В город надо ехать, Галочка, гостей встречать. С готовкой я тебе помогу, но марафет-то надо навести. Там, поди, пыль кругом. Ты тут в огороде месяца три, как окопалась, и я с тобой за компанию в этих окопах, а то без меня совсем бы тут с голоду ослабла, – Елизавета Юрьевна села рядом и посмотрела на подругу.
– А может, они к нам сюда приедут? А что? Места много, воздуха еще больше. Вон огурчики, зелень, все с огорода, – улыбаясь, проговорила Галина Владимировна.
– Воздух чудный, не то слово. Но ты же не все знаешь. Мишка мой позвал их в поход. Они за этим-то и приезжают. Так что воздуха у них впереди, ой, дыши – не хочу. А принять их надо, как полагается.