Ее Вечное Синее Небо

– Какая же ты у меня красивая! Невеста отдыхает.

Сабина, сдвинув брови, вскинула на него полный негодования взгляд, опасаясь, как бы эта фраза не долетела до чужих ушей. Безусловно, ее возмущение было не вполне искренним: в глубине души ей было приятно услышать этот хоть и чудовищно некорректный, но очень лестный комплимент, ведь тщеславие, свойственное всем привлекательным девушкам, не было чуждо и ей. И все же Аида была ее подругой, и позволить Арману испортить ей праздник такой бестактностью она не могла, поэтому с укором в глазах она приложила палец к губам, призывая Армана быть осторожнее в высказываниях, и тот, усмехнувшись и хитро ей подмигнув, сжал ее ладонь, давая понять, что впредь будет более осмотрительным.

Однако родители Аиды стали громко приглашать гостей к столу, потому что нужно было торопиться на регистрацию, и все потянулись из комнаты невесты в гостиную, где уже с утра был накрыт роскошный дастархан[37 - Дастархан – в Центральной и Средней Азии и некоторых других странах Востока – скатерть; сервированный стол с угощением; обеденный ритуал.]. Обычай кормить жениха и его друзей в перерыве между выкупом невесты и регистрацией был, вероятно, излишним, но неприкосновенным, как индийская корова. Гостеприимство всегда было отличительной чертой казахского народа, и не накормить до отвала любого гостя, тем более будущего зятя, было в этой стране равносильно преступлению, но, учитывая известную казахскую «пунктуальность», когда ни одно мероприятие, в том числе выкуп невесты, не начиналось вовремя, поесть в этот обычно короткий промежуток времени никто не успевал. И тем не менее столы в доме невесты ломились от угощения, а гости, перехватив на ходу в лучшем случае бокал шампанского и что-нибудь из закуски, бежали дальше, провожая голодным взглядом понапрасну пропадающее великолепие.

Так было и на этот раз. Молодожены уже опаздывали на собственную свадьбу, поэтому застолье ограничилось аперитивом и парой лаконичных тостов за здоровье молодых, а затем вся эта разодетая и галдящая публика высыпала на улицу, где ей предстоял еще один этап – рассадка по машинам. Сабина самоотверженно помогала Аиде аккуратно втиснуть фату и пышный кринолин в дверь лимузина, а Тимур, Арман и родители Аиды, руководя рассадкой, перебегали от машины к машине, стараясь не забыть ни про кого из гостей, которых набралось уже около шестидесяти. И это была лишь малая часть приглашенных – остальные из числа наиболее близких должны были прибыть во Дворец бракосочетания непосредственно к церемонии регистрации брака, а все прочие – вечером в Дом приемов, где был заказан банкет. Как правило, казахские свадьбы проводились на широкую ногу, с вовлечением всей многочисленной родни, друзей, коллег и просто едва знакомых, но полезных людей, и вполне рядовым считалось торжество на двести-триста, а то и пятьсот человек, причем жених с невестой не всегда знали всех приглашенных в лицо, но, будучи воспитанными в традициях восточного гостеприимства, делали вид, что необычайно рады видеть у себя на свадьбе людей, о существовании которых до сегодняшнего дня даже не подозревали. На празднестве Тимура и Аиды должно было присутствовать чуть больше четырехсот гостей, и Сабина с сожалением думала о том, что не захватила запасные туфли без каблука, так как без потерь пережить этот вечер с множеством тостов уже мнилось ей нелегкой задачей.

Наконец гости расселись по машинам и кортеж двинулся в сторону Дворца бракосочетаний, долгими гудками оповещая об этом весь район и издавая такой же неимоверный шум, с каким он въезжал во двор около часа назад.

* * *

Арман, Сабина и пока еще сравнительно бодрые молодожены наслаждались передышкой в номере отеля «Достык», находившегося поблизости от Дома приемов, где в этот момент собирались гости и шли последние приготовления к встрече молодых. Ожидая сигнала на выход от Жана, самого популярного в Алма-Ате ведущего подобных мероприятий (тамады), друзья коротали время за обсуждением всего, что произошло за этот трудный, насыщенный событиями день. Девушки смеялись, вспоминая, как феерично выглядела утром Аида, восседая за рулем своего RAV4 в джинсах и белоснежной фате, а юноши рассказывали им пикантные подробности обряда выкупа невесты, которые еще не были известны подругам.

Правда, молодые люди умолчали о том, что опоздали на выкуп по вине Тимура, который забыл дома обручальные кольца, и пришлось за ними возвращаться, ведь Аида могла решить, что это плохой знак, и ее настроение на весь оставшийся вечер было бы испорчено. Она и так переживала из-за того, что свечка внутри керамической юрты, которую им по новоизобретенной традиции торжественно вручили после регистрации как символ семейного счастья и благополучия, быстро погасла. Ребятам не сразу удалось убедить девушку не зацикливаться на этой мелочи и вернуть ей хорошее расположение духа.

Особенно веселило друзей недоразумение, случившееся при исполнении мусульманского обряда бракосочетания неке кияр, который был необязательным, но с недавних пор крайне востребованным в Казахстане ритуалом и проводился для желающих в том же Дворце бракосочетаний сразу после гражданской церемонии. Когда говоривший по-казахски мулла спросил Тимура, согласен ли он вступить в брак со своей невестой, тот, будучи чистокровным казахом, знающим по-казахски не больше десятка слов, еще смог предположить, о чем идет речь, но, когда священнослужитель поинтересовался, что по старинному (нынче весьма условному) обычаю он подарил на свадьбу молодой жене, парень растерялся и смотрел на муллу безумными глазами, не понимая, чего еще от него хотят. Ситуацию спас Арман, знающий язык чуть лучше: сообразив, в чем суть вопроса, он шепотом перевел его Тимуру и избавил друга от неминуемого позора.

Словом, как на любой свадьбе, сегодня было достаточно и трогательных, и трагикомичных моментов, которые зачастую остаются в памяти об этом дне как самые яркие и дорогие сердцу воспоминания. Аида была уверена, что все не скоро забудут патетику официальной регистрации их брака, потому что речь ведущей вышла столь возвышенной и проникновенной, что довела до слез всех присутствующих, независимо от их пола, возраста и семейного положения. Даже обычно несентиментальные мужчины тайком утирали слезу под звуки ее чувственного голоса и берущих за душу слов. А вот Тимур не сомневался, что неизгладимое впечатление на гостей произвела некая Зарина, дальняя родственница Аиды, которая, спускаясь с лестницы Дворца бракосочетаний, запуталась в собственной юбке и кубарем скатилась вниз, чудом не раздробив все кости, но сломав каблук.

И все же друзья искренне радовались тому, что добрая половина запланированной на этот день программы осталась позади. Все эти важные, но утомительные ритуалы: выкуп невесты, регистрация, мусульманский обряд, прогулка по городу и посещение главных достопримечательностей Алма-Аты (Парка имени двадцати восьми гвардейцев-панфиловцев, площади Республики и шашлычных в Алма-Арасане) – были, по существу, прелюдией к основной части сегодняшнего празднества – свадебному тою[38 - Той – празднество, сопровождаемое пиршеством, музыкой, танцами и другими развлечениями.], а это испытание им только предстояло преодолеть.

Начало банкета задерживалось почти на час, но вряд ли это кого-то беспокоило или удивляло. В повседневной жизни люди здесь более организованны и точны, но вот приходить в назначенное время на торжество считалось чуть ли не моветоном. Сложно назвать причины столь избирательной пунктуальности (возможно, гости просто боялись показаться самыми голодными и нетерпеливыми), но из этого правила почти не бывало исключений – мало кто появлялся на мероприятиях вовремя, и никому и в голову не приходило расценить это как неуважение к виновникам праздничного события. Поэтому друзья могли провести в отеле еще как минимум полчаса в ожидании момента, когда все приглашенные наконец соберутся для встречи молодоженов, но эта передышка была отнюдь не лишней: девушкам хотелось отдохнуть и подправить прически и макияж, а молодым людям – покурить и настроиться на долгий вечер в компании многочисленных гостей.

Однако вскоре команда от тамады была получена, и через несколько минут новобрачные с друзьями уже стояли неподалеку от входа в Дом приемов, где их ожидали четыре девушки в белоснежных, расшитых золотом национальных казахских костюмах. С помощью Сабины они накинули на Аиду большой отрез белой ткани, украшенный национальным орнаментом и необходимый для традиционного обряда, с которого начинался банкет. Затем, окружив Аиду с четырех сторон, девушки подхватили концы накидки, скрывавшей не только лицо, но и почти всю фигуру новобрачной, Тимур, Арман и Сабина встали на пару шагов позади, и маленькая процессия степенно двинулась к месту проведения пышного свадебного торжества.

* * *

Помпезный, выложенный бежевым мрамором холл Дома приемов был ярко освещен и забит до отказа. Несколько сотен гостей едва умещались в просторном зале, в котором регулярно проходили блестящие светские рауты и мероприятия вроде свадеб и юбилеев состоятельных горожан. Импозантные мужчины в пошитых на заказ костюмах и смокингах важно прогуливались взад-вперед, разговаривая по телефону, или обсуждали деловые вопросы с коллегами и партнерами по бизнесу, также приглашенными на той. Парни, вальяжные и самодовольные, беспечно гарцевали из угла в угол, порой небрежно, порой заинтересованно поглядывая на порхающих вокруг девушек, или сбивались в компании у столиков с напитками и пепельниц возле входа и периодически оглашали зал взрывами беззаботного смеха. Женщины постарше, в массивных драгоценностях и роскошных туалетах от-кутюр, стояли группками, негромко переговариваясь и кивая, или сидели на расставленных по холлу шелковых диванах, креслах и канапе, обмахиваясь носовыми платками и окидывая придирчивым взором попадавшую в поле их зрения молодежь. А юные прелестницы в черных коктейльных или ярких вечерних платьях в пол собирались шумными стайками в кружок, щебеча и временами озираясь по сторонам, чтобы оценить количество обращенных на них взглядов или симпатичных молодых людей поблизости.

В большинстве своем присутствующие здесь принадлежали к так называемому высшему обществу – возникшей в Казахстане сравнительно недавно прослойке обеспеченных граждан, сумевших не только выжить после развала СССР, но и извлечь из этого крушения немалую пользу. Это были представители бизнеса и власти, которые шли в неразрывной связке друг с другом, ведь зачастую владельцами крупнейших предприятий республики становились братья, жены, дети и другие родственники бывших номенклатурных работников или нынешних государственных деятелей страны. Эти люди знали цену деньгам и научились их зарабатывать, но вот искусством тратить овладели пока не все, поэтому автомобили этой части приглашенных были, как правило, громоздкими, наряды – вычурными, а бриллианты и часы – до неприличия дорогими.

В толпе скучающих гостей можно было заметить высокопоставленных чиновников, олицетворявших правящий режим Казахстана: вновь назначенного министра и помощника президента, глав различных управлений и ведомств и судью Верховного суда, известного дипломата и акима[39 - Аким – глава местного исполнительного органа власти.] города Алма-Аты. Были здесь и крупные бизнесмены, появившиеся в республике в традиционно именуемые «лихими» девяностые, после обретения Казахстаном независимости. Нет смысла углубляться в не всегда безупречное прошлое и не обязательно легальное происхождение начального капитала этих зубров предпринимательства – сегодня это были достойные, уважаемые люди, имеющие солидный бизнес и положение в обществе. Внимательный взгляд выхватывал среди приглашенных главу мощной нефтяной корпорации, владельца успешной транспортной компании, двух медиамагнатов, председателя правления коммерческого банка, владельца сети популярных алма-атинских ресторанов, основателя частной школы, хозяйку фешенебельных магазинов одежды и многих, многих других.

Это была небольшая, но предельно респектабельная часть казахстанского социума, и родители Аиды и Тимура чрезвычайно гордились составом гостей, потому что об уровне мероприятия судили не только по платью невесты, изысканности стола или количеству приглашенных – основным критерием оценки было в данном случае качество: чем больше элитной публики на квадратный метр помещения, тем лучше. При этом сами новобрачные, точнее, их семьи если и не принадлежали к наивысшей прослойке республиканского истеблишмента, то очень грамотно выстраивали политику взаимоотношений с этим кругом избранных, стараясь занять в нем свое, пусть и не первостепенное, место. Папа Аиды руководил департаментом в Нацбанке Казахстана, а мама была директором престижной частной школы; отец Тимура занимал неплохой пост в правительстве страны, а мама трудилась в должности заместителя главного врача одной из больниц Алма-Аты – не самый пик казахстанского Олимпа, но весьма почтенные, состоятельные люди, главным богатством которых, по их собственному убеждению, были обширные связи и знакомства.

Так уж повелось, что одним из ключевых условий благосостояния в Казахстане (помимо высокой должности, солидного банковского счета или первоклассной недвижимости) было наличие связей в самых разнообразных сферах деятельности, а родственные или приятельские отношения с властями предержащими были почти гарантированным залогом успеха и ценились намного выше, чем интеллект, образованность, профессионализм или прекрасные личностные качества. Именно поэтому на свадьбе присутствовали не только родные, близкие и друзья молодоженов и членов их семей, но и многие нужные люди, с которыми родители молодых считали необходимым поддерживать тесное взаимовыгодное общение.

Были, разумеется, в числе приглашенных и люди из других социальных слоев: вымирающая как вид интеллигенция, традиционно низкооплачиваемые преподаватели и врачи, скромные служащие среднего звена, доживающие свой век старушки в серебряных украшениях и платках и старички в видавших лучшие времена костюмах и стоптанных ботинках, но эти гости выглядели так просто и невзрачно, держались так робко и несмело, что были едва заметны на фоне представительных граждан в шикарных туалетах и ослепительно сияющих драгоценностях.

Однако сейчас вся эта разношерстная публика была единодушна в стремлении насладиться хлебом и зрелищем сполна. Изысканный фуршет в холле Дома приемов подходил к концу: закуски были съедены, шампанское выпито, а ненавязчиво играющий в уголке квартет и светские разговоры стали утомлять. Гости предвкушали появление «основного блюда» – жениха и невесты, и те не заставили себя долго ждать. Вскоре на ступеньках, ведущих с улицы к центральному входу в здание, показалась закрытая пологом невеста, которую сопровождали девушки в национальных костюмах и идущие чуть позади жених и друзья молодоженов. При их приближении раздвижные стеклянные двери разъехались, пропуская в холл маленькую, но гордую процессию, и грянула музыка – традиционная свадебная песня «Жар-жар».

Девушки и трепещущая, взволнованная значимостью момента Аида остановились в центре зала, а Тимур, Арман и Сабина встали поодаль, стараясь не привлекать к себе внимания. Начинался беташар – на этот раз исконно казахский старинный обряд открывания лица невесты.

В некотором отдалении от новобрачной установили микрофон, и пожилой акын, преисполненный сознания важности своей миссии, настраивал домбру, готовясь к ритуалу. Наконец гости затихли, музыку приглушили, акын ударил по струнам и громким голосом затянул многофункциональную песню-наставление, в которой прославлялись красота, скромность и целомудренность невесты и перечислялись ее обязанности в качестве жены. Одновременно с этим происходило ее своеобразное знакомство с родственниками жениха: певец-импровизатор называл этих уважаемых людей, и девушка в знак почтения каждому из них отдавала салем – поклон. В свою очередь те, кому она кланялась, подходили к неизвестно откуда взявшемуся у ног певца подносу и оставляли на нем коримдик – плату за погляд, причем желательно было подарить молодоженам такую сумму (предпочтительно в твердой валюте), которая позволила бы потом с чистой совестью смотреть людям в глаза. И если жених обладал столь неоспоримым достоинством, как наличие обеспеченных родственников, молодые во время этого обряда порой собирали приличный стартовый капитал, который если не компенсировал расходы на такое затратное мероприятие, как свадьба, то предоставлял им возможность устроить завидное свадебное путешествие или внести весомый вклад в совместно наживаемое имущество.

Церемония длилась добрых двадцать минут, и Сабина, уже покачивающаяся на высоченных каблуках, всей душой сейчас сочувствовала Аиде, которая стоически кланялась нескончаемой родне Тимура, накрытая достаточно плотной тканью в душном от большого количества людей помещении. От размышлений о непростой участи невесты ее отвлек тихий шепот Армана, обращенный к Тимуру:

– Тима, ты зачем сюда такую толпу родственников притащил? – Видимо, даже у него, хотя ему не приходилось мучиться на десятисантиметровых шпильках, иссякло терпение.

– Думаешь, меня кто-то спрашивал? У нас же, сам знаешь, свадьбы не для молодых, а для гостей делают. – Тимур тоже заметно приуныл и не мог дождаться финала. – И даже не надейся, что у тебя по-другому будет.

Тимур хитро посмотрел на Армана и заговорщицки подмигнул Сабине, намекая, судя по всему, на вероятность их скорой свадьбы.

– У нас точно по-другому будет, правда, малыш? – Арман попытался обнять Сабину, заодно опершись на ее плечи, но она решительным жестом откинула его руку, бросив на нахала возмущенный взгляд.

Он, надо полагать, забыл, что они все еще стояли перед испытующими взорами уставших от некоторого однообразия происходящего гостей, которым надоело обозревать наглухо закрытую пологом невесту, отчего они переключились на вдумчивое изучение внешних данных жениха, его друга и подружки невесты. Сабина почти смирилась со множеством любопытных глаз, беззастенчиво разглядывающих ее уже минут десять, но ни на миг не переставала думать о том, что где-то в толпе сейчас находились родители Армана, и меньше всего ей хотелось предстать перед ними легкомысленной девицей, прилюдно обнимающейся с их сыном.

Наконец все родственники были перечислены, поклоны отданы, деньги торжественно вручены и наступил кульминационный момент обряда – открывание лица невесты. Закончив петь, акын подошел к Аиде и грифом домбры откинул ткань с ее головы, представив взору притомившейся публики раскрасневшееся то ли от смущения, то ли от жары лицо новобрачной, которая отдала всем последний низкий поклон. Зал взорвался бурными аплодисментами и возгласами одобрения, вновь заиграла музыка, и к Аиде подошла мама Тимура – новоиспеченная свекровь, которая поцеловала сноху, принимая ее тем самым в семью и обещая беречь, как родную дочь. Затем к Аиде практически подбежал успевший соскучиться Тимур, и на молодоженов посыпался шашу – дождь из сладостей, монет и лепестков роз, которыми на счастье осыпали молодых. И все это респектабельное общество, забыв на мгновение о своем величии, бросилось подбирать конфеты и монеты, потому что считалось, что они приносят удачу. Особенно старались дети: девочки в нарядных платьях с цветами и заколками в волосах и мальчики, такие забавные в парадно-выходных костюмчиках и галстуках, – они безумно радовались возможности побегать после этого красивого, но очень затяжного ритуала.

Однако передышка для участников свадебного торжества оказалась недолгой, и вот уже тамада приглашал гостей в основной зал, где их заждались вышколенные официанты и ломящиеся от угощения столы.

* * *

Шел третий час свадебного тоя, а молодожены все еще принимали поздравления от словоохотливых родственников и гостей, и конца этому испытанию не предвиделось. К счастью, пространные тосты за здоровье новобрачных чередовались с выступлениями артистов разных жанров, – начиная с исполнительниц казахских национальных танцев и номеров в стиле беллиданс, заканчивая витиеватыми бальными постановками и зажигательными латиноамериканскими перформансами, – во время которых молодые могли присесть и перекусить. Кроме того, неутомимый тамада придумывал всё новые способы расшевелить гостей и вытащить их из-за стола с помощью интересных только ему самому конкурсов и игр, а поскольку блистать талантами в этом шапито приходилось главным образом молодежи, Сабина смогла наконец оценить преимущества статуса подружки невесты, который позволял ей не участвовать в этих сомнительных развлечениях.

Подруги давно скинули под стол превратившиеся в орудие пытки туфли и теперь внимали напутственным речам дальних родственников Тимура, которых он сам едва знал, стоя босиком. Благо, задрапированный до пола белой тканью стол скрывал это незначительное отступление от правил приличия, давая возможность устроить отдых измученным ногам.

Краем уха слушая очередной пятнадцатиминутный панегирик, скучающая Сабина в который раз изучала чересчур помпезное, на ее взгляд, убранство зала, думая о том, что на ее свадьбе все было бы иначе. Организаторы этого мероприятия, по ее мнению, перестарались с золотым цветом: слишком много было золотой драпировки на стенах, больших золотых бантов на стульях и золотистых лент в букетах из кремовых роз, стоявших на столах в кованых подставках, выкрашенных в золотой цвет. Вся эта мерцающая феерия несколько подавляла, делая огромный зал визуально меньше и темнее, и спасали положение только высоченный куполообразный потолок, стилизованный под шанырак[40 - Шанырак – конструктивный элемент, увенчивающий купол юрты.], и гигантская люстра, дающая много света. Видимо, забраться на такую высоту оформители просто не смогли, и потолок остался чуть ли не единственным белым пятном, над которым не потрудились увлекшиеся блеском драгоценного металла дизайнеры. Будь это ее свадьба, Сабина украсила бы этот красивый и без дополнительного декора зал только букетами белых роз, сохранив легкость и воздушность пространства, но это была свадьба друзей, и она благоразумно держала свое мнение при себе. Да и вообще не факт, что ее свадьба когда-нибудь состоится, потому что… Она вновь и вновь возвращалась к своим мрачным раздумьям, хотя и старалась не терять бодрости духа и надежды, что все еще образуется, и тем не менее сама атмосфера чужого праздника, пусть даже праздника ее лучшей подруги, в свете обстоятельств собственной личной жизни действовала на нее угнетающе.

Весь этот день она пребывала в уверенности, что столь важное для нее знакомство с родителями Армана, которые были гостями на этом торжестве, все-таки состоится. С этой мыслью она проснулась сегодня утром, с этой мыслью стоически перенесла все события дня и даже почти не плакала на церемонии регистрации (хотя соблазн был велик): ее согревала вера в то, что и в ее судьбе вскоре произойдут пусть небольшие, но значимые для нее перемены. Она ни на миг не забывала о том, что уже завтра ей придется проститься с Арманом на неопределенный срок, но ей хотелось хотя бы какой-то ясности в их отношениях, хотя бы малейшего свидетельства того, что его семья одобряет их общение, а сам он относится к нему достаточно серьезно, ведь тогда ей было бы легче пережить разлуку и ждать его столько, сколько потребуется.

Она сознательно не говорила Арману о желании быть представленной его родителям, потому что не в ее характере было навязываться и унижать себя подобными просьбами. Довольно долго она надеялась, что он сам догадается это сделать, однако они уже пересеклись с его папой и мамой несколько раз, но Арман или упорно прикидывался, что не знает, как вести себя в такой ситуации, или действительно не понимал, что по правилам хорошего тона должен представить свою спутницу (тем более девушку, с которой встречается не первый год) семье.

Впрочем, его родители тоже не изъявляли желания узнать, в чьей компании проводит время их сын. Более того, при встрече они обращались исключительно к нему, словно ее, Сабины, для них не существовало. Особенно ярко это проявилось в тот момент, когда они столкнулись с его мамой у входа в здание и она тихим, но удивительно резким голосом (который Сабина вживую, не по телефону, слышала впервые) попросила сына принести ей забытый в машине палантин, будто бы не замечая, что Арман держит за руку некую девушку. К ужасу Сабины, Арман, уточнив у матери, где припаркована их машина, развернулся и помчался на улицу, не сказав Сабине ни слова и оставив ее наедине со своей родительницей. Онемев от страха, несчастная стояла, ощущая себя овцой на заклание, а его мать, едва скользнув по ней взглядом, поплыла обратно в зал, сделав вид, что никакой особы по имени Сабина в поле ее зрения не было и в помине.

Словом, вечер, на который Сабина возлагала такие надежды, обернулся настоящим кошмаром. Возможно, другая девушка, не обремененная таким гипертрофированным чувством собственного достоинства, которое было присуще ей, не стала бы драматизировать, а подошла и представилась бы его родителям сама. Но какой в этом смысл? Что означало бы это знакомство, если его инициатором не был Арман? Да и наружность его мамы не располагала к подобным эскападам: эта невысокая черноволосая женщина с высокомерным взглядом темных, как у Армана, глаз и тонкими, презрительно поджатыми губами, производила впечатление дамы со сложным характером. И то, как она весь вечер или старательно игнорировала присутствие Сабины рядом со своим сыном, или бросала на нее недобрый, оценивающий взгляд, заставляло девушку чувствовать себя неловко. Она не понимала, чем вызвала такое неприятие у этой женщины и, главное, что ей теперь с этим делать. При большом желании и отлично развитом воображении эту неблагосклонность можно было бы списать на вечный антагонизм свекрови, пусть даже потенциальной, и невестки, но и отец Армана не излучал радушие. Этот седоволосый мужчина с мягкими, будто смазанными чертами лица выглядел менее устрашающе, но в его спокойном, даже апатичном взгляде читалось настолько явное безразличие ко всему происходящему вообще и к Сабине в частности, что ни о каком доброжелательном общении не могло быть и речи.

Впервые столкнувшись с таким пренебрежением к своей персоне, Сабина была растеряна и сбита с толку. Она держала себя в руках все торжество, но день был на исходе, банкет медленно, но верно приближался к неизбежному концу, и с каждой минутой она все отчетливее осознавала, что чуда не произойдет: Арман не только не познакомит ее с родителями, но и не поможет как-то разобраться в довольно оскорбительной для нее ситуации. Борясь с искушением закатить ему скандал, она была в миллиметре от этого шага, но, зная Армана, понимала: если начнет предъявлять ему претензии по поводу нелюбезного обращения с ней его родственников, он просто покрутит пальцем у виска и скажет, что она выдумывает какую-то чушь. И будет, вероятно, в чем-то прав, потому что никаких других обвинений, кроме пойманных ею недружелюбных, брошенных искоса взглядов, выдвинуть против них она не могла, а ни один мужчина, в особенности ее возлюбленный, не счел бы это основанием для выяснения отношений или, тем более, принесения извинений «потерпевшей» стороне.

* * *

Снедаемая подобными мыслями несколько часов подряд, в какой-то момент Сабина поняла, что больше не в состоянии геройствовать и прятать эти чувства в себе. Ей нужно было с кем-то посоветоваться, а поскольку Арман на роль советчика в данном вопросе годился меньше всего, оставался только один вариант – Аида. И хотя Сабине не хотелось приставать к ней со своими проблемами в такой день, другого выхода у нее не было: она надеялась, что разговор с подругой поможет ей успокоиться и дожить до конца этого утомительного празднества. Поэтому, улучив минуту, когда в перерыве между тостами Арман с Тимуром вышли покурить, она подсела ближе к Аиде, которая торопливо дожевывала кусок куриного рулета и параллельно намазывала хлеб слоем черной икры, зная, что времени на перекус до очередной поздравительной речи у нее немного.

– Слушай, ты не знаешь, почему мама Армана на меня так смотрит?

– Айжан Мухтаровна? Как «так»? – Аида не сразу сообразила, что именно тревожит Сабину.

– Как будто я ей сто долларов должна и не отдаю.

– А, ты об этом! Так ты же еще хуже провинилась – сына у нее увела.

– Шутишь? Куда я его увела? – Сабина была ошарашена словами подруги.

– Ну, в смысле, пытаешься увести. – Дожевав бутерброд с икрой, Аида переключилась на салаты и копченого лосося.

– Нормально! Он что теперь – всю жизнь за мамину юбку держаться должен?

– Ну, всю не всю, а младший сын, сама понимаешь.