Джек-потрошитель с Крещатика. Свадьба с призраком

…Владимирский собор был новым и ярким.

…Владимирский еще и не был собором – ему предстояло ждать освящения несколько лет, и часть его стен были расчерчены деревянными лесами.

Но Маша все же перекрестилась, прочитала молитву, но не за упокой – за покой. Здесь, в конце XIX или начале XX века, отец ее сына – художник Серебряного века Михаил Врубель – был еще жив.

Мир знал, что, перешагнув порог собора, Киевица перешагнет сто лет, оказавшись в Прошлом – в еще не законченном Владимирском. Но не знал, что она мечтает встретить здесь другого мужчину. И, оглашая просьбу Отцу-своему-Городу «дай то, что мне должно», надеется: Киев сочтет должным дать ей час, когда расписывавший этот собор Михаил Врубель будет здесь.

Маша привычно обернулась, посмотрела на фреску над главным входом – суровоглазый чернокрылый ангел с весами в руках разделял своей фигурой рай и ад. Много лет Маша и ангел мерялись взглядами, и она всегда была честна перед ним.

«Ты знаешь мою историю, – сказала она чернокрылому то, что так и не решилась сказать Мирославу, – я вдруг стала Киевицей, волшебницей… совершенно внезапно… и впервые отправилась в Прошлое… такая глупая… я еще даже не целовалась ни с кем… и познакомилась с Врубелем… и влюбилась в него сразу по уши. А потом оказалось, что я беременна. Так сразу… ведь видела его всего два раза в жизни!»

Сейчас Маша почти не помнила своих смятенных чувств к нему – лишь знала, что когда-то любила его и от этой любви появился их сын Миша-младший. Но с тех пор ей довелось прожить еще одну жизнь, обрести равновесие и мудрость… Мудрость и равновесие царили в душе до тех пор, пока ее шестимесячный сын Миша не сказал в первый раз слово «мама». А еще не произнесенное «папа» повисло в воздухе без адресата.

Маша поднялась на хоры. С детства она любила любоваться храмом с «балкона» второго этажа – здесь всегда было тихо, покойно. Здесь она была с Самым прекрасным в мире Владимирским собором один на один. Над головой сияло сотворенное Вильгельмом Котарбинским «Преображение Господне» – стоящий в яйце сверкающего света Иисус являл ученикам свою истинную небесную суть.

Она тоже преобразилась – стала Киевицей, властительницей Вечного Города. И теперь подумала вдруг: «Как это странно…».

Она могла разговаривать с Киевом, воскрешать мертвых, и сама умирала и воскресала, карала и миловала, трижды спасала мир. И любая загадка мироздания, над которой ломали умы сотни лет сотни мудрецов, казалась ей нынче простой в сравнении с вопросом… Кому ее сын должен сказать «папа»?! Миру, который любит ее и всегда будет с ней и с маленьким Мишей? Или своему настоящему отцу, который даже не знает о его существовании? Стоит ли рассказать Мише об отце, умершем за сто лет до его рождения, и должна ли она рассказать отцу о сыне? Отцу, который жил и умер, не подозревая, что у него есть сын и наследник!

Больше всего Маше хотелось, чтоб на ее вопросы ответил кто-то другой, чтобы она случайно столкнулась здесь с Врубелем и не смогла не сказать ему правды.

Но на тайную просьбу Киев ответил ей «нет». Она не знала, какой нынче год и день, но точно знала, что в этот день Михаила Врубеля не было в соборе, – она ощущала его отсутствие кожей. И ей страшно захотелось поступить против воли Отца – по воле своей щелкнуть пальцем, увидеться с Врубелем и открыть ему все. Все!

«Именно так я и сделаю», – Ковалева подняла повелительную руку, машинально подняла глаза вверх, – ее взгляд ласково коснулся щедро изукрашенных раззолоченных стен. Врубель написал здесь только орнамент, единственную написанную им композицию «5-й день творения» заставили позже переписать Котарбинского! Но теперь собор кичился его именем, и никто из историков не забывал помянуть: Владимирский расписывал не только Васнецов, Нестеров, Котарбинский, Сведомские, но и гений Серебряного века – Михаил Врубель. Хотя на деле его эскизы не приняли. Да и не могли их принять – слишком странными они были, слишком стремными, порой даже страшными…

Маша вспомнила, что здесь, во Владимирском, ночью в крестильне сумасшедший Врубель нарисовал Божью Матерь с изуродованным лицом, с когтями, как у кошки, а потом закричал…

Ковалева вздрогнула: «Нет, я не хочу… Мише не нужно знать, что он сын сумасшедшего! Пусть лучше его отцом будет Мир!»

Она приняла решение. Окончательное – в душе сразу воцарился покой.

Миша-младший не будет расти в осознании, что он – сын безумного гения позапрошлого века. И не нужно знакомить его с подобным отцом – во всяком случае, до тех пор, пока Миша не станет взрослым.

Она с благодарностью погладила мраморные перила балкона хоров, вознаграждая Собор за совет, за то, что ее внутренние «Весы» наконец обрели долгожданное равновесие, и за то, что свой 24-й день рождения 21 октября она сможет встретить безмятежно счастливой…

– …Вы уже слышали? – раздался со стороны лестницы чей-то насмешливый голос.

– О чем?

– О явлении его Прекрасной Дамы. Его Вечной Возлюбленной!

Два человека поднимались на хоры.

– Она пришла в собор под черной вуалью. Никому не сказала ни слова. И вуаль не подняла. Так и ушла. Вот такая у него жена – никто даже лица ее ни разу не видел. Ходит повсюду, как черный дух. И он ни с кем ее не знакомит. Быть может, его любезная супруга – такая рожа, что стыдно людям представить? – Голос запел на разудалый бульварный мотивчик:

Жена моя, красавица,
По улицам шатается.
Извозчики ругаются,
Что лошади пугаются…

– Полагаете, она так дурна собой? – откликнулся его спутник.

– Что же еще? Ну, разве эта супруга и впрямь некий незримый дух… Как раз в его вкусе! Влюбиться в привидение – это в духе нашего катара, – засмеялся рассказчик.

Они были совсем близко, и, не желая встречаться с людьми, Маша щелкнула пальцами, чтоб вернуться в свой XXI век.

– Ты – Киевица! И все беды, происходящие в Киеве, имеют к тебе отношение. И если ты хочешь эту беду поиметь, кто вправе запретить тебе? – поддержала Дашу Акнир.

Дочь предыдущей Киевицы и первая Помощница Главы Киевских ведьм была рада ее приходу. И Даша последнее время все чаще наведывалась в ее дом, поговорить о магии и волшевании. Разговоры с Катей обычно заканчивались бесплодными спорами, Маша и Мир были слишком увлечены своим родительством и друг другом.

Да и квартира Акнирам (в отличие от их башни Киевиц с патриархальным камином и книжными ретро-шкафами) была настоящим домом современной ведьмы – креативной, активной и трендовой!

Белая лягушка Матильда, плавающая в аквариуме. Значки в стиле поп-арт с аббревиатурой практичных заклинаний. Коллекция полудрагоценных камней, собранных на блюде в узор удачи и счастья (каждый день Акнир складывала из камней разный орнамент, в зависимости от задач сего дня!). Многочисленные пяльцы с начатой вышивкой… Акнир расшивала модные юбки и джинсы волшебным узором, беспечно смешивала дешевые и дорогие кремы со смесями магических трав, ежедневно изобретала все новые освежающие маски для привлекательности – и в любой день могла бы стать миллионершей, выпустив любое из своих косметических средств, поскольку ее снадобья привлекали мужчин не на рекламных словах, а на деле.

Истинная ведьма, истинная дочь прежней Киевицы Кылыны – Акнир магичила как дышала, использовала магию вместо соли и сахара и легко решала с помощью подручной магии любую проблему.

– Хочешь, – предложила юная ведьма, – приворожим сбежавшего отца тройни обратно? Сварим Присуху прямо сейчас!

– Присушим к жене? Землепотрясная мысль! – Чуб достала из сумки газету. – Правда, брошенная жена сказала, – она заглянула в статью, чтобы убедиться в собственной памятливости: – «…даже если он вернется назад, после такого поступка я его ни за что не приму». Но бабы обычно только говорят так.

– А если и правда не примет, – подпела Акнир, – будет ему по заслугам. Пусть присушенный всю жизнь вокруг бегает и все желания ее исполняет. Так и вину искупит, и у детей все же будет отец.

– Здорово, – настроение Чуб мигом улучшилось. Она кокетливо поправила новое хэллоуинское колье с пауком и черепами из стразов.

– Возьму Присуху № 16, она легкая, почти без побочки.

– А есть и с побочкой?

– Та, например, которой ты присушила к Маше ее Красавицкого… сразу и насмерть, и навсегда.

Чуб хохотнула, но не особенно весело. Акнир села к столу и тут же, не откладывая, принялась сочинять приворот из ягод, порошков и прочих чудес, разбросанных по ее столу вперемешку с недорогой бижутерией, бесценными артефактами из чистого золота, флешками, резинками для волос, магическими амулетами и разноцветными тенями в потертых коробочках.

Ее узкое вострое личико стало сосредоточенным – из-за светлых глаз и натуральных белых волос с золотым отливом она могла бы казаться Дашиной младшей сестрой. И порой Даша ощущала ее – одновременно и младшей, и старшей. Мало кто в Городе, кроме самих Киевиц, мог сравниться по силе с этой худенькой девочкой с острыми локтями и худыми плечами.

Чуб прошлась по квартире, рассматривая разные занятные вещицы: видавшую виды рабочую прялку, диски с ведьмацкими заговорами и песнопениями, фотографию покойной матери и бабки Акнир – двух предыдущих Киевиц на фоне их Башни.

Интересно, а кем был отец Акнирам? Акнир никогда не говорила о нем. С какими вообще мужчинами сходятся настоящие Киевицы, вроде покойной Кылыны?..

– И помни, – сказала Акнир. – Ты – Киевица. Ты можешь все, что не противоречит 13 Великим запретам.

– Ага, Киевица… – настрой Чуб вновь рухнул вниз. – Мы ща-с даже на Горе не дежурим. Василиса позвонила с утра и сказала, что у нас типа отпуск… Две недели! Это вообще как? Выходит, наш Город дал нам отпуск в подарок ко дню рождения Маши! А почему он не сделал отпуск ко дню рождения мне? Выходит, я хуже?

– Не о том заморачиваешься, – Акнир никогда не нужно было объяснять слишком долго. – Ты тут вообще ни при чем, и твоя Маша тоже. Дело не в ней, а в том, когда она родилась. 21 октября – на Деды?.

– На… кто-кто?

– Деды?. Так слепые называют день поминовения усопших. Мы, ведьмы, называем их Бабы? или Мамки. Вы празднуете их в ближайшую субботу к 21 октября. Мы в женский день – пятницу. Соблюдение обряда занимает примерно 14 дней. А поддерживать хорошие отношения с родом очень важно – в любую минуту Киевице может понадобиться вся сила предков. Вот почему Город счел себя не вправе отвлекать вас.

– Отвлекать от чего? Что нам нужно делать?