– Нет. – Я оттолкнула его. – Ни за что на свете. Нет, неа, no, nien, non. – Я пыталась вспомнить другие языки, на которых могла бы ему отказать. – No, – повторила я. – Последнее было на испанском, а не на английском.
– Поясни, – велел он.
– Мы не можем пожениться. Мы даже не любим друг друга. – Я с вызовом вздернула подбородок. – И да, я знаю, что любовь – удел рабочего класса.
– Среднего класса, – поправил он. – Счастливой, тупой середины, которая живет в достаточном комфорте, чтобы ей было на все наплевать, и достаточно глупа, чтобы не метить выше. Рабочий и высший классы всегда принимают во внимание финансовые вопросы. Позволь напомнить: когда ты в последний раз выходила замуж по любви, – он произнес это слово с такой интонацией, с какой обычно произносят «герпес», – все закончилось огромным долгом, сбежавшим мужем и смертельными угрозами. Любовь переоценена, не говоря уже о том, что она непостоянна. На ней невозможно заложить фундамент. Обоюдный интерес и сотрудничество – совсем другое дело.
Но вот что самое печальное: я не хотела выходить за него именно потому, что где-то в глубине души в самом деле его любила.
Отдать свое счастье в его руки было самой глупой затеей, которая только приходила мне в голову.
Сколько бы я ни пыталась это не замечать, Килл был моей первой страстной влюбленностью. Первой одержимостью. Первым несбывшимся желанием. Частичка моего сердца всегда будет принадлежать ему, и я не хотела даже думать о том, как он станет этим злоупотреблять, если мы будем вместе.
К тому же, брак с самым известным злодеем Бостона был плохой идеей, а я уверена, что уже выполнила свою норму по количеству мужей-ублюдков на это столетие.
– Слушай, а давай пойдем на компромисс? – Я ослепительно улыбнулась. – Я могу встречаться с тобой. Быть твоей девушкой. Ходить с тобой под руку и позировать для удачных снимков. У нас будет небольшая договоренность.
Он уставился на меня с нескрываемым изумлением.
– Думаешь, твое общество стоит сотни тысяч долларов?
– Ты предлагаешь мне сто тысяч, чтобы я стала твоей эскортницей с постоянным проживанием и родила тебе детей. Несколько. Если бы я была суррогатной матерью, то получила бы такую же сумму за одного ребенка, – выпалила я.
– Так стань суррогатной матерью, – пожал плечами он.
– Это долгая процедура. У меня недостаточно времени.
– Похоже, мозгов у тебя тоже недостаточно. – Он постучал пальцем мне по виску, хмурясь, будто гадал, есть ли у меня хоть одна извилина. – Прими мое предложение. Это твой единственный выход.
Я оттолкнула его.
– Ты ублюдок.
Он нетерпеливо улыбнулся.
– Ты знала об этом, когда охотно предлагала мне себя много лет назад. – Он помнил.
Помнил, и почему-то это окончательно меня обезоружило.
Тетушка Тильда, что же ты наделала, черт возьми?
– Слушай. – Я помотала головой, пытаясь мыслить ясно. – Давай мы начнем встречаться, и я…
– Нет, – сухо перебил он. – Брак или ничего.
– Я тебе даже не нравлюсь!
Киллиан бросил взгляд на свои массивные часы, теряя терпение.
– Какое отношение моя симпатия имеет к женитьбе?
– Непосредственное! Она имеет самое непосредственное отношение! И как ты себе представляешь наше благополучное сожительство?
– Никак, – невозмутимо ответил он. – У тебя будет свой дом. У меня свой. Ты будешь потрясающе богата, начнешь жить на улице миллиардеров и станешь одной из самых завидных светских львиц Новой Англии. Ты будешь достаточно далеко от меня, чтобы делать все, что захочешь. Я разумный, честный и реалистичный. Покуда ты даришь мне наследников, поддерживаешь отношения только со мной на протяжении тех лет, пока мы заняты деторождением, и держишься подальше от таблоидов, нам незачем часто видеться после первых нескольких лет нашего брака. Но никакого развода, – предупредил он, подняв палец. – Это пошло, вредно для бизнеса и выставляет слабаком. А я не слабак.
Мне хотелось взорваться. Не знаю, от смеха или от слез.
Я не этого просила, тетушка, – мысленно вскричала я. – Ты упустила самую важную часть в моем им обладании.
– Ты же понимаешь, что я человек, а не аэрогриль? – Я опустила руку на бедро и уже сама начала терять терпение. – А то для меня все звучит так, будто ты пытаешься меня купить.
– Потому что так и есть. – Киллиан посмотрел на меня, как на сумасшедшую. Будто это у меня проблемы.
– У людей, которые очерняют деньги, есть одна общая черта – отсутствие этих самых денег. У тебя есть шанс изменить свою судьбу, Персефона. Не упусти его.
– Прости, если покажусь неблагодарной, но, похоже, твое предложение сулит мне весьма печальное существование. Я хочу, чтобы меня любили. Ценили. Хочу состариться с мужчиной, которого выбираю и который выбирает меня.
Даже после всего случившегося с Пакстоном и даже притом, что я по-прежнему испытывала сильные чувства к Киллиану, я все равно верила в сказки. Просто смирилась с тем, что моя была написана причудливо, со слишком длинным предисловием и эпизодами, которые я была бы рада вырезать.
Киллиан достал из нагрудного кармана пару кожаных перчаток, шлепнул ими себя по мускулистому бедру, а потом сунул в них свои большие ладони.
– Со временем ты можешь все это обрести, только не со мной. Найди себе любовника. Живи с ним спокойной жизнью, при условии, что он подпишет все необходимые документы. Ты будешь заниматься своими делами, а я своими. А мои дела – если у тебя вдруг остались какие-то романтические фантазии о нас – включают непомерное количество элитных проституток и сомнительные сексуальные наклонности.
Единственное, что помогало мне устоять на ногах в этот момент, это мысль о том, что меня, наверное, настигли галлюцинации из-за недосыпа и плохого питания.
Углеводы. Мне нужны углеводы.
– Ты хочешь, чтобы я тебе изменяла? – Я потерла лоб.
– После того как родишь мне законных детей, можешь делать что хочешь.
– Тебе бы обнимашек. – Я нахмурилась. – И мозгоправа. Но не в таком порядке.
– Что мне нужно, так это наследники. По крайней мере, один мальчик. И еще парочку детей для вида и про запас.
Про запас.
Мы про детей говорим или зарядки для телефона?
У меня закружилась голова. Я припала к стене для поддержки.
Я всегда знала, что Киллиан Фитцпатрик был не в себе, но такая степень сумасшествия легко могла обеспечить ему место в психиатрической лечебнице.
– Почему именно мальчика? Если ты вдруг не заметил, на дворе двадцать первый век. Есть такие женщины, как Айрин Розенфельд, Мэри Барра, Кори Барри… – Я начала перечислять женщин генеральных директоров. Он перебил меня.
– Не забивай мне голову перечнем супермаркетов. Правда в том, что кое-что осталось неизменным. Женщины, рожденные с вопиющими привилегиями (то есть мои будущие дочери), редко выбирают изнурительные профессии, а именно этого требует управление «Королевскими трубопроводами».
– Это самая сексистская мысль, которую я когда-либо слышала.