Ветер – в лицо (сборник)

В укромных бухтах ныряешь «как есть» (что богам древнегреческим было угодно)…

Спускаясь в глубины храма-ущелья и восходя к храму (руинам) Юпитера, встречным лихо говоришь: «Бонжорно!»

2

Амальфи. Город на обрыве. Ну, «Ласточкино гнездо»! Чудо!

От моря – лестница к величественному собору Андрея Первозванного (ХI век).

Ступени – и выше, в разбег… Вьются улочки…

В Пестуме (Посейдонии древних греков) – дорические храмы (VI–V века до н. э.)…

А на землях Чиленто – развалины Элеа (VI век до н. э.), раскопки с акрополем, где Цицерон и Гораций «толкали» речи…

Писка-Монтана… Не там ли группой закатывали мы пир и танцевали, «сходя с катушек», под ливнем?! И не там ли засматривался ты на отмеченных Красотой… на полыхнувший мимолётно огнь своих – заброшенных на чужбине, откликаясь на их тоску всею душой… и где ранними утрами (когда отель – на запоре, а «от моря» ключ – на ресепшене: «Марэ!») являлся к морю – и оно, принимая, обновляло?!..

3

После поездки по Ривьере ди Улиссе – «причал» в городке Скарио: в мансарде с видом на город в горах – Маратею – и колокольню, каждые четверть часа отбивающую «склянки»… в Скарио, где, кажется, день длится вечно, но все рано ложатся спать… где, кроме аборигенов, – никого. (Без соотечественников… Недоумение: люди – те ж… Ну, чуть приличнее… Но – не понять… И – не понят…)

В первый же день – в Сапри. Пешком. До реки, преградившей путь…

А чуть в стороне – Поликастро, где, несмотря на «пустошь», из пекла «нарисовалась» служка, проводившая тебя к криптам тысячелетней давности…

И – впечатление: время остановилось…

Рано утром, зафрахтовав катер, отчаливаешь в Маратею – к дразнившим тебя за окном горам – под предводительством капитана Марио.

За час плавания (благо – в век скоростей: раньше – под парусом или на вёслах – к вечеру б и добрались) – вдоль бухт, гротов – вобрал в себя до краёв море…

У подножия Маратеи, ступив на отполированные временем ступени, начало берущие от уютной бухты, наивно рассчитываешь «пересчитать» их до верха: на полпути жара вынуждает спуститься к морю.

И оказываешься в парке, у входа в который значится: «Привато. Экспроприата.» (За дословность начертанного, впрочем, не ручаюсь.)

Кажется – наоборот: у моря – значит, моё… (Что до надписи, – извините, грамоты сей не разумею!..) А посему по парку – королём…

– Не желает ли синьор мафиози на пару часов поделиться владениями «с бедным родственником» из России? – взываешь к «чудищу противному», невидимому, обходя перестроенную – превращённую в виллу – древнюю сторожевую башню.

Тщетно. Ну хоть бы кто!.. Чертог не чертог – дворец, аллея от которого приводит к лесенке, спускающейся на лавовый – среди камней – «язык».

Ныряешь (с восторгом) в несусветную глубину. И— плывёшь, теребя синие груди волн… за мыс, а там – в грот, светлый и просторный, – банкетный зал…

Не грот – храм, со сводом и «хрустальной» – через сифон (потайной) – «подсветкой». (Сияет – и свет, можно подумать, – искусственный…)

Дальнейший курс – пешком по побережью Базиликаты, на юг.

Насыщенный аромат – цветов, моря…

Но, и часа не пройдя по пеклу асфальтовому, как ошпаренный, припускаешься вниз – прочь от жары – к пляжу.

По огнедышащему (мелкому, на подбор) гравию без обувки – ни-ни…

Море! Оно спокойно… Тёмный, чёрный почти, щебень «жалится» на выходе из пучины…

И вновь – сюрприз: один из гротов, выложенный отшлифованными «подушками» лав, мерцает – играет бликами, в другом – небо (зияет – в оторочке из зелени – «люкарна»). А неподалёку на «ложе» – в тень – приглашает ниша…

Капитан Марио уж поджидает в бухте Марино…

На обратном пути подруливает к гротам, каждый из которых манит неизведанностью.

И ты ныряешь, не зная страха…

Наплававшись же, встаёшь на нос судна – и до самого Скарио летишь вперёдсмотрящим, во все лёгкие вбирая море – и дух – Эллады…

Позади – с горы Монте-Бьяджо – провожает тебя статуя-колосс – не то Христа, не то Девы Марии. (Как позже выяснилось – Спасителя.)

4

Ничто не предвещало ненастья, когда я взошёл к маяку Полинуры.

Вскарабкавшись, вышел, видимо, к засекреченному объекту: пропасть, которой обрывался холм, щерилась колючей проволокой.

Небо неожиданно заволокла туча, из сиреневого цвета перекрасившаяся в фиолетовый и задёрнувшая вдруг свет.

Порывами ветра едва не сдуло с обрыва…

И вот невидимый кто-то сел рядом под вывернутый зонт и – пока туча под сверкание молний поливала меня – с насмешкою и злорадством оглядывал повисший мой, как у цапли, нос…

Только когда гроза, излившись, переметнулась на соседнюю гору, а солнце брызнуло вдруг: «Бонжорно!», «бес» сгинул, позволив разложить на просушку «шкурки».

Ветер нёс с моря, из-под обрыва, послегрозовое благоухание, шум волн. Над гулким ущельем сновали чайки. За крутой склон цеплялись изо всех сил кусты дрока и стланика, лилии… А я упивался запахами.

5

Неаполь, «Наполи», – странный город. «Муравейник» с мельтешением лиц, машин, мотоциклов, южных людей в шляпах… поток, в котором – Европа и Африка – всё вместе… где Везувий неусыпно навевает воспоминания о Помпеях, о восстании Спартака… где фрески времён Христа, будто специально законсервированные – чтоб ошеломить, взирают – и переносят в далёкое прошлое…

У тебя же на всё это – чтобы, не спеша, вжиться — есть время! (Разве не это – главное: не сквозь пальцы, не мимо?!)

– Время – чтобы застыть пред Красотой, – умничал я, когда – приобщённые к древностям – шли мы группой к замку-крепости – Кастель Нуово.

И во всём шарме открывался сверху город, и было через край света, и встречные, отмеченные Красотой, улыбались…

Но вновь, как и накануне, из света – в тень: «бес», сгустившись из зноя, посеял смуту, бросил в иное пространство…

И где! На верхотуре «Наполи» (на вершине счастья)!

Так что вероломно скрылось солнце… (Отчего печь меньше не стало.) И оставалось обрести билеты на «Пренто-тревел» – и катить… Бежать как можно скорее – к морю, которое – только одно – и могло спасти… (Даже в храме Кающейся Магдалины не отпустило.)