Корабль уродов

Еще вчера ей казалось, что встреча будет чем-то немыслимым, космическим по накалу страстей – но вот, пожалуйста. Они уже минуту смотрят друг на друга, и никто не хочет первым высказаться по поводу покушения.

И кажется, с каждой проходящей секундой всё отчетливей выжигается на них клеймо неупоминания. Промолчал сейчас – так молчи же вовек. И тишина оттого становилась удушливой, будто наполняясь запахом паленой кожи. Ее нужно было нарушить, и Джек спросил:

– Как спалось?

Вренна чуть улыбнулась, кивая:

– Прекрасно. – Нужно было снять и клеймо, пока не прикипело, и она прищурилась: – Как здоровье?

Джек медленно натянул усмешку:

– Лучше, чем ты планировала.

Вренна ненадолго закрыла глаза и наклонила голову, пряча улыбку.

– Пойдем завтракать, – после паузы решил Джек.

II

Итак, Картр. Второй человеческий город, в котором я остановилась. Который я вижу в своей жизни, если честно.

Странным образом он и похож, и не похож на Сплинт. В несколько раз меньше и на порядок прохладней, с узкими улочками, беспорядочно усыпанными разномастными домами, с сияющей ночной иллюминацией, с десятком ненадежных мостов, спроектированных студентами-архите-кторами. Если Сплинт напоминал крепкого восьмилапого кораблиста, устойчиво стоящего на каменных ногах, то Картр – это подобие глубоководной рыбы с ее флуоресцентным огоньком, свисающим перед глазами.

Но ни чёрный удильщик, ни каменный осьминог не сравнятся с моим родным Гвоздем, как паровоз не сравнится с летучей мышью. Они – оживленные людские города, Гвоздь – Замок кораблистов. И рядом с ним любые человеческие поселения становятся похожи друг на друга.

–

Джек жил недалеко от центра Картра, возле берега местной реки, в просторной, но захламленной квартире. Через несколько дней после приезда, когда я немного освоилась, мое внимание стали притягивать запылившиеся коробки, разные нагромождения из книг, мебели и антиквариата. Похоже, Джек перевез сюда всё, что смог, из своего Замка, но так толком ничего и не разобрал. Если немного покопаться, с улыбкой думала я, можно узнать какую-нибудь страшную тайну.

Джек появлялся дома нечасто, и я проводила по несколько часов в день, изучая эти завалы. И чего только мне там не попадалось – от эротических брошюр до инкунабул XV века в их источенных временем роскошных обложках. Здесь были свежие и пожелтевшие журналы, компьютерные распечатки и даже тетради, исписанные знакомыми гигантскими каракулями.

Всё это толкало на размышления.

Раньше я и не замечала, в какой информационной изоляции держал меня Джек, пока я жила в Гвозде. Там было четыре комнаты, отведенные только под библиотеку, и каждый раз, заезжая, Джек чем-нибудь да пополнял ее. Но только теперь я понимаю, насколько эта щедрость была иллюзорной. Думаю, он тщательно подбирал книги, которые должны были способствовать «правильному» развитию моего сознания. А именно: энциклопедии и научно-популярные книги, философские сочинения, небольшая выборка книг ужасов (те, в которых жертва не вызывает сочувствия), немного классики (вроде Шекспира, Байрона, Гюго), эротика с различными подробностями любовных актов и всяческая современная психоделика. Ну и, разумеется, произведения моих родственников, авторов-Венте-делей.

В итоге, при неплохом знании биологии или, скажем, физической географии, я не имею ни малейшего представления о мире за пределами Гвоздя. Я ни разу не покидала Замок с тех самых пор как прошла Инициацию – и до того безумного момента, когда явилась матушка и заявила, что нужно бежать.

Довольно обидно, учитывая, что Джек при этом заезжал в свой Замок едва ли дважды за год, а всё остальное время пропадал где вздумается. Я возмущалась по этому поводу сколько себя помню, но он только презрительно усмехался и заявлял, что мне – нельзя. Впрочем, двери были открыты, и, даже находясь в Гвозде, Джек не очень-то следил за мной, а чаще я была там в одиночестве… и всё же – даже не пыталась сбежать. Хотя хотела. Наверное. Видимо, меня не пускали какие-то чисто вентеделевские предрассудки. Удивительно, что хоть какие-то из них мне в итоге удалось переступить.

Но теперь это уже неважно. Мне предоставлены необъятные просторы интернета, и я могу найти ответ на любой, даже незаданный, вопрос. Этим я и занимаю свое время, когда не роюсь в старых книгах, не учусь готовить салаты или не играю в компьютер. Плюс, я скачала программу для создания музыки с помощью обычной клавиатуры и пытаюсь ее освоить.

Застав меня как-то вечером за популярным шутером, Джек усмехнулся и вздохнул:

– Похоже, все мои усилия по воспитанию нечеловеческой девушки пошли коту под хвост: ты ведешь себя, как любая другая семнадцатилетняя девчонка.

– Не переживай, папочка, – ответила я, – без твоих стараний я бы стала обычной на три года раньше.

– Лишние три года «необычности»? Что ж, ты можешь сказать мне спасибо.

Я фыркнула.

– С каких это пор быть обычным плохо?

– О, так ты еще не в теме? Детка, здесь каждый хочет быть не как все. Постарайся выделиться и тогда точно сможешь затесаться в толпе, – он прищурился. – Ты ведь этого хочешь? Научиться жить в этом мире?

Я отвела глаза и пожала плечами:

– Наверно.

Большинство наших разговоров сводилось к обмену колкостями, и обычно никто не обижался – мы привыкли так жить, а можно даже сказать, он меня приучил. Впрочем, иногда задиристость выходила за пределы слов, и кто-нибудь начинал портить другому жизнь. Так, как-то промозглым вечером я отправилась вместе с ним на его свидание с барышней по имени Юля. Села в машину и упрямо отказывалась выходить – пусть не думает, что может свободно ходить налево и даже не скрывать от меня этого, законный супруг называется.

Мы приехали в роскошный ресторан, где за столиком его уже ждала молоденькая блондинка – такая хорошенькая, что я даже оценила его вкус в женщинах. А потом мне стало интересно, чем заканчиваются у него такие истории – он просто бросает девиц, утолившись, или вспоминает вентеделевское прошлое? И я взглянула на девушку с некоторой жалостью.

Обозленный, Джек объяснил ей, что я его истеричная неадекватная племянница, которая увязалась сегодня с ним. Юля отнеслась к новости удивительно благодушно.

Мы сделали заказ, его долго готовили и наконец принесли, и я мысленно ужасалась схожести происходящего с трапезами в Замке. Пара штрихов – и официант теряет человеческие очертания, а свинина их приобретает.

Но эти мысли я держала при себе, а сама тем временем третировала Джека всяческими двусмысленными замечаниями, жаловалась на него Юле и, в общем, развлекалась, как могла. Но это действительно было довольно истеричное состояние, и мои душевные силы быстро иссякали от такого надрывного веселья.

А Джек медленно зеленел от злости. В конце концов, его терпение иссякло чуть раньше, чем мой запал.

– Так, довольно! Вера, – он испепелил меня взглядом, не забыв, впрочем, использовать «человеческое», конспирационное имя вместо настоящего. – Пять тысяч крон – и ты отстанешь от меня. Хорошо?

Я поджала губы.

– Десять.

– Пять, или тебя так прельщает мое общество?! – он стукнул ладонью по столу. – Черт тебя подери, ладно! Вот! – он выцарапал банкноты из бумажника и швырнул мне. – Завтра отдам остальное, только исчезни!

Меня словно окунули в помои, но я заставила себя взять деньги и с победоносным видом удалиться. Удалилась я недалеко – за столик в другом углу ресторана. И там заказала текилу. С непривычки алкоголь прямо-таки разъедал слизистую оболочку, но я твердо решила не давать слабину.

?

Джек устало откинулся на обитую бархатом, мягкую спинку стула и выдохнул. Остро хотелось курить, но в этом ресторане курящих залов не было.

Юля испепеляющее сверлила его взглядом.

– Ну что?! – раздраженно буркнул он.

– Как ты можешь с ней так обращаться? – взорвалась она. – Она же твоя племянница! И сейчас она на твоем попечении!

– Кто просил ее увязываться со мной? И нести весь этот бред?

– У нее переходный возраст, нужно быть терпимей.

– Ой, да что ты, Юля! «Переходный возраст», – передразнил он. – Просто она стерва.

Юля укоризненно покачала головой.