Наконец он посмотрел на меня.
– Привет. Я ждал тебя. Знал, что ты придёшь.
– Ты… ты… ты… – слова не шли.
– Ещё не умер.
– Но…
– Я где-то посередине. Я застрял. И не могу уйти.
Я хотела задать ему сотни и тысячи вопросов. Мне было уже плевать, насколько всё это реалистично или нет, чокнулась я или пока нет. Я хотела узнать, как это возможно? Ведь призраки, с моей точки зрения, не умели переписываться в аське и играть на гитаре. Но вот передо мной Артём, и он играет на гитаре, я слышу его… Интересно, я могу дотронуться до него?
Не думая, что я делаю, я быстро прикрыла за собой дверь и сделала несколько шагов к нему. Протянула руку. Он отложил гитару и осторожно пожал мои пальцы. Я ахнула. Так не бывает. Это ненормально. Я точно двинулась умом на почве несчастной любви.
Артём встал, и я впервые смогла оценить, насколько он выше меня на самом деле. Какие у него красивые карие глаза. Добрые. И пальцы, которые сжимали мою руку… это были те же самые пальцы, которые гладили меня ночью по волосам. То есть он и правда приходил ко мне? Это были не сны? Так я и спросила.
– Это были не сны, – сказал он.
– Тебя ещё кто-то видит?
Артём покачал головой.
– Из живых только ты.
– Но почему?
– Потому что мы связаны.
Внезапная ужасная мысль пронзила меня.
– Это я? Я виновата?
Он не ответил, но я знала, что он попал под машину из-за меня. Он переписывался со мной на ходу. «Никогда не смотрел по сторонам. И телефоны эти…»
Слёзы, которые жгли мне глаза с момента, как я оказалась на пороге этого дома, застелили мне глаза.
– Не плачь. Ты ни в чём не виновата.
Я замотала головой. Конечно, это всё я… Но сейчас не время копаться в себе. Я должна узнать как можно больше, что происходит. Я потянула его за руку, и мы сели на кровать.
– Ты в коме.
– Да.
– Ты один такой или есть ещё духи?
– Их полно. Я их вижу каждый день. Нас называют застрявшими. Первое время я ходил в школу, делал привычные дела и не понимал, что это уже не я.
– Если сейчас сюда зайдёт твоя мама, то что она увидит?
– Только тебя, – Артём посмотрел на наши переплетённые пальцы, которые лежали на его колене. – Она даже не заметит, что твоя рука неестественно висит над кроватью. Ей будет казаться, что ты просто сидишь здесь одна.
Я сделала глубокий вдох.
– Когда тебя отключат… – ком в горле снова нарастал и не давал говорить. – Ты… умрёшь? – едва слышно закончила я.
– Моё тело.
Я удивлённо посмотрела на него. Голова шла кругом, я совершенно перестала соображать в этом мире хоть что-либо.
– На земле в междумирье задерживаются те, кто не завершил свои дела. И моё дело – это ты.
– Я? Но что это значит? Как я могу помочь? Или ты не хочешь уходить, или мне…
– Все уходят. А тебе там не место, – ответил он, догадавшись, что я хочу спросить.
Он смотрел на меня как-то грустно и печально. С жалостью. Он уйдёт, а я останусь. И между нами вовсе не километры… между нами пропасть из жизни и смерти. Я не могу пойти за ним. Мысль о том, что я должна перейти эту границу была просто абсурдна. Но и он не может остаться со мной. Хотя эгоистичная часть меня была не против. Он был бы моей личной тайной. Мы бы виделись постоянно. Он может дотронуться до меня. Значит, я могу и поцеловать его. Интересно, как я буду выглядеть со стороны? Как будто я целую пустоту?
Из кухни донёсся звук влюченной воды, и я вспомнила о маме Артёма.
– О боже! – я посмотрела на часы – засиделась. – Мы можем встретиться на улице? Или у меня дома? Я не хочу, чтобы ты исчезал.
– Я подожду тебя внизу, – ответил Артём и исчез. Вот так просто. Пух – и всё.
Я потёрла лицо руками, пытаясь скрыть следы слёз, и вышла к Таисии Сергеевне.
– Я пойду. Спасибо за чай. И простите меня, – я снова избегала смотреть ей в глаза.
– До свидания, – отозвалась она, даже не посмотрев на меня.
***
Артём ждал меня на лавочке у подъезда. Мне вдруг отчаянно захотелось, чтобы всё это было лишь страшным сном, чтобы я проснулась, а он был жив и ждал меня возле своего дома, чтобы повести меня гулять по Москве. Мы бы шли, держась за руки, и разговаривали бы обо всём. Потом посидели бы в кафе. А потом он проводил бы меня домой и поцеловал на прощание.
А теперь мы шли рядом, но я не могла задавать вопросы, не могла говорить с ним, не могла взять за руку. Наша сказка превратилась в кошмар. В абсурд.
Он говорил и говорил, пока мы шли к метро, пока ехали в вагоне. Артём стоял, практически прижавшись ко мне, заслонив спиной от других пассажиров и объяснял про междумирье, про застрявших, про неоконченные дела. Выходило, что между нами создалась невидимая связь, которую не смогла нарушить даже смерть. Застрявшие не сразу понимали, что с ними произошло. В междумирье есть и Старшие. Те самые «они», которые не пускали Артёма ко мне. В его реальности всё осталось так, как было. Он продолжал ходить в школу, играть на гитаре и переписываться со мной, не подозревая, что уже находится одной ногой не в этой жизни.
Меня трясло при мысли, что, переписываясь со мной, он попал под машину. Но если бы мы не успели обменяться несколькими сообщениями до аварии, он исчез бы навсегда сразу. Я бы никогда не увидела его лица, не услышала бы, как он играет и поёт. Было бы мне легче? Возможно. Но именно Артём подтолкнул меня двигаться к мечте, а не идти на поводу у родителей. Он вроде моего ангела-хранителя.
Когда мы оказались в спасительной тишине квартиры тёти Тани, Артём уверенно прошёл сразу в мою спальню. Он прекрасно здесь ориентировался.
Он осмотрел немногочисленные книги, которые стояли на полке, полистал мой альбом, потрогал карандаши и повернулся ко мне, засовывая руки в карманы джинсов. Я снова не знала, о чём говорить. Что я могу сказать человеку, который, первое, почти погиб из-за меня, и второе, застрял между мирами тоже из-за меня?
– Я ни о чём не жалею, – сказал Артём, и я уставилась на него, не веря своим ушам. Он ведь почти умер! Он не жалеет, что не проживёт долгую жизнь? – У меня было много месяцев, чтобы всё осознать и осмыслить. Что случилось, то случилось. Теперь я просто хочу освобождения. Завтра они отключат меня. Туда никого не пустят, и я не хочу там быть тоже. Можно я останусь здесь?
– Конечно, – кивнула я и задала вопрос, который мучил меня: – Ты не ненавидишь меня?