Хмельной транзит

– Давайте все-таки я буду спрашивать. Вам известно, почему не работает ваш муж?

– Как это? Он работает тренером спортивного общества. Мастер спорта по боксу, тренирует мальчишек, выступает сам, пока здоровье позволяет.

– И много зарабатывает?

– Как видите, не бедствуем.

– А вы кем работаете?

– Редактором на телевидении, в музыкальной редакции. Но зарплата у меня, в отличие от Саши, совсем небольшая – 150 рублей с премиальными.

– И что же делает редактор на телевидении в музыкальной редакции?

– Готовлю передачи, трансляции концертов симфонического или народного оркестров, пишу титры. Авторской работы, к сожалению, не дают. И в кадр не пускают…

– Вас не пускают в кадр?

– Да, увы. Я – не Зинаида Бондаренко, не Катерина Нестерович, у нас в кадре могут работать только дикторы. И если случайно мой нос попадает в кадр, режиссер его тут же отрезает…

– Как это отрезает? Он что же – хирург? Это несправедливо! Вы бы украсили любую телепередачу, не только музыкальную… – произнеся этот дежурный комплимент, Корнеев слегка смутился, и на его щеках проступили заметные красные пятна.

Высокий капитан с глазами итальянца, правильными и мужественными чертами лица покрылся испариной и застыл, пораженный насквозь, ибо никогда прежде не встречал таких изумительных глаз, добрых, теплых и в то же время ироничных и загадочных. Сколько времени простоял Корнеев, словно истукан, перед этой женщиной, история умалчивает, однако за это время Нелли Алексеевна успела собрать разбросанные повсюду детские вещи с игрушками и отнести их на привычные места.

– Скажите, Нелли Алексеевна, ваш супруг выступает на соревнованиях не за деньги? – наконец пришел в себя милиционер.

– Конечно, спорт-то у нас любительский, а не профессиональный. Но, выигрывая тот или иной кубок, к нему полагаются премиальные…

– Понятно… Он пьет?

– Да что вы! Спортсмены не пьют… – с изумлением посмотрела на Корнеева изумрудными глазами.

Раздался звонок в дверь. И Нелли со словами «Извините, это, наверное, няня с детьми, сейчас открою!» поспешила в прихожую. Тотчас в квартиру ворвались две бойкие девчушки с тоненькими косичками в одинаковых платьицах.

– Мама, мама, давай возьмем щеночка! Там во дворе такой беленький, пушистый! – весело щебетали близняшки и одна за другой повисли на молодой женщине.

– Без папиного разрешения мы никого в дом брать не будем! – строго парировала Нелли Алексеевна, – переодеваться, мыть руки и обедать! Тамара Григорьевна, – хозяйка тут же сменила строгую тональность на уважительную мягкость, – не могли бы вы побыть с девочками целый день? Мне надо на работу, а муж неожиданно вынужден был уехать. Я доплачу…

– Разумеется, доплатите, я полагаю, рабовладельческий строй давно канул в небытие, – напомаженная рыжеволосая няня в почтенном возрасте, несколько минут назад готовая покинуть квартиру, поскольку вполне резонно посчитала, что уже выполнила свои привычные обязанности семейного воспитателя, тут же вернула на полку нелепую, давно вышедшую из моды, белую дамскую сумочку и вдруг вспомнила:

– Насколько мне память не изменяет, у девочек сегодня музыка? Кто их повезет, раз отец уехал так срочно? Конечно, Тяпкин-Ляпкин… И как же я без обеда? – разворчалась няня.

– У нас пообедаете, разве в этом проблема. У меня все готово…

Тамара Григорьевна подалась на кухню, по дороге недовольно ворча под нос про свой возраст, незалеченную язву, прочие болезни и мизерную пенсию, из-за которой она вынуждена работать и терпеть обеды вне собственного дома.

Битый час капитан Корнеев задумчиво смотрел в распахнутое окно, не обращая внимания ни на вялотекущее рабочее время, ни на полуденный зной июльского солнца. Перед глазами то и дело возникала и исчезала настоящая заноза – эта удивительная молодая особа в черном платье. Чужая жена с двумя детьми… То есть, конечно, на картинке образ красивой женщины появлялся один, но дети подразумевались определенно. И надо признать, что подобный мираж, как наваждение, Корнеев испытывал впервые. Зеленые глаза женщины источали благороднейшее спокойствие, коим может похвастаться разве что полный штиль огромного манящего океана. Тонкая красивая шея, осанка… Мягкая, кроткая, и в то же время строгая… Воспитанная… Образованная… Локоны, пахнущие свежестью… Искренний и подкупающий взгляд… Сочные губы… Корнееву казалось, что после сегодняшнего знакомства он умрет от постыдного чувства, смешанного с таким невозможным кайфом, которого и вообразить не мог прежде. И какого рожна он потянулся на все это смотреть своими глазами, нельзя было просто позвонить? А он тоже хорош, взял и арестовал ее мужа, чтобы женщина волновалась, выдумывала небылицы и выкручивалась перед всклокоченной няней.

– Товарищ капитан! – закричал Бусько Корнееву в самое ухо.

– Чего кричишь?

– Так ты ж не отзываешься… Витаешь в безоблачном небе?

– Ты угадал… Был у Соловьевых в гостях.

– Познакомился с женой?

– Да уж…

– И что?

– Ничего особенного… – насилу оторвался от неведанного томления Корнеев. – Жена Соловьева, ухоженная блондинка в самом расцвете сил, к тридцати годам добилась престижной работы, тихого и обеспеченного замужества, которое позволяет ей растить детей и наслаждаться жизнью. Более того, Нелли уверена, что муж ее – не только прекрасный семьянин и отец двух очаровательных близняшек, он еще и действующий тренер, выигрывающий неплохие премиальные на международных соревнованиях. В семье высокий достаток, приходящая няня, которая помогает воспитывать детей. У Нелли есть все, о чем можно только мечтать: морские курорты раз в год, платья, шубы, кольца, чешский сервиз и мебельный кожаный гарнитур. А главное – у нее есть две очаровательные дочки-близняшки, в которых она души не чает, и любящий муж с шикарным автомобилем, которым Нелли гордится.

– Не понял, гордится мужем или автомобилем?

– Скорей всего и тем, и другим…

– Сама где работает?

– На телевидении, но получает немного…

– Богема… – присвистнул верный помощник капитана и плюхнулся на расшатанный стул, задумчиво бросая взгляд на растрескавшийся от старых побелок потолок, от чего по обыкновению упала на пол фуражка, которую он позабыл снять в помещении, поскольку образован был не сильно.

– И не говори… Что у тебя? Ответ пришел? – не отвлекаясь от наблюдения за летним зноем за окном, Корнеев с величайшим трудом заставил себя вернуться к теме расследования.

– Да. Ответ производителя не заставил себя ждать: недостачи водки на заводе не обнаружены, технологический процесс не нарушен.

– Уж больно отпускать задержанного не хочется, слишком много совпадений. Навестим ликеро-водочный завод?

– Товарищ капитан, я ж не пью в рабочее время!

– Ну хоть подышишь…

Поражение как победа

Весну 1965 года советское общество встретило с новыми надеждами. И не только от того, что сменившего Никиту Сергеевича Хрущева на посту лидера коммунистической партии Леонида Ильича Брежнева отличал более спокойный стиль руководства. До махровой эпохи застоя оставалось еще целое десятилетие, и страна на всех порах неслась вперед к полной победе коммунизма, осваивая новые технологии и грандиозные экономические проекты, что на благосостоянии простых граждан сказывалось мифически виртуально или не сказывалось вовсе.

В отдельно взятом бараке воцарился особый оптимизм, ибо в апреле, по случаю 20-летней даты, было объявлено о восстановлении празднования в СССР Дня Победы, отмененного еще в послевоенном 1947 году. Нужно признать, что Указ ЦК КПСС, в котором говорилось о предстоящих широкомасштабных празднованиях с вручением фронтовикам юбилейных медалей, мало интересовал Гришку Федорова. Напротив, он совсем не утруждал себя мечтой поучаствовать в готовившемся параде на Красной площади. Федора, как и всех сидельцев, волновало в этих приготовлениях только лишь одно слово – амнистия.

Начальник исправительного заведения Бобров не обманул: подал необходимые документы, и под предпраздничную амнистию Федор попал. Но прежде чем скостить срок своего незаслуженного наказания до условно-досрочного, неожиданным образом прославленному в местах не столь отдаленных, молодому боксеру предстояло поучаствовать в боях на звание чемпиона лагеря, поскольку маховик лагерного тотализатора не могла остановить будущая амнистия, даже если она подписана самим Брежневым. Какие дивиденды от триумфального выигрыша в азартной игре получал начальник лагеря, история умалчивает. Ясно было только одно: с каждой победой Федора папиросно-чайные склады в тумбочке у Деда Филимона неизменно пополнялись, тем самым подогревая его и без того непререкаемый авторитет.

В местном клубе на сцене под красочным рукописным транспарантом «Привет участникам соревнований!» устроили настоящий ринг. Собрание осужденных воодушевленно отметило появление необычного ограждения из дефицитных прочных веревок.

– Это прямо как настоящий подарок к суициду петуху после гарема. – Войдя в клуб, в один голос отметили бритые уголовники, вожделенно хохоча и сплевывая на пол.

Лагерным спортсменам по случаю чемпионата даже выдали настоящие боксерские перчатки, и по команде зрительный зал заполнился серо-черными ватниками зэков. В первом туре при полной тишине Гришка вышел на ринг и за один раунд вынес боксера из соседнего барака. Жахнул, что тот под канаты упал, подкошенный. Все произошло так быстро, что мрачный зрительный зал даже согреться не успел. Ко второму туру ватники расшевелились, понемногу выкрикивая в поддержку бранные слова из скудного лагерного лексикона, и Федор выиграл по очкам у местного вертухая, по собственной глупости поспорившего с начальником, что нокаутирует молодую лагерную знаменитость. К этому времени вся серая масса ватников уже исступленно визжала в экстазе от невиданного зрелища, в котором сбылись мечты многих сидельцев положить на лопатки ненавистного конвойного упыря.

В четвертьфинальном матче соперник Федорова продержался всего два неполных раунда. Казалось, радости начальника колонии Боброва не было предела, он точно знал, на кого поставить в тотализаторе лагерного чемпионата.