Мощёной ясности ума.
И стал таким же, как толпа.
Но мы столкнёмся прямиком своими лбами.
Строками я окружу тебя своими "зеркалами"
И никто не увидит, что твой рот теперь скручен узлами.
Пусть так, но мы явимся ярким пятном.
Ступая контрастным путём, устою и не рухну.
Станем нашивать на живую нить свою правду и жрать гранит, Полотно лжи и мазута.
Ведь наш язык – игла. Я только покажу,
Где он оставил заплатки, следы.
А ведь нигде. Ты уж для себя утверди -
Есть только слов исковерканных склады.
Истовыми седоками будем лишь мы.
С переплетёнными руками вне дезы,
Такие похожие взгляды, хранящие тузы
С голой кожей игроками, оторочены ветрами – это мы.
Сапфир восприятия
Твои руки – бледные провода городов.
Там таится ворох тока, импульсов и слов.
Они всё прозрачнее, да и неуловимее…
Но то, что в их лоне – становится нерушимее.
Меж алых фаланг млеет моё сознание,
Додумывая собственную картину мироздания
И грани того сапфира отточены и резки,
В то время они вторят сгибу твоей руки.
Бирюза и серые вкрапления мира
Отделяют меня от сапфира.
И теперь я без разума, чести.
Просто тело и совсем никакой лести.
Я в углу лишь робко гляжу,
Как блики медленно ползут к твоему локтю?.
И когда уже ты поймёшь,
Что моё сознание – твоя театральная брошь?
Не зная годности исход…
Танцуй же в моей темноте.
Отбивай чёткий ритм мечте.
И копоть летит.
Вот уж двинулся аберраций монолит.
Уже никаких обид, бед.
Всё забыто,
Но не пропито.
В подкорке ещё теплится свет.
Наши демоны -
Чёрные, белые -
Укрыты бременем.
Веселятся меж времени.
Разбиты нимбы.
"Взять бы Рим бы"
На арене Колизея.
Похитрее Одиссея,