На вздымающейся ее груди?
Но сперва попробуй, хотя бы, быка укроти!
Лишь горсть перца на глазу,
Откроет мира истину глупцу.
Кадык, ножом прижав ко льду,
Познаем важность слов в поту!
Сердце не поминает о вашем сорте
Ты здесь, среди этого снега.
А под твоей рубахой
Сердце бьётся безнадежной птахой,
А вокруг покой и нега.
Все что было впредь до нас,
Метель укрыла вплоть до глаз,
Оставя только созерцанье,
Как муки тают в покаянье.
Ты так уверенно ходишь по моему солнечному сплетению и клейму…
Рядом громыхает орхестра,
Там выступает изящная палестра.
И бесконечна эта сцена,
И рвётся стук по венам – пульс.
И сердце совершает культ,
Но продолжается нытьё, ведь жизнь – фальшивое тряпьё.
И кто-то одевает льняное платье и враньё.
А их же собратья бродят близь междурядья…
Кто-то лишь набросит вуали пятно в папиросе
И кто-то ложью замотавшись в обхват,
Пойдёт покосит… безжизненные души. осень.
Но сердце у каждого бьётся ведь в такт.
Даже у того, кто измучан, брошен и изволочен
Пятками, ключицами и упал в буерак.
Им сердце не давало пощёчин.
Оно лишь билось в такт.
Пуская ленты по аорте,
Словно испытливый гимнаст,
Не поминающий о вашем сорте.
Противники лжи
Сколько слов еще скажешь ты?
Сколько еще ты в лицо пустишь пыли?
Перлы глаз моих кровоточат, они ощутили яд.
И впредь стал хрупким мой булат.
На кой лад ты извергаешь эту ложь,
Пускаешь сердце в пляс и в дрожь?
Так хочется нестись, не осязая впредь себя,
Свое чудовище и звонкие колокола?
И каждый рвётся все узреть извне,
внутри себя сознанье не губя.
Но становяся голодней,
Шипя, срывают маски всех людей.
Ты завалил свое нутро таким же хламом,
Как и он, завесив шёлком сути стон,