Карамель. Новый Мир

– Ты ведь знаешь, что поезда циркулируют каждый по своему району? – спрашиваю я.

– Мы сядем на другой поезд на другой станции.

Закатываю глаза:

– Что ещё не написано в учебнике Академии?

– Терпения, конфетка.

– В Новом Мире всего четыре поезда – по числу районов. Других нет.

– А ещё нет преступности, нищеты, голода, революции, войн. Вот только это официальные государственные метки, не имеющие ничего общего с реальностью.

Мы спускаемся на несколько этажей. Как непривычно наблюдать над собой крышу – вздыхать через защитную маску грязный воздух улиц, но не видеть скрученные над головами мосты, слушать бесчисленные гудящие автомобили, но не встречаться взглядом с водителями на воздушных полосах. Как непривычно не ступать по верхней и единственной допустимой для северянки платформе.

– Потрясена? – спрашивает Каин.

– Немного.

– Впервые спустилась?

– Что очевидно.

– Как ты себя чувствуешь?

– Чувствую, – отвечаю я с нервным смешком. – Живее, чем неделю назад. Это плохо?

– Это адреналин, конфетка. К нему привыкаешь, даже подсаживаешься на него.

Допытываю, куда мы всё-таки идём. Тогда Каин рассказывает, что чуть ниже основных городских путей утаена дополнительная станция, отправляющая поезд, о котором мало кому известно.

– Среднестатистический гражданин идеального града, – говорит юноша, и в том слышится злорадство, – ни за что не окажется в подобном месте. Требуется покинуть поверхность.

Нырнуть в глубину.

И задышать.

– Этого точно не было в учебниках Академии, – говорю я.

– Заметила, что школьное образование и реальная жизнь разнятся по выдаваемым навыкам?

Этажи над нами поглощают свет. Кольца амфитеатра озаряются искусственными неоновыми нитями. Лица изредка двигающихся людей – то, очевидно, обслуживающий персонал и слуги управленцев – сокрыты тенью. Низовья Золотого Кольца мрачные и скучные, глаза ни за что не цепляются – окружение отталкивает. Вывески серые, витрины сменяются прилавками, товар выгружается на улицу. Люди двигаются, понурив головы, волоча за собой сплетённые нитями сумки.

– Не глазей, здесь не любят избалованных северянок, – едва слышно бросает Каин. – Здесь никого не любят и сами к себе питают отвращение; не провоцируй на конфликт. То, что люди не пожалуются на тебя Патрулю, не значит, что не захотят предать самосуду.

Опускаю глаза.

Про это говорил отец?

Что подобно поступает лишь недостойный жизни на поверхности.

Но я и не на поверхности…я значительно ниже. И спущусь ниже самих низовьев Нового Мира; если у дна можно пробить дно – я выполнила задачу.

Мы спускаемся в жерло Золотого Кольца: ноги забиваются от бесконечных платформ и лестниц, счёт ступеней переваливает за десятки, сотни и тысячи. Поднимаю голову – над нами сеть дорог и мостов; жмутся друг к другу, близко-близко. Высотные здания бросают тени и укутывают во мраке, тотемный вид столпов завораживает и пугает. Неба нет и не видно, а воздух слоёный, прелый и бедный. Если у бедности есть запах – он в низовьях Золотого Кольца. Интересно, по ночам низовья Нового Мира тоже накрывает туман или он поднимается к пятам наших домов?

Слышится отдалённый шум живого (хоть и мёртвого изнутри) города – автомобильный гул, скрежет мчащихся поездов, разговоры людей, сигналы для воздушного ориентирования и пешеходных, реклама на Здании Комитета Управляющих. Но всё это – где-то наверху. На поверхности. Словно боги беседуют и насмехаются над смертными.

– Мы – не чудовища из страшилок, Карамель, – говорит Каин. Идём бок о бок. – Мы не желаем навредить Новому Миру, покалечить его; мы – равная, хоть и не признанная таковой – ему часть. Не было ни единого дня, чтобы люди Острога пошли вразрез их убеждениям и применили силу по отношению к людям с поверхности. Мы не такие.

– А Великое Восстание? – припоминаю я. – Когда остроговцы подорвали жилые дома и завод? Были пострадавшие, как ты это объяснишь?

О Великим Восстании не говорят в Академии, но у всех на слуху печальная дата (обсуждали в Новостях, увеличивая общественный траур); родители поучают детей: ответственность за произошедшее и на их плечах – по крупицам неповиновения государственному гласу собралась группа людей, изрешетившая производственные и жилые отростки Нового Мира. То недопустимо.

Юноша бросает многозначительный взгляд и говорит:

– Это сделали не остроговцы. Разве ты не знаешь?

– А кто?

– Тебе известен принцип «бей своих, чтобы чужие боялись?»

– Не поняла…

– Поняла, Карамель, ты не дура. Жилые дома северного района и граничащий с ними завод из Западного подорвала Палата Безопасности для того, чтобы ещё больше разобщить людей, увеличив межклассовую борьбу и неравенство. Что ты чувствовала, когда читала про Великое Восстание? Когда видела в каждой строке, что это сделали люди Острога…Что ты чувствовала?

– Ненависть к ним.

– В этом дело, Карамель. Ненависть выедает изнутри, ненависть застилает глаза.

Палата Безопасности никогда бы так не поступила по отношению к своим гражданам. Деятельность Палаты Безопасности направлена на привлечение порядка, на…

или поступила?

Задираю голову, смотрю наверх. В этот момент на плечи приземляется тяжёлая ткань – Каин снял пальто и водрузил на меня. Желаю воспротивиться (чужая вещь, чужие руки, чужое всё), но юноша придерживает пальто и говорит:

– Отказ не принимается, здесь холодно – иначе простудишься.

До конца не понимаю, что ощущаю в этот миг. Следовало бы – ничего, но вибрации в теле присутствуют.

Бреду за Каином, всё ниже и ниже, всё глубже к сердцу города, к ядру Нового Мира. Вдруг – замираю! – Каин оставляет Золотое Кольцо и ступает на вертлявый мост в сторону.

– Ты чего, конфетка? Мы ещё не пришли.

Он порывается шагать дальше, но я не могу покинуть безопасную платформу, не могу даже приблизиться к ограничивающему парапету. Восклицаю:

– Ты не говорил, что придётся идти по мосту.

– А как еще спуститься в низовья Нового Мира?!