Карамель. Новый Мир

– Подобно любви?

Хочется прижечь себя за раскованность речи.

– Нет, с любовью всё понятно, – и вдруг Каин открывает дверь с моей стороны. – Либо любишь человека, либо нет.

Понимаю его и, утаив подарок в рюкзаке, выхожу. Как это всё странно…

Словно бы в прострации двигаюсь к дому. Не оглядываюсь, не смотрю на водителя. Не смотрю на сад. Не смотрю на Новый Мир. Не смотрю на город. Смотрю на дом, приближаюсь к входным дверям – дом и двери словно бы отдаляются. Всё дальше и дальше. Вдруг – распахиваются. Спасительный силуэт служащей возвращает меня в реальность.

– Всё хорошо, мисс Голдман? – беспокоится Миринда. – Вы провели много времени на посадочном месте, вам требуется помощь?

Даже служанка обратила на это внимание. Оказываюсь в прихожей, но снимать пальто не тороплюсь. Забываю об обыденном порядке вещей и в момент выпаливаю ложь:

– Всё в порядке: уронила кольцо между диванами – пришлось искать самой.

Миринда согласно качает головой. Или несогласно? Она всё поняла? Догадалась? Сделала вид, что не поняла? У меня даже колец на руках нет! Прохожу мимо, прижав рюкзак к груди – словно несу там нечто сокровенное, глубоко личное (так и есть!); не для чужих глаз. Направляюсь в комнату.

Каблуки стучат по стеклянным ступеням, Миринда провожает меня безучастным взглядом. Или он вовсе не безучастный? Осуждающий? Пренебрежительный? Подозревающий?

Захожу к себе и запираю дверь. Пальто спадает с плеч само – открываю рюкзак и достаю шкатулку. Рассматриваю узоры на ней, трогаю черно-белые запятые. К какой стороне принадлежу я? Добро или Зло – чего больше? Я совмещаю в себе два начала или вскармливаю превалирующую нутру сторону? Какого волка я кормлю? Кто я? Хорошая или плохая? Кто я?

Какого чёрта, Карамель?

Приди в себя, Голдман.

Карамель.

Кара.

Кара.

Тебя не интересуют вещи, о которых ты рассуждаешь: в тебе уже есть все ответы на интересующие вопросы, не пытайся вскопать почву принципов и убедиться в правильности рассады – всё требуемое уже проросло. Ты на поверхности семнадцатый год – и все полные шестнадцать лет твои мысли (родоначальники действий и слов) вели тебя в верном направлении, ибо Новый Мир принимал тебя и поддерживал. Не отказывайся от его отеческих рук ныне – припади к пятам и проси прощения за ложные выводы, девиантное поведение, деструктивные размышления и уродливые беседы. Соответствуй Новому Миру – никому иному до тебя не будет дела.

Смотрю на город за окном. Смотрю на шкатулку.

В бешенстве откидываю её – летит. Грохочет и замирает подле кровати. Открывается. Я не догадалась посмотреть, что в ней – и вот смотрю. Подползаю к шкатулке и, упав перед ней на колени, снимаю не до конца отъехавшую крышку. На бархатной обивке цвета старого вина лежит пара белоснежным перчаток, на каждой из приятельниц вышита заглавная буква моего имени.

– Кара, ты дома? – зовёт голос по ту сторону двери.

В спешке прячу подарок под кровать и распахиваю дверь. Пытаюсь быть холодной, быть спокойной.

– Чего тебе? – спрашиваю в привычной манере.

– С днём твоего взросления, Кара. – Мать делает шаг – оказывается в спальне и примечает брошенные на пол пальто и сапоги. – Почему верхняя одежда и обувь в твоей комнате?

– Почему ты в моей комнате? – хмыкаю наперерез. – Миринда, сюда!

Объявляется горничная: убирает пальто и сапоги.

– Всего лишь хотела принести свои поздравления, – продолжает мать, – а ты с таким неуважением относишься ко мне.

Опирается о дверь. Тонкие руки занимают проход. Хочешь – не хочешь, а не убежишь. Вот она, самка богомола. Словила. Сейчас сомкнёт клешни. Оторвёт голову.

– Поздравления с чем? – подхватываю я. – Подожди-ка…день, когда я родилась, считается для тебя праздником? Особой датой? И давно?

– Радуйся, что вообще на свет появилась, доченька. Отец зовёт тебя: он в кабинете.

Для чего?

Иду к нему. Размышляю об оставленном в комнате подарке. Как получилось, что меня в это втянули? Пожалуйста, желаю проснуться несколькими днями ранее и ничего из пережитого не знать.

– Дочка.

Отец не сидит – привычно ему – спиной к городу, за столом. Он стоит у окна и смотрит на Новый Мир. Прохожу в кабинет и встаю подле.

– Дочка, всё хорошо? – спрашивает отец.

Почему? Почему он это спрашивает?

– Разумеется, – отвечаю я. – Сомнений быть не может, всё – как и всегда – идеально.

Бросает взгляд, прицепляется им.

– Ты можешь сказать.

– Чем обосновано твоё волнение? – спрашиваю я.

Неужели он был всё это время дома и наблюдал за мной и водителем через проклятое окно? Обычно отец возвращается из Здания Комитета Управляющих позже. Обычно задерживается на работе. Обычно…

Всё происходящее с начала этой недели необычно, Карамель. Всё неправильно и отличительно. И ты – сама виновница этих разрушений. Пожинай плоды. Кусай их. Горько? Заслужила!

– Возможно, мне просто показалось…

Принимаю боевую позу:

– Давно ли Голдман полагаются на «кажущееся»? Если не уверен – молчи. Сомнений быть не может, мы не так воспитаны.

Отец улыбается.

– Моя девочка, узнаю.

Оставляю кабинет, направляясь в ванную комнату, дабы смыть с себя последствия странного дня, провожу там несколько часов, после чего – зеркала и стёкла запотевают, пишу своё имя, ставлю автограф – возвращаюсь в спальню. Отмечаю, что дверь открыта – я же имею привычку её закрывать. Кто там шарился? Или Миринда занята уборкой? Кажется, она припозднилась!

В комнате никого нет. Вообще никого. Паука в банке тоже.

Да почему это всё происходит?

– С днем рождения, сестричка! – вопит Золото со спины, и девичьи руки заталкивают меня в комнату.