– А так?
И он снимает маску.
Нельзя. Даже в машине – нельзя. Как он безумен! Ко мне вмиг приходит осознание того, с кем я нахожусь: это не просто отклонения в поведении или разнящиеся с общественным каноном мнения. Он ошибочен – от и до, он девиантнен, он ужасен. Такие губят созданное великолепие, такие топчут цветы.
– Не сделаешь того же в ответ? – спрашивает Каин.
– Дыхательные маски служат для защиты органов дыхания, – отвечаю я. – Снимать их противопоказано. И противозаконно.
– Для обезличивания и смешения толпы, разве нет? – спорит водитель. – Думалось, ты уже переваривала эту мысль.
Даже если он скажет, что Новый Мир – пустошь и утопическая блажь, я не поверю. Это мой мир. Мой Мир. И я на защите его – как он на защите меня.
Каин говорит:
– Хотел бы я узнать тебя ближе.
Веду от возмущения бровью:
– Из неизвестных источников ты знаешь достаточно.
– Не больше, а ближе, конфетка.
– Тому не бывать.
– Посмотрим.
И парень нагло улыбается. У него и улыбка пряная, тягучая. Обаятельная. Красивому лицу верить нельзя – это я поняла. Глупый, наивный, самоуверенный. Целый мешок безупречно-губительных качеств!
– Ты хоть раз смотрела под ноги, пока шагала по иллюзорному, обманывающему, застилающему глаза Золотому Кольцу? Знаешь, что там?
– Никто не знает, – пресекаю я. – Никому в голову не придёт проверять, это девиантно.
– Не всё, что расходится от государственного гласа, неправильно и девиантно.
– Всё.
– Могу сказать. Если спустишься на самый нижний из существующих в Новом Мире мостов и посмотришь себе под ноги, непременно разглядишь странный блеск. Словно натянутое полотно, брезент. Словно земли там нет и, если свалишься, до неё не долетишь. Есть что-то другое. Перекрывающее.
– Наверняка, ещё одна защитная конструкция изобретателей и конструкторов, великих умов Нового Мира. Чтобы гадкие испарения от мёртвой земли не поднимались к нам. Логично?
– Или чтобы гадкие люди не могли спуститься к возможно немёртвой земле.
– Ты больной и фантазия у тебя больная, Каин.
– Наличие фантазии лучше, нежели её отсутствие, Карамель. Жить веселей.
– Ты живёшь не для веселья. У каждого есть свой долг – перед государством в первую очередь, а затем и перед самим собой: выстроить лучшее будущее, работать на благо мира. Понимаешь?
– Тебе мозги промыли.
– У меня они хотя бы есть.
– Только их притупили действия таблеток.
Стремлюсь обозначить свою позицию:
– Очевидно, ты желаешь, чтобы я помогла тебе…
– В моих действиях и словах, Карамель, – перебивает он, – нет злого умысла. И познакомиться я хотел не ради выгоды. Моя цель – нести правду.
– Твоя правда однобока, янтарные глазки.
– Ты поймёшь, сама всё поймёшь. Мы не такие как вы – верно; но мы не плохие. Другое – не значит «плохо», незнакомое – не значит «опасно», чужое – не значит «не способно стать родным».
– Что ты сделал кроме слов, Каин? – спрашиваю я. – Ты типа связиста или вся твоя внутренняя революция – содрогание воздуха с целью раскачать лодку изнутри? У всего есть последствия – готов ли ты к своим или движешься на неясном максимализме?
– Чёрт, а ты, Голдман, действительно умна, – улыбается парень.
Пытается отвести взгляд, сместить центр внимания. Говорю:
– Это не ответ.
Продолжает:
– Мне говорили, как ты уже упомянула «неизвестные источники», что Голдман слишком эгоистичны, горделивы и себялюбивы, а потому не видят дальше носа – это не так. Ты видишь всё, за всем наблюдаешь. Это лишь доказывает твою особенность и исключительность, Карамель.
– Давай разъясним: мне выгодно и удобно жить так, как я живу, – кидаюсь в ответ. – Без причуд и без переживаний. Выгодно и удобно.
– Ага, – со скептической интонацией отзывается собеседник. – А к чему лежит душа?
Какая ещё, мать его, душа? Серьёзно? Что дальше?
– Красивые речи, Каин – почти сахар. А толку? Такие как ты разрушают, губят.
– А такие как ты, Карамель, создают, признаю это. Знаю. И также знаю, что внутри тебя есть нечто покусывающее мысли: оно заставляет сомневаться в порядке и стабильности вещей и системы. Изредка. Ты думаешь отличительно от норм и законов.
– Что ты хочешь этим сказать?
Пытается оскорбить? По интонации не похоже…ещё и в глаза смотрит. Плавко.
– Ты будто бы просыпаешься в самом деле, – продолжает Каин, – оковы сна и дурмана сходят – ты рассуждаешь не как житель с поверхности, но и не как беженец с низовьев, изгнанный или Остроговец. Это ты, твоё истинное лицо. Не абстракция и не искусственно-созданный образ. Ты – настоящая. Не идеальная по чьим-либо меркам, а настоящая.
– То есть, – готова поспорить, – «идеально» априори не может быть «настоящим»?
– Может, отчего же. Воедино! Но разница в них есть. Настоящий – либо таков, либо нет. А вот идеальность – понятие не имеющее ни контура, ни определения.
Вырывается: