В гостях у дяди

Домбровский улыбнулся.

– Ну да. При первой же возможности съеду, скоро накоплю деньги на съёмное жильё, а то надоело мне это всё: теснота, любопытные старики с туберкулёзом, орущие дети, плесень… В общем, не мёд.

– Ладно тебе, давай лучше к делу перейдём. Что ты надумал?

Домбровский сел и улыбнулся.

– У тебя же особые отношения с патрульным Бриннером и его женой, так?

– Это мне уже не нравится. Ты предлагаешь ограбить патрульного?

– Ну да.

Дядя потёр переносицу.

– Ладно, а теперь объясни мне, дурню, что у них красть?

– Вот ты смеёшься, а напрасно. Между прочим, у него моя китайская ваза стоимостью в шестьдесят тысяч франков, что продавали на аукционе…

– Стоп! Её же купил Джисфрид и забрал после аукциона, насколько мне известно.

– Ирония в том, что он подарил её патрульному за то, что тот выяснил дело относительно Стефана и крестика.

– Подарить такую дорогую вазу за одно дело…

– Тем более, они с патрульным давние друзья. Он Джисфрида неоднократно выручал.

– Боже, а я и не знал… – сказал дядя Мартин и почесал голову. – Хотя да, он что-то мне об этом говорил. К тому же Джисфрид щедр на подарки, бесспорно. Как ты вообще про это узнал, про вазу и всё такое?

– Скажем так: есть у меня небольшие связи с аукционом, да и вообще, пока ты там разбирался с дамами, я ненадолго покинул тебя, мой друг. – Он подмигнул.

Дядя вздохнул и закурил.

– Я… я даже не знаю, Ежи. Красть патрульного… Не знаю даже. Да, можно это сделать, вот только я за его жену переживаю…

– Брось, Марти! Тогда как ты предлагаешь оплатить долг, а? А ещё у тебя потенциальная брюхатая жена, не забывай об этом. Я прекрасно знаю про твои связи с его женой; может, тебе удаться её убедить?

Тот пожал плечами.

– Ну хорошо. – Он встал и отряхнулся. – Хорошо, я ей позвоню.

– Звони, звони. Если что, сразу же набери меня. Я не пойду, слишком рискованно.

– Засранец! – Дядя направился к выходу.

11

Марта позвонила только вечером, когда Стефан готовился ко сну. Её голос на другом конце провода дрожал:

– Стеффи, у нас проблема…

Сердце его ёкнуло.

– Что случилось?

– Я… я не знаю, что происходит, но я видела, как герр Циммерманн выпрыгивает из второго этажа чужого дома. Он упал прямо в кусты и стал орать, что сломал ногу. Потом выбежал какой-то мужчина, в стельку пьяный, стал замахиваться на него дубинкой. А за ним выбежала ещё девушка в халатике и сказала, что вызвала скорую. Пьяный поскользнулся и упал, стал стонать и кричать: «Карлот, – говорит, – помоги!» Ну, девушка ему не помогает, шарахается. Тут… Боже, не знаю, каким чудом, но герр Циммерманн кое-как выполз из кустов и подозвал меня! А мне что оставалось? Бежать? Вот я решила ему хоть как-то помочь, а смотрю: он прижимает к груди коробку. Протягивает её и говорит: «Отдай Стефану, он знает, что с этим делать!» И… Я просто взяла коробку, распаковала её – ну, мало ли, что там, вдруг что-то взрывоопасное? – и побежала. Уф!.. Короче, не знаю, что с ним.

– Что в коробке?

– Китайская ваза. Стоит, думаю, не меньше пяти тысяч марок.

Стефан почувствовал, как кровь стучит в висках, а в горле пересохло. Он молчал, но понимал одно: дядя выкрал вазу и отвезёт её, скорее всего, Домбровскому. Но, раз уж у него это не получится, попросил племянника. Но Стефан сделает это завтра, сейчас уже поздно… Он снова вспомнил Марту, её угрозу оказаться на улице из-за долгов дяди, и на глаза набежали слёзы.

Он выстроил себе картину происходящего: вот дядя приходит к Карлот, утешает её после погромов и, возможно, даже побоев от пьяного мужа, это всё доходит до интимных ласк, дядя пользуется моментом и просит вазу. Карлот, судя по всему, соглашается, возможно, страстно шепчет: «Делай всё, что захочешь; забирай всё, что сможешь!» И вот они на пике блаженства, когда приходит патрульный, видит всю эту картину и пытается избить дядю, а тот со страху выпрыгивает в окно.

Но надо уточнить у дяди…

Вдруг его размышления прерывает визг Зузанны у телефона:

– Господи… Господи! Он мне изменил с этой шлюхой! От старой ушёл, а теперь новая появилась, жена этого патрульного! Ох, стыд мне, один стыд!

Стефан попросил Марту передать тёте трубку, и когда та выполнила его просьбу, он заговорил громко и отчётливо:

– Тётя Зузи, вас разве не волнует судьба дяди?..

– Так ему и надо, этому поганому мерзавцу!

Вдруг в голову племянника заползла одна мысль, и он сказал:

– Так это что ж получается, свадьбы не будет?

Тётя ответила не сразу:

– Жениться?.. Какой уж там, мне кобель не нужен! Нет уж, дудки! Однако ж… коль ребёночек у меня в животике, Мартин заплатит мне кругленькую сумму на его содержание…

Стефан почувствовал в груди нарастающее раздражение.

– Тётя Зузи, извините за вмешательство, но по закону, если вы не расписаны, вы не имеете право вписывать отца ребёнка, так как у ребёнка может быть отец только в законном браке. Вы не имеете права требовать с дяди что-либо.

Зузанна задумалась.

– А ты прав, малыш. Что ж, тогда так: я требую с него деньги, а ребёнок будет без отца.

Не прощаясь, она повесила трубку. Стефан сел на диван, обхватив голову руками. «Господи, – подумал он, – что я наделал?..»

12

Только на следующий день, ближе к обеду, Зузанна могла найти больницу, в которой лежал Мартин, и дозвониться туда. Состояние у него стабильное, на следующий день его выпишут, но он должен недельку-две походить с гипсом и воздержаться от физических нагрузок на месяц. Ей разрешили навестить его, Стефан вызвался составить ей компанию, а Марта осталась в квартире с матерью. До больницы Стефан поехал своим ходом к Домбровскому и отдал тому вазу.