Сны

большими влажными глазами

они влекут к ночному дну.

Я ухожу на глубину.

Бездонней, чем рука Господня,

полночных крыльев преисподняя

вздымает чёрную волну –

я в этом призраке тону.

Нет берега в реке подземной,

но ты, парящий и неземный,

не оставляй меня одну.

[…]

Над городом – пасхальный перезвон.

У мамы всё готово для обеда,

и я, поднявшись в полдень, к маме еду

и на ходу застёгиваю сон.

Во сне весна и верба за окном,

и на губах победная молитва –

окончена очередная битва,

и поле брани в холоде стальном,

и я как будто ангел в поле том.

Чернеют лица павших в лунном свете

косыми ранами, и раны эти

я исцеляю огненным крестом.

И тот, кто был посланником небес,

и кто на бой из под земли поднялся –

все, оживая, я могу поклясться,

поют один куплет: Христос воскрес!

Христос воскрес, оплатим за проезд!

Автобус. День. Расстегиваю куртку.

Громоподобный праздничный кондуктор

в конец салона сквозь толпу пролез.

Возьми, кондуктор, деньги и оставь

меня с моими ласковыми снами,

нас всех когда-то дерево познаний

стреножило и выбросило в явь –

с тех пор мы любим спать и сочинять,

и на застольях поднимать бокалы…

Верни, кондуктор, сдачу, что упала,

и расцветёт с тобою благодать.

Скандал. Автобус. Выбираюсь вон.

Обед. Диван. Усталость. Телевизор.

Любовью беспредельною пронизан –

над миром всем – пасхальный перезвон.