Знойная пустыня

– Грегори – мой друг. А тебя, сволочь, я как-нибудь вытащу из постели моего отца.

– Твоего отца? – крикнула Валерия.

Гарри перебил ее:

– Замолчите вы, или…

– …или что, ну? – спросила Валерия. – Вы еще полагаете…

Гарри отвел ее в сторону и что-то сказал. Она умолкла.

* * *

На рассвете нам подали на кухне кофе. Это было колоссально. Огромный стол занимал середину комнаты. Начинался долгий день, встречи следовали одна за другой.

Больше всего мне хотелось бежать из этого дома, но покинуть Дженнифер в таком несчастье было бы крайним неприличием. Я позвонил в контору в Париже, секретарь начальника выслушала мои объяснения. Да, она передаст их. Я обменял билет и время вылета и предоставил себя в распоряжение тех, кто во мне будет нуждаться. Членов семьи и служащих опросили одного за другим. Присутствовал мэр деревни, а также региональные представители фирмы «порше». Машина уже подверглась первому осмотру. По их осторожным намекам мы поняли, что, по-видимому, имел место акт саботажа. Одна из лучших в мире машин была сознательно испорчена знатоком.

Дженнифер также подверглась допросу. По ее просьбе я оставался возле нее.

– Мой друг, – говорила она тем, кто спрашивал.

Вопросы были деликатными, но точными. Помощник мэра выступил несколько раз.

– Мадемуазель фон Гаген, ваша сестра была слишком молода, чтобы…

Дженни прервала его:

– Она получила права на вождение полгода тому назад. Я хотела доставить ей удовольствие. Обычно она была благоразумна… когда была за рулем своей машины…

– Ваша машина уже была перепроверена?

– Проверка на тысячу километров.

– Сколько времени тому назад?

– Дней десять. Я очень любила мою машину. Каждый раз, когда можно было, я ездила в ней. Никогда себе не прощу, что одолжила ее.

Все эти мужчины, официальные лица или любопытные из деревни, пришедшие под тем или иным предлогом, шептали друг другу, выбирая при этом самые безобидные выражения, чтобы выразить предположения: «Ведение машины было нарушено…», «Гайки расслаблены».

Дженнифер стояла бледная.

– Меня хотели…

– Мадемуазель фон Гаген, если подтвердится факт вредительства, это будет доказывать, что оно было направлено против вас.

Она была подавлена этой встречей.

Я всюду ее сопровождал. В голубом салоне, где через остекленную дверь, казалось, пейзаж приближался, она мне сказала:

– Грегори… погибнуть должна была я, а не Мари-Софи…

Что ответить?

– Пожалуйста, не оставляйте меня, – добавила она.

* * *

Дженнифер поднялась в свою комнату отдохнуть. В салонах было много посетителей, пришедших, чтобы оплакать вместе с семьей, слуги болтались без дела. Я узнал, что Гарри потребовал, чтобы семейный врач сделал ему укол успокоительного, и теперь спал. Во время моих блужданий по лестницам и коридорам я несколько раз встречал Валерию. Случайно ли? У меня было впечатление, что, вся в слезах, со сжатыми от гнева зубами, она не упускала случая, чтобы не присвоить себе территории и зоны, которые до несчастья ей были запрещены. Мадам фон Гаген рыдала, Валерия захватывала рычаги управления. Она следила за всем и за всеми, она диктовала кухарке меню. Я поднимался по лестнице, она спускалась. Я шел по коридору, она двигалась навстречу. Я заходил в пустой салон и заставал ее, облокотившуюся на рояль, разглядывавшую портрет Мари-Софи. Каждый раз я приветствовал ее, она шептала с одним и тем же горестным выражением: «Какое несчастье!» Почему взгляд ее глаз меня тревожил? Почему у меня сложилось неприятное впечатление, что она знала обо мне нечто, мне неизвестное? Я искал в моих воспоминаниях, рылся во всех уголках моей памяти. При каких обстоятельствах наши жизненные пути могли столкнуться?

После третьей встречи я сказал ей:

– Задам абсурдный вопрос: мы с вами уже виделись?

– Быть может, в прошлой жизни, если вы верите в перевоплощение…

Я чувствовал себя неловким и в чем-то виноватым. Эта женщина вызывала и чувство беспокойства, и влечение. Мне хотелось поговорить с ней, я настаивал на этом.

– Мадам Фонтэн, я уверен, что мы уже встречались…

– Вы ошибаетесь, мистер Уолстер… Я много бродила по свету, но не обязательно в ваших краях. Я покинула Париж в семнадцать лет, затем жила в Германии и, наконец, у фон Гагенов.

– В Австрии никогда не жили?

– Одна из лучших школ ухода за малолетними детьми находится в Вене… Я была ее ученицей. Хотела вам сказать, что Гарри вас ищет… Вы можете позвать его отсюда.

Телефон был рядом со мной, на столике. Я взял трубку.

– Гарри?

– О, Григори, – сказал адвокат на одном дыхании, – я заболел. Хотел бы, чтобы вы заняли мое место, если им понадобится юридический совет. Я выбываю на несколько дней из игры.

– Я их не знаю, Гарри.

– Надо и мне помочь и воспользоваться случаем приучить их к вам. Не покидайте нас, Грегори, похороны состоятся завтра во второй половине дня. А сегодня вечером, – продолжал он, – привезут тело Мари-Софи. Если я окажусь один перед этой семьей, обезумевшей от горя…

Как тут уйти? Дезертировать перед горем других?

– Я могу остаться на сутки больше… это – крайний срок.

– Спасибо, спасибо. В случае надобности вызову для переговоров вашего шефа в Париже. Пожалуйста, приходите. Моя комната – в конце коридора на втором этаже.

Идя к нему, я подавлял свое раздражение. Вызывать моего шефа… За кого он себя принимает? Бур-рель – не дозорный группы людей, летающих на самолете, а хороший юрист. И нам не нужен посредник для обсуждения.

* * *

В комнате был затхлый воздух и пахло лекарствами. Даже неприятный привкус камфары. Однако мысль о том, что вновь увижу Гарри, успокаивала. Халат лежал на кресле, домашние туфли брошены как попало, салфетка на полу и папки, разбросанные по всему бюро. Этот беспорядок придавал ему человечный вид.

– Дорогой Грегори. Какая трагедия! Для вас тоже все это, должно быть, очень трудно.