Книга утраченных имен

– Зачем вы меня позвали?

– Думал, что мы могли бы помочь друг другу.

Ева снова насторожилась:

– Помочь друг другу?

Улыбка исчезла с его лица, и, хотя глаза по-прежнему оставались добрыми, в них сквозила неуверенность. Создавалось впечатление, что он старательно обдумывал каждое слово.

– Документы при вас? Я могу взглянуть на них?

– Зачем? – Ева попятилась к закрытой двери. Не могла ли эта чудесная библиотека оказаться всего лишь ловушкой? Позволившей ей ненадолго прикоснуться к совершенству, перед тем как капкан захлопнется навсегда?

– Перестаньте, мадемуазель, я уже сказал, что не желаю вам зла. – Он потер шею – казалось, что подбирает подходящие слова: – Ну хорошо, я не стану ходить вокруг да около. Нам нужен человек, обладающий, скажем так, художественными навыками.

– Художественными навыками?

– Да, определенными приемами, которые позволят ввести в заблуждение даже самого бдительного служителя закона. А людям, не сделавшим ничего дурного, вырваться на свободу.

– Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду.

Он выглядел слегка растерянным:

– Ну, видите ли, нам с друзьями удалось раздобыть кое-какие материалы. Но потребность в них растет слишком быстро, и мы не успеваем оказывать свои услуги в должной мере. Мадам Барбье поддерживает меня, и она считает, что нам могли бы пригодиться ваши способности.

Ева глубоко вздохнула. У нее было такое чувство, словно она сейчас должна спрыгнуть со скалы и назад дороги у нее уже не будет.

– Вы говорите о подделке документов?

Он замер, встретившись с ней взглядом.

– Да. Да, мадемуазель. Именно об этом. Еще раз прошу, нельзя ли мне взглянуть на ваши документы?

Она немного помедлила, а затем достала их из кармана и молча передала ему. Священник, морща лоб, принялся изучать их. В ее душу закралось сомнение, не совершает ли она ошибку, доверившись ему.

Наконец он поднял глаза:

– Очень хорошо. Мадемуазель Фонтен, не так ли?

– Да, разумеется. Ведь так написано в моем удостоверении личности.

– Конечно, написано. – Он улыбнулся ей. – Что ж, мадемуазель Фонтен, вы произвели на меня впечатление. И теперь, если честно, я с еще большим рвением попрошу вас об одолжении.

Что будет, если она поможет еще кому-нибудь спастись, – точно так же, как спаслись они с матерью? Но она не смела и думать об этом, пока жизнь ее отца все еще оставалась в опасности. Ева откашлялась: – Знаете, я бы охотно вам помогла, но есть одна проблема. Мой отец арестован. Это недоразумение. – Она посмотрела ему в глаза: – В Париже несколько дней назад была большая облава. В тот день забрали много евреев.

– Да. Это ужасная трагедия. Около тринадцати тысяч человек.

Значит, ужасное предсказание Жозефа было не таким уж и абсурдным.

– Откуда вы знаете?

– Как я уже сказал, у меня есть друзья. Большинство арестованных отправили в Дранси к северо-востоку от Парижа, это большой концентрационный лагерь. Вы говорите, что ваш отец был среди них? Мне жаль это слышать.

– Да. – Ева все еще не была до конца уверена, что может доверять этому человеку. И она впервые услышала о концентрационном лагере. – Я хотела бы исправить эту ошибку, но у меня нет необходимых документов.

– А, понятно. Что ж, мадемуазель Фонтен, я мог бы вам в этом помочь.

– Правда? – У Евы перехватило дыхание.

– Конечно. Если вы поедете в Дранси с письмом от аргентинского консула, в котором будет указано, что ваш отец – гражданин Аргентины, властям придется освободить его, – буднично пояснил отец Клеман. – Видите ли, немцы заключили договор с правительством Аргентины. Они не должны арестовывать их граждан, даже евреев.

Ева удивленно открыла и закрыла рот. Ей и в голову не могло прийти, что понадобятся подобные бумаги. Но, разумеется, она не могла просто так заявиться к воротам лагеря и предъявить удостоверение личности отца, пусть даже и очень хорошо подделанное; этого явно было бы недостаточно.

– У вас есть друзья в аргентинском посольстве? – осторожно спросила она.

– Нет. – Отец Клеман поймал ее взгляд. – Но я знаю, как выглядят их документы. И в моем распоряжении много материалов. Я очень хочу вам помочь, мадемуазель. Однако и мне нужна ваша помощь. Есть бумаги, над которыми требуется поработать.

– Я понимаю.

– Может, обдумаете все хорошенько? – Он подвел Еву к двери, открыл ее и проводил девушку до выхода из церкви. Ева чувствовала себя совершенно растерянной. На мгновение она представила себя среди стеллажей с книгами в парижской библиотеке, где она волновалась только о том, как защитить диплом по английской литературе. Но затем реальный мир снова вторгся в ее жизнь. – Если вам это интересно, сегодня после наступления темноты приходите в церковь, но только одна. И клянусь своей жизнью, вы, мадемуазель Фонтен, и ваша мать можете доверять мадам Барбье.

– Даже после того, как она рассказала вам о нас?

Отец Клеман подошел к резной входной двери и взялся за ручку из кованого железа.

– Вы считаете, это предательством? Не думаете, что она пыталась спасти вас обеих?

Так и не получив ответа на этот вопрос, он распахнул дверь. Внутрь ворвались солнечные лучи, которые на мгновение ослепили Еву. Она повернулась, чтобы попрощаться со священником, но он уже исчез в глубине церкви, оставив Еву наедине с мучившими ее вопросами.

Глава 8

Май 2005

Бен примчался ко мне через тридцать пять минут после того, как я позвонила ему и сообщила, что через восемь с небольшим часов улетаю в Берлин и буду очень признательна, если он отвезет меня в аэропорт.

– Мам, ты с ума сошла? – набросился он на меня сразу, без лишних церемоний, едва я открыла ему дверь. Он стоял на пороге моего дома, на лбу у него выступали капли пота – свидетельство флоридского зноя. – Ты вдруг ни с того ни с сего решила улететь в Германию, а я должен вести себя как ни в чем не бывало?

– Мне все равно, как ты себя будешь вести, – пожала я плечами. – Мне нужно, чтобы ты отвез меня в аэропорт. Но ты, дорогой мой, рановато приехал.

– Мам, это выглядит очень странно, согласись. – Он вошел в дом, я закрыла за ним дверь, мысленно готовясь к спору. Чем он становился старше, точнее, чем становилась старше я, тем сильнее крепла его уверенность в том, что именно он знал, как для меня будет лучше. В последнее время наши битвы умов обычно сводились к его попыткам убедить меня переехать в дом престарелых – для моего же блага. Но зачем? Я полностью контролирую свою умственную деятельность, зрение и слух у меня почти такие же, как полжизни назад, я хожу на работу и могу самостоятельно доехать на автомобиле до магазина или врача. Да, три года назад я перестала косить траву на лужайке перед домом из-за того досадного эпизода с тепловым ударом. Но теперь этим занимался очаровательный садовник, который обходится мне всего в шестьдесят долларов в месяц.

– Я не понимаю, что тебя смущает. – И, повернувшись к нему спиной, я пошла в спальню, где на кровати лежал мой раскрытый чемодан. – Мне нужно собрать вещи, милый.

В моей комнате много книг, большинство громоздились тяжелыми кипами на прогнувшихся под их весом полках книжного шкафа, который собрал Луис много лет назад. В этих книгах истории других людей, и я провела всю свою жизнь, растворяясь в них. Иногда ночами, когда темно и тихо и я совсем одна, я спрашивала себя, удалось бы мне выжить, если бы эти страницы не помогали мне убегать от реальности? Но, с другой стороны, возможно, они лишь служили оправданием для моего нежелания жить своей жизнью.

– Мама. – Бен зашел следом за мной в комнату. – Объясни мне, что ты делаешь? Почему именно Германия? Почему именно сейчас? Ты никогда раньше не говорила про Германию! – В его голосе слышалось отчаяние, а также раздражение и досада из-за испорченного дня.

Я достала из нижнего ящика комода серый шерстяной кардиган. Интересно, в это время года в Берлине холодно? Я аккуратно свернула его и уложила в чемодан.