– Привет, дорогая, – прощебетал в трубке мамин голос. – Я собираюсь завтра быть в Нью-Йорке со Стэном. Не хочешь с нами поужинать? У нас билеты в театр на четверг, но я твердо сказала Стэну: ты должен познакомиться с моей дочерью.
Пораженная, что мать даже не обмолвилась об Эрике, Лив только и спросила:
– Извини, а Стэн – это который?
– Адвокат, – рассмеялась мать. – У которого квартира в кондоминиуме Оушен-Сан в Бока-Ратоне.
– А, точно! – Лив была почти уверена, что о Стэне да и о кондоминиуме Оушен-Сан слышит впервые в жизни, но какая разница? – На самом деле, мам, я сейчас не в Нью-Йорке. Я гощу у бабушки Эдит.
– В Париже?
– В Реймсе, если быть точной. Восточнее Парижа, примерно в сорока пяти минутах езды.
Теперь уже мать удивилась.
– А зачем вас туда понесло?
– Сказать честно? Понятия не имею. Бабушка сама не своя.
На другом конце провода послышался смех:
– А разве это плохо?
– Мам, я серьезно. Мне за нее немного тревожно. Она кажется – не знаю – подавленной.
– Солнышко, я уверена, все это ерунда. – Мать принялась что-то рассказывать о том, что произошло накануне в бассейне кондоминиума, но Лив уже не слушала, потому что заметила в окно знакомую фигурку в бледно-розовом костюме от Шанель. Бабушка Эдит бодро вышла из дверей отеля и заспешила куда-то по тротуару. Куда? Разве она не говорила несколько минут назад, что неважно себя чувствует и не собирается выходить?
– Извини, мам, – прервала Лив мать, – мне надо идти.
Мать еще говорила, но Лив уже нажала отбой и устремилась к двери.
Преодолев бегом шесть лестничных пролетов, она вылетела наружу и, все еще тяжело дыша, свернула в ту же сторону, куда ушла бабушка. Но сразу стало понятно, что поиски бесполезны. Улицы были полны народу: одинокие прохожие смотрели в свои телефоны, парочки нежно держались за руки и льнули друг к другу, местные жители выгуливали собак, дети, хохоча, носились невдалеке от родителей. Лив прошла три квартала, потом развернулась и той же дорогой возвратилась на площадь с фонтаном, которую видела из окна. Заглянула во все магазинчики и ресторанчики по дороге, но бабушку Эдит так и не обнаружила. Попробовала позвонить ей на мобильный телефон – но там, как часто бывало, сразу включился автоответчик. Оставалось только ждать, и Лив медленно побрела к отелю. Перед входом она оглянулась на улицу Бюирет и напомнила себе, что бабушка Эдит живет одна и, очевидно, и прежде не раз выходила из дома. Так что причин для беспокойства нет.
В номере Лив достала из чемодана книжку – дурацкий триллер, купленный в аэропорту в Нью-Йорке, – расположилась на диване в гостиной и стала ждать. Она успела проверить почту, пролистать ленту новостей на сайте «Нью-Йорк таймс» и прочитать первые главы книжки, когда в дверь номера постучали. Со вздохом облегчения Лив распахнула дверь, ожидая увидеть там бабушку, вернувшуюся со своей таинственной прогулки и безуспешно пытающуюся нашарить в кошельке ключ.
Однако за дверью стоял мужчина, листая потертую кожаную папку. Он с улыбкой поднял глаза, но при виде Лив нахмурился и смутился.
– Oh, excusez-moi, ce doit ?tre la mauvaise chambre[11 - О, простите, это, должно быть, не тот номер (фр.).], – поспешно проговорил он и сунул папку в сумку, собираясь уйти.
Лив лихорадочно подбирала французские слова – понимала она лучше, чем говорила.
– Attendez! Э-э-э… Cherchez-vous ma grand-m?re?[12 - Погодите! Вы ищете мою бабушку? (фр.)] Эдит Тьерри?
– Oui![13 - Да (фр.).] – Мужчина вгляделся в нее внимательнее, и его лицо озарила догадка. – Постойте, – он перешел на английский, – вы не Оливия? Конечно, Оливия! Ваша бабушка показывала мне фотографии.
– А вы?..
– О, простите меня, пожалуйста, мне сразу следовало представиться. – Он протянул руку. – Жюльен. Жюльен Кон.
Посетитель был того же возраста, что и Лив, может, на несколько лет старше. Карие глаза глядели с веселым прищуром, густые черные волосы с проседью, на взгляд Лив, нуждались в стрижке, а волевой подбородок покрывала такая же черная с проседью щетина. Лив пожала ему руку и спросила:
– А откуда вы знаете мою бабушку?
– Это моя клиентка, я принес бумаги, которые она просила.
– Бумаги? Какие бумаги?
– Я один из ее поверенных. Она говорила, что сегодня приедет, и я обещал прийти во второй половине дня, а она, наверное, забыла.
Лив смотрела на него во все глаза:
– Но зачем моей бабушке поверенный в Реймсе?
– Об этом, я полагаю, лучше спросить у нее самой. – Жюльен улыбнулся настолько очаровательно, что Лив невольно отвлеклась от загадки его визита.
– Если хотите, можете оставить бумаги. Бабушка должна скоро вернуться.
Жюльен нахмурился:
– К сожалению, не могу. Понимаете ли, Оливия, это весьма чувствительные материалы.
– О, да, конечно. – Немного уязвленная, она поколебалась. – Лив.
– Что?
– Меня зовут Лив.
– О, простите меня, пожалуйста. – Снова та же улыбка. – Ваша бабушка всегда называла вас только Оливией.
– Она, – Лив закатила глаза, – вообще не признает уменьшительных имен. Говорит, что это для детей и домашних животных.
Жюльен рассмеялся:
– Очень на нее похоже.
– А вы хорошо знаете мою бабушку?
– Вполне. Наша семейная адвокатская контора работает с ней уже… – да, семьдесят лет. Хотя сам я, конечно, подключился позже.
– Семьдесят лет? – Лив озадаченно заморгала, глядя на Жюльена. – Здесь, в Реймсе?
Он кивнул, провел левой рукой по волосам, затем опустил руку. Волосы как у Патрика Демпси или Джона Стэймоса, у обыкновенных людей таких не бывает. Лив поймала себя на том, что следит взглядом за толстым золотым обручальным кольцом на его безымянном пальце, а подняв глаза, к своему смущению, поняла, что Жюльен тем временем наблюдал за ней. Итак, он принадлежит кому-то другому. Жюльен улыбнулся, и Лив почувствовала, что краснеет.
– Ну… – начал он, а Лив одновременно произнесла:
– Тогда…
Оба расхохотались, Жюльен во второй раз протянул ей руку, и они обменялись рукопожатием на прощание.