Узы крови

Но возможно, это тоже было частью его искупления. Приблизив лицо к деревянным планкам, Джанни повторил те же слова по-английски:

– Тогда простите меня, отче, согрешившего мыслью, словом и делом. Со времени моей последней исповеди прошло четыре недели.

– Какие грехи ты совершил, сын мой?

Такое отсутствие тонкости! Такая прямота! До чего же это по-английски!

– Первый грех – гордыня. Я многое сделал для святого дела и радуюсь этому.

– Значит, теперь ты сожалеешь о содеянном?

– Конечно нет! Я проливал кровь только врагов Христа. Но мне не следовало бы гордиться их смертью, мне следовало бы служить только скромным сосудом Господа.

– Понимаю. И гордыня – твой единственный грех?

– Самый большой.

Наступило молчание, а потом этот странный голос снова хрипло спросил:

– А как же гнев?

– Гнев?

– Ты сказал, что пролил кровь врагов Христа. Они пробудили в тебе гнев?

– Конечно. Иначе я не смог бы их убить.

О чем говорит этот невежественный человек?

– И ты хотел бы наказать всех грешников этого мира? Здесь, в Лондоне? Возможно, твоих родных?

– Родных? – Разговор принимал странный оборот. – Мы говорим здесь о моих грехах, отче, а не о чужих.

– А разве грехи отцов не ложатся на тебя?

Джанни с трудом проглотил вскрик. Опять эта английская прямота! Он избегал говорить о своей семье, особенно на исповеди. Ему не удавалось подобрать нужные слова. Даже его исповедники в Риме не могли осознать всей глубины тех грехов. А вот этот невежественный англичанин, который не говорит на латыни и, похоже, плохо владеет даже своим родным языком, говорит о грехе его семьи!

Священник понизил голос, заставив Джанни наклониться ближе к решетке.

– Полно! Тебе ведь известно про грехи отцов. Разве они не пали на тебя?

Джанни тряхнул головой и сел прямее. На него нахлынул гнев. Он хотел говорить совсем не об этом.

– Возможно. Но вы не в силах разрешить меня от них. Только Бог может это сделать.

– Возможно, если бы мне стало понятно, каковы они…

– Это просто. Мой отец служит сатане. Молчание было довольно долгим, а потом священник спросил:

– Как?

– Почему нам нужно об этом говорить, святой отец?

– Как?

Джанни стиснул зубы и, не разжимая их, процедил:

– Он вырастил меня в неведении Славы Христовой.

– Многие люди о ней не знают. Разве неведение – это грех?

– Да! Грешно не знать Господних заповедей. И из-за этого невежества пытаться причинить вред святой Матери-Церкви. Он согрешил с одной из блудниц сатаны! – Голос Джанни рвался сквозь решетку, словно пытаясь разбить ее. – Он был ее рыцарем, этой шлюхи, этой еретички, этой ведьмы, которая отвратила вашу страну от света Рима.

– Спокойно, сын мой, спокойно.

Снова наступило молчание, в котором каждый прислушивался к дыханию другого. В конце концов Джанни нарушил безмолвие:

– Но я искупил грех моего отца. Я вернул то, что было украдено. Я уничтожил все то, что содеял отец, и радуюсь этому!

Голос отозвался шепотом:

– Снова гордыня?

– Да! – яростно подтвердил Джанни. – Я горжусь тем, что разрушил его зло!

Ему надоело все это. Ему надоел этот недалекий священник. Он уже собрался было уйти, не получив отпущения грехов.

И тут голос зазвучал снова:

– А искупил ли ты грехи остальных членов своей семьи? Джанни попытался посмотреть сквозь деревянную паутину, которая разделяла две каморки.

– Да, я намерен искупить и их. Но моя мать родилась во грехе, принадлежа к племени убийц Христа. А моя сестра…

Ему представилась Анна – такая, какой он видел ее в последний раз. Ренар стоял перед ними обоими, разъяренный тем, что его лишили главной добычи – французского палача, их отца. И когда она отказалась отвечать, Лис пообещал получить приказ Совета подвергнуть Анну Ромбо пытке. При этой мысли Джанни затошнило, и поэтому он заставил себя отвечать не менее сурово:

– Моя сестра сама должна искупать их. И она это сделает – очень скоро.

– Как?

Джанни не понимал, почему сказал об этом священнику. Возможно, ему просто хотелось поскорее уйти. А возможно, он желал только избавиться от картин, которые повсюду преследовали его.

– Сначала с ней будет говорить иезуит. Иезуитский способ – мягкостью убедить виновную в ее ошибках. Это с ней не пройдет.

– А когда иезуит потерпит поражение? Что случится тогда?

В эту секунду Джанни ощутил на щеке нечто странное. Подняв руку, он недоуменно прикоснулся к своим слезам. Слабость заставила его согрешить – и он впал в ярость.

– Тогда послезавтра придет другой человек, который повенчает ее с дыбой! – Его губы прижались к решетке. – Он вздернет ее и переломает ей все тело. И его тоже ждет провал, потому что Анна ничего не выдаст. Ничего! Ничего! – У Джанни сорвался голос. – Ради мук Христовых, отче, отпустите мне мои собственные грехи и оставьте в покое мою семью!