Духовно-аскетические беседы. Часть 3
Константин Владимирович Яцкевич
В книге излагается согласное учение святых отцов о душе в виде духовно-аскетических бесед современного старца с молодым монахом. В ходе бесед рассматриваются основополагающие принципы древнего духовного учения отцов-пустынников о душе, как основы святоотеческой православной психологии. В беседах затрагиваются самые сокровенные и глубинные аспекты православного вероучения. Материал адресован специалистам психологам и интересующимся углубленным пониманием духовного наследия отцов Восточной Церкви.
Константин Яцкевич
Духовно-аскетические беседы. Часть 3
Проект
Христианская психология
Минск 2023
Допущено к изданию
Издательским советом Духовного братства
Пресвятой Троицы
«Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину: ибо не от Себя говорить будет, но будет говорить, что услышит, и будущее возвестит вам».
(Ин. 16; 13)
В саду
…продолжение…
Во второй половине сентября на несколько дней установилась прекрасная погода, именуемая бабьим летом. После тайного принятия схимы и начала семейной жизни молодой монах всё реже заглядывал к старцу, но в один из этих тёплых сентябрьских дней он решил того навестить.
Ещё на подходе к дому старца молодой монах услышал звук работающего электромотора. Зайдя за дом, он увидел старца в конце сада, где тот триммером косил траву рядом со столиком для бесед. Это зрелище навело монаха на мысль о том, что старец продолжает принимать гостей из монастыря.
Увидев монаха, старец прекратил работу и очень гостеприимно почти нараспев произнёс:
– О, кто ко мне пожаловал.
Встретив монаха тройным лобзанием по христианской традиции, старец пояснил:
– А я вот порядок решил навести в саду, а то всё травой заросло, неудобно людей принимать. Ну, как твои дела, дорогой мой ? После принятия схимы ты стал что-то реже заглядывать ко мне, хотя, так наверно и должно быть.
– Извините, отче, жизнь стала такой плотной и интенсивной, что времени остаётся только на сон. Я ещё и в стройку влез, перестраиваю дом родителей Светланы в деревне под дачу. Их уже нет несколько лет, а дом всё это время пустовал, вот решили с ней привести его в порядок и сделать там дачу.
– Что-то мне подсказывает, что вы наследников ждёте ? – с улыбкой переспросил старец, ставя триммер возле столика.
– Да, отче, от тебя ничего не скроешь, Светлана на третьем месяце.
– Ну что же и замечательно, жизнь идёт своим чередом, так и должно быть. Ты присаживайся, рассказывай, как твоя духовная жизнь ?
– Я тут тебе кое что привёз, отче, – сказал молодой монах, поставив на стол сумку и начав было выкладывать привезенные для старца презенты, но тот остановил его:
– Это всё потом, это не главное, ты лучше расскажи мне как у тебя обстоят дела с умной молитвой и внутренним деланием?
– Да в общем-то как и раньше без особого прогресса. Я регулярно исполняю вечернее правило и причащаюсь, когда сам, а когда в храме, как ты учил. На утреннее правило как-то сил не хватает. Периодически пробую практиковать полуношницу и ночное бдение и читаю отцов, которых ты порекомендовал.
– Ну что же, для иночествующих в миру этого вполне достаточно для начала. В этом деле очень важна неспешность и постоянство. Изменения при внутреннем делании происходят очень медленно и требуются годы практики, чтобы их отслеживать, а вечернее правило, полунощница и ночное бдение – это суть самое главное из всего и по сути единственное, что требуется иночествующему.
Я тебе пару лет назад как-то уже говорил, что чем ближе ум восходит к духовному сердцу, как месту Бога в душе, тем меньшее значение начинают играть внешние церковные обряды, ритуалы и правила благочестия, а большее значение приобретает внутреннее внимание и делание духовного ума.
А когда ум достигает духовного сердца и входит в него, то остаётся одна умная молитва и ночное бдение, как непрестанное созерцание Бога из духовного сердца. В этом суть затвора. Удивительно то, что это может осуществляться без большого вреда для мирской жизни, хотя и не всякая мирская жизнь этому способствует. Когда я тебе сказал об этом впервые, ты мне не поверил, поскольку был по уши в киновии и церковном обрядоверии. Теперь ты сам иночествуешь в миру и всё это постигаешь уже практически, а не умозрительно.
– Да, отче, помню. Вспоминаю себя, каким я был тогда в монастыре, и не могу не сокрушаться своей наивности и глупости.
– Это совершенно нормально, поверь, и саможаление здесь неуместно, как и самоедство. Мы все глупцы в этом мире, пойманные в разные сети иллюзий, как мирских, так и религиозных. Просто принято считать, что религиозные иллюзии – это какие-то исключительно верные и правильные иллюзии по сравнению с другими.
Но я уверяю тебя, что религиозные иллюзии ничем не отличаются от прочих и даже сама церковь, омирщавшая до основания и ставшая посмешищем и пародией на Церковь Христову, уже ничем не отличается от любой мирской структуры, как временной и иллюзорной.
Уже не за горами время, когда церковь станет полностью государственной и само пребывание в церкви уже ничем не будет отличаться от пребывания в миру. Вот тогда внутреннее делание в тайне от антихриста будет единственным способом исповедания Христа. Сейчас это понимают очень не многие, только самые трезвые и чистые сердцем, кто и выбирает путь иночества в миру.
– Если я правильно тебя понял, отче, то по мере внутреннего духовного роста роль церкви будет постепенно уменьшатся?
– Я бы сказал что уменьшатся будет роль не церкви, как таковой, а всей церковной обрядовости и ритуальности, как атрибутивной мишуры обрядоверия, которая ничего не даёт уму, а лишь удерживает сознание и внимание верующих на одном уровне – душевном, как слоях осознания с 7-го по 11-й и не более.
Инока, схимника и исихаста такое положение не может устроить, поскольку они ставят планку гораздо выше уровня массового обрядоверия и собираются штурмовать более высокие уровни и слои духовной осознанности с 12-го по 17-й. Именно поэтому им не по пути с религиозной толпой после 11-го слоя. В этом месте их пути расходятся.
Вот почему на стадии душевности верующий без церкви, церковного благословения, церковных таинств и обрядов не может ступить в жизни и шага, но по мере восхождения вверх по пирамиде духовного сознания церковная обрядовость всё более утрачивает смысл и у инока остаётся только храм духовного сердца, а самым главным деланием становится исключительно внутреннее делание в самом духовном сердце, куда никто не может войти кроме Бога.
– Но ведь это же не мешает иноку продолжать совершать церковные таинства и обряды?
– Конечно же не мешает, – ответил старец. – Иночествующий в миру может участвовать в любых церковных таинствах и обрядах. Просто его ум уже достиг духовного сердца и он знает суть и реальное назначение всех церковных таинств и обрядов, а потому исполняет их больше по привычке, просто следуя традиции, а не слепо и благоговейно, как несведущие, наделяющие их магизмом и волшебством. Для видящего и инока в церковных таинствах уже нет никаких таинств, а всё становится явно.
Ты меня уже спрашивал о молитве перед трапезой и я тебе тогда сказал, что мне уже не нужна эта молитва, как внешний обряд и правило, поскольку я управляю своим осознанием, но я часто исполняю это правило в присутствии братии в знак уважения традиции, хотя и понимаю всю формальность этого.
Также и ты можешь свободно посещать любые церкви и храмы и участвовать в любых церковных таинствах, не теряя при этом внутреннего внимания и удерживая ум в храме духовного сердца. Это и есть путь не внешнего, а внутреннего затвора от мира о котором не должно быть неизвестно никому, кроме души и Бога. После принятия схимы твоим исповедником становится только Бог и никто больше.
– Вот это понимание, отче, мне и даётся с трудом после многих лет монастырской жизни и исповеди своему духовнику.
– Ну что же тут поделаешь, все младенцы однажды вырастают из своих люлек и ползунков и начинают ходить по земле на своих ногах. Все птенцы после оперения и становления на крыло оставляют свои гнёзда. То же самое и с церковным душепопечением, которое однажды перестаёт быть спасительным костылём и подпорой для увечного ума, который обретает здравие и свою утраченную духовную силу на пути веры совершенной.
Если тебя интересует связь с Церковью Христовой, то она при этом никуда не исчезает и не теряет для инока своей священной важности и значимости. Просто из церкви внешней, как религиозного строения и обрядового учреждения, она переносится в духовное сердце инока.
В этом содержится великий духовный смысл, поскольку вместо десятков и сотен различных христианских церквей и конфессий с их извечными проблемами и противоречиями, Церковь Христова в сердце инока снова становится единой и соборной Церковью Христовой Небесной, как той самой Лествицей в Небо, которую видел Яков и Иоанн Летствичник. Проблема при этом только одна – все твои бывшие единоверцы, оставшиеся в яслях обрядоверия, тебя не понимают и начинают считать врагом и предателем.
– Я это очень остро почувствовал, отче, – сказал молодой монах. – Среди братии уже прошёл слух, что после ухода из монастыря я стал мирянином и изменил православной церкви, фактически предал Христа. Я как-то встретил в городе брата из монастыря, так он даже не стал со мной разговаривать, а только бросил укоризненный взгляд в мою сторону.
– И это тоже совершенно нормально, – так же спокойно заметил старец. – Ненормальным было бы как раз обратное и прямо противоположное – если бы твои бывшие сподвижники стали, вдруг, уважать тебя и восхищаться твоей смелостью выйти из церкви, начав её критиковать и бичевать её недостатки, как это делал мой учитель и Христос.
Я надеюсь у тебя хватило ума никому из них не говорить о наших встречах и принятии тобой тайной схимы? – переспросил старец.
– Нет, отче, я никому об этом не говорил, даже Светлане. Она продолжает думать что ты мой духовник из старого монастыря и я к тебе езжу изредка за духовными советами и благословением, как и все верующие миряне.