Последняя точка судьбы

– Понимаю, Николай Иванович, устали! С такими делами за месяц не справится. Ну, ничего, к нам специалисты прибыли, разберутся! Может, в отпуск?

– Спасибо, Анзор Тимофеевич, у меня вот! – Черкашин вытащил из кармана сложенный лист бумаги.

– Что это? – спросил подполковник.

– Рапорт. В отставку пора….

Прочитав рапорт, Дорчиев положил его к себе в стол:

– Ну, это не мне решать, товарищ майор. В штабе округа рассмотрят, а пока на недельку в отпуск, не возражаете?

На крыльце штаба, Черкашин всё-таки попросил у дежурного сигарету. Закашлялся и, чертыхаясь, бросил её в урну.

Варвару Ламдо так и не нашли. Появится где-нибудь, конечно, но только под другим именем и с другой внешностью.

В лицо пахнул порыв слабого ветра. Майору даже показалось, что вместе с ним в его лёгкие проник и запах гниющих болот, и аромат спелой морошки. Чистое небо было безмяжно голубым,  а откуда-то издалека, из-за самого горизонта, летело навстречу дыхание вечности – Дыхание тундры….

Волчье племя

1. Мать всех волков

ОНА не помнила когда родилась. Вернее, совсем не знала. Но в её памяти отпечаталось время, когда ещё не было этих противно пахнущих машин, ещё в небе не оставляли следы гудящие самолёты, а охота на волков, её соплеменников, считалась у людей признаком удали и отваги.

Мчались взмыленные кони, изнурённые долгой погоней, по следу неслись, не отставая, гончие собаки, и волчьи орды, привыкшие за сотни и тысячи лет путать следы, уходили от погони, ныряя в спасительные овраги и непроходимые дебри.

Уходили не все. Погибали слабые и больные. Это потом, осознав, что только сильная и молодая стая способна быстро оставлять за спиной преследователей, ОНА придумала новый закон, свой закон. Поэтому, когда у волчиц рождались волчата, их приносили к ней. И только ОНА решала: жить или нет.

Так было не всегда. Не один рискнувший возглавить стаю, остался лежать на земле, истоптанной лапами ушедших сородичей. ОНА знала, что только ей предназначена миссия сохранения племени. Это было настолько давно, что никто не смог бы посчитать, сколько поколений родилось и умерло у неё на глазах.

Волки делали набеги на деревни, резали скот, нападали на заблудившихся в лесу людей.

Хорошее было время! Но однажды молодая самка принесла и положила перед ней маленького ребёнка. Это был годовалый мальчик. Он сильно кричал от боли, потому что болели раны, оставшиеся от волчьих клыков. ОНА и сама уже не помнила, что же тогда случилось. Схватив человеческого детеныша за ногу, утащила в свою нору, а потом долго зализывала ему раны, видя, как ребёнок успокаивался и затихал. Знала, что возле её логова постоянно бродили возбуждённые волки, но никто так и не решился заглянуть в лаз. И когда через день ОНА вышла на поверхность, все поняли: человеку жить.

И он жил! Волчицы кормили его молоком, молодые самцы приносили мясо, а матёрые волки обходили стороной, отводя в сторону горящие гневом глаза.

Лето сменяла осень, а зиму весна. Кто поведает, сколько прошло времени…. Вместе со стаей охотился неказистый подросток, который с годами взрослел, становясь статным  юношей. Он оказался более удачливым охотником, потому что легко открывал любые засовы и мог лежать часами, выслеживая добычу.

Ещё в самом начале ОНА поняла, что это не совсем обычный человек. Впервые, когда неокрепшими зубами он вцепился в кусок мяса, её удивило внезапное превращение живой плоти. На глазах маленький человечек превращался в волка! Мгновение, другое, и вот уже перед взором возник маленький щенок, который яростно рычал и жадно глотал целые куски, никого не подпуская к себе. Насытившись, он отползал в сторону, постепенно принимая человеческое обличье.

Так и шла жизнь в волчьей стае. Кто-то старел и потом умирал, кто-то рождался и взрослел. Только её годы летели, не внося никаких изменений, оставляя волчицу всё такой же молодой.  Сколько лет прошло, сколько впереди – никто не знал. Да и не к чему это было! А однажды случилось то, чего ОНА ждала всё это время. В облике волка человек стал другом одной из волчиц…. Произошло чудо! Родившийся волчонок унаследовал от отца все его способности.

Стало понятно, как сделать стаю сильной и непобедимой. Теперь волчицы рожали от человека-волка. ОНА сама контролировала рождаемость, не подпуская к самкам настоящих волков. После нескольких попыток обойти её запрет в стае назрел раскол.

Вот тогда ОНА приняла свой второй закон. Через неделю в волчьем племени не осталось ни одной мужской особи чистой породы. Лишь ей было известно, каким тяжелым было такое решение. Даже через много лет в сознании мелькали обрывки настоящей волчьей охоты, но ОНА глушила их постоянной заботой о подрастающих поколениях, а потом и вовсе повела свою стаю в северные таёжные земли, где было меньше людей и больше пищи.

… Давно на земле нет того, кто первым впустил человеческую жизнь в волчью кровь. Время сроднило и перемешало всё племя. Отгремели летними грозами и зимними вьюгами века! Триста, пятьсот, тысяча лет!

МАТЬ ВСЕХ ВОЛКОВ…. Время не властно перед бессмертными, и годы не старят тех, кому стареть не суждено!

2. Начало

– Михалыч, счастливый ты человек! И на вызовы ехать не надо, и вставай во сколько хочешь! Одно слово – пенсия!

Максим Орешкин протянул руку Корецкому. Иван Михалыч усмехнулся:

– Вам бы молодым только поспать!

– А то!

– Ладно, отдыхать, так отдыхать! – следователь Корецкий, а теперь бывший следователь Корецкий, по-дружески похлопал коллегу по плечу,– Работай, Максим, но если что обращайся! Как говорится – чем могу….

– Замётано, Михалыч!

Хороший парень этот Орешкин. Не по годам серьёзен, всегда старается вникнуть в суть каждого дела, терпелив, а это уже большой плюс в следовательской работе. Да и вообще, кто молодым не был, и почивать на лаврах не мечтал?!

Иван Михайлович Корецкий с сегодняшнего дня официально числился пенсионером. Обиженным себя не считал, поскольку прекрасно понимал, что надо уступать место молодому поколению. Незаконченных дел не осталось, но его место в кабинете по негласному разрешению занял Максим. Стол находился у окна, а, значит, было светло, и просматривалась почти вся улица. На ней урчали многочисленные автомобили, слышался топот сотен ботинок, и поэтому казалось, что жизнь ни на минуту не покидала стены этого кабинета.

Корецкий обернулся, но Орешкина уже не было. Ладно, пора так пора!

Иван Михайлович спустился по ступенькам, толкнул массивные двери Управления и собрался, было, отправиться на трамвайную остановку, как зазвонил сотовый.

– Юра, через неделю выезжаю! – прокричал он в трубку, узнав собеседника, – Уже и билеты взял, так что жди!

Звонил Юрка Ершов, единственный друг, которым обзавёлся Корецкий за всю свою жизнь. Вместе во двор впервые вышли, вместе в школу пошли, так и просидели все годы за одной партой! Только Ершов после десятилетки в медицинский поступил, а Иван Михайлович в юридический подался. Но потом судьба свела их опять, где и проработали в городе до пенсии, Корецкий следователем, а Юрка судебным экспертом.

И теперь Юрий Петрович Ершов звал друга на Вишеру. Уйдя раньше на заслуженный отдых, он махнул рукой на городскую жизнь, купил себе домик в одном из районных центров, что на Урале, и жил с супругой припеваючи, наслаждаясь рыбалкой и выращиванием огурцов, чего раньше за ним не наблюдалось. Говорил, что прошлый год к ним приезжали дети с семьями, и им там очень понравилось.

Семья – больное место Корецкого. Так уж случилось, что не довелось Ивану Михайловичу понянчить собственных детей. Помогал поднимать Юркиных, а то и чужих, но вот своих…. Не повезло.

Корецкий заскочил в подошедший трамвай, махнул перед кондуктором пенсионным удостоверением и расстроенный от нахлынувших воспоминаний, присев, уставился в окно.

Неделя прошла быстро. Интуиция подсказывала Корецкому, что едет он для какого-то важного дела. Но, не решив для какого, успокоился. Закинул в сумку когда-то купленный «комок», который так и не удосужился обновить. Там тайга, пригодится. Пара рубашек, пара брюк, свитер, берцы да несколько футболок – вот и весь гардероб! Выходная одежда не понадобится, зачем она там? На месяц и этой хватит!

Ершов встретил Ивана Михайловича радостно:

– Ну, Ваня, молодец! Сто лет не виделись! – он обнял друга, – Давай сумку, я на машине. По местным меркам ехать не так и далеко – восемьдесят километров.

Соликамск остался позади, а Юрий Петрович всё рассказывал Корецкому об удивительных красотах здешних мест, о рыбалке, которая ждёт на самой лучшей реке России, о замечательной жене Полине, принявшей его решение о переезде «на ура». Потом спохватился:

– Устал, поди, а я здесь о своём!

– Ты говори, говори! – успокоил друга Иван Михайлович, – Хорошо здесь у вас, красиво!

– Это точно, особенно нам, пенсионерам! – он хитро улыбнулся, – Хотя и здесь я без работы не сижу. Помогаю, так иногда, местным органам.

– Много преступлений?

– Бывают! – вздохнул Ершов, –  Сам знаешь, работы почти нет, предприятия закрыты. Да и от бывшего лагеря поселенцы остались. Пьют, воруют порой. Серьёзного ничего пока не было, всё больше по мелочи. Вот и привлекают иногда: отпечатки снять, побои, если кто нахулиганил. А серьёзных нет, не помню! Да мы на окраине живём, почти на заимке. Так что у нас тихо. Рай, одним словом!