Фиолетовое чудо

– Немой что ли? Или понимаешь, а разговаривать не умеешь?

– Умею… – выдавил из себя наконец котёнок.

– О! – воскликнул незнакомец. – Нормальненько! Не зря я, значит, сегодня решил заглянуть. А то, знаешь ли, мы не всегда прилетаем. Когда дел много, когда лень, а когда и просто не охота. Ну, сам понимаешь.

Чудик не понимал, но решил пока в этом не признаваться.

Тут из груди птицы вылезла рука, такая же голая, без шёрстки, как и голова, и почесала нос. Лицо незнакомца при этом сморщилось, как будто он хотел чихнуть, но чиха не последовало.

– Мне тебя долго ждать-то? Эти ж головы не поднимут, пока я не улечу, а им так долго нельзя сидеть, чего-то у них там с физиологией… Меня, кстати, Рональдинчио зовут. А тебя?

– Чудик… – пробормотал Чудик. – Только я это… Не могу. Привязан же…

– О! – опять воскликнул обитатель птицы и посмотрел на верёвки, которыми котёнок был притянут к столбу, так, будто только их заметил. – Точно. Чего-то я не подумал. Секундочку…

Голова спряталась, но через несколько секунд высунулась опять, потом за ней последовали руки, которые держали большое мачете, а потом Рональдинчио вылез наружу почти по пояс. Одной рукой он схватил Чудика за рюкзак, который лори снять не догадались, а другой одним движением перерезал верёвки. Чудик подумал, что сейчас он упадёт вниз – либо рюкзак порвётся, либо Рональдинчио его не удержит, но рюкзак оказался крепким, а Рональдинчио сильным – котёнок моргнуть не успел, как оказался внутри птицы.

Или не птицы?

Чудик ошалело повертел головой, рассматривая маленькую и очень даже уютную комнатку. Стены и потолок были обшиты чем-то очень мягким, на вид как перина, у одной из стен стоял диванчик, а в центре размещалось кресло на одной ножке, в котором уже развалился Рональдинчио, чуть-чуть не доставая ногами до пола и болтая ими в воздухе. На стене перед креслом было три круглых окошка, но только Чудику со своего места не было видно, что там за ними.

– Ну осматривайся пока, обживайся, – сказал он, благодушно смотря на Чудика. – Шутка, обживаться не надо. Мне тут и одному места мало. Как тебе? Мне вот очень нравится. А этот вредина, Рамосиньо, знаешь, что говорит? Хотя, откуда тебе знать… Так вот, он говорит, что у меня тут слишком мягко и цветовое решение не соответствует. А чему не соответствует, не говорит. Потому что сам не знает. Болтун он, каких поискать. А то, что мягко, так это техника безопасности, я же не просто так, я же по небу летаю… Как тебе картина? Это мне матушка подарила на день рождения. Сказала, что она принесёт мне удачу, и глаз будет отдыхать. Насчет удачи не знаю, хотя и жаловаться не на что, а вот глазам, и правда, приятно. Бывает, устану в экран землю рассматривать, креслице поверну, – тут Рональдинчио протянул одну ногу вниз, вытянул одетую в ярко-красный носок ступню и, оттолкнувшись от пола, развернул кресло, – и наслаждаюсь…

Чудик посмотрел на стену, на которой висела картина с пейзажем: бурное море, горы, и висящие над ними две луны, бледно-зелёная и тёмно-фиолетовая. Работа действительно была выполнена очень искусно, особенно поражало то, как получилось передать волшебный свет двух лун – где-то зелёный и фиолетовый цвета жили как будто сами по себе, а где-то они смешивались и переплетались, превращая всё в сказку.

– Это мой дом… – мечтательно проговорил Рональдинчио. – Лучшее место в мире, а я, уж можешь мне поверить, много где побывал. И в песках Карафины, и в степях Йороны, и в лесах Сериллы, и даже среди белоснежных скал Гонторррамы… Но лучше, чем дома, нигде мне не было. А твой дом где, фиолетовый? Или как ты сказал тебя зовут? Чудик? Ну очень странное имя. И короткое. Ну да не всем дано быть Рональдинчио. Это, я тебя уверяю, самое лучшее имя в мире. Ещё, правда, Коутиньомио хорошее имя, так моего папу зовут, и Иммаколэта тоже, это моя мама, и Агуэротрио тоже ничего, это мой старший брат. Хотя, он тот еще… Он сейчас на учёбе в паубло Тонго, я его месяца два не видел… Чего молчишь-то?