Шагая в вечность. Книга 1

Шагая в вечность. Книга 1
Константин Викторович Демченко

Пусть небо и вода остались того же цвета, но мир перестал быть самим собой. Ничто не осталось неизменным. И в этом новом мире, среди разрушенных городов и неведомо откуда взявшихся тварей, выживает и эволюционирует Данила Звягинцев, в прошлом обычный историк, а в будущем… А кем он будет в будущем, не знает никто, даже он сам. Но он идёт.

Константин Демченко

Шагая в вечность. Книга 1

Глава 1

Я с трудом разогнулся, сложил ладони на черенке лопаты и опёрся на них подбородком. Давно я не копал… да что там, я вообще до этой весны копал пару раз в жизни. Как-то так получилось, что никого из нашей семьи к земле не тянуло, и дачи у нас не было. Мы на сто пятьдесят процентов городские. У тётки был дом за городом, и мы туда иногда наведывались, но только чтобы пожарить шашлыки на свежем воздухе да пропустить по бокалу-другому вина в честь какого-нибудь семейного праздника. А тут вот пришлось перекапывать грядки под морковку, а землица здесь ой-ой-ой – один раз выровняли и под газон её… А до этого под картошку соток двадцать перекопал. Понятно, что я не один этим занимался, один я бы окочурился, но тя-я-яжко было…

И ведь были же культиваторы, так их растак! Их специально для этих целей привезли со складов, штук шесть, но они оказались последних моделей, полные автоматы со спутниковым управлением, а потому в наших условиях абсолютно бесполезные – сеть упала как раз накануне. А Глебыч просто прошляпил этот момент: даже не подумал, что не будут эти штуки без сети работать. И на старуху, как говорится, бывает проруха. Ден, наш механик-программист, пытался деградировать технику до уровня «нажал на кнопку – заработала», но пока ничего не получалось – кнопок у них не было. Прогресс, чтоб его… Техники попроще в окрестностях так и не нашлось – ну не было тут хозяйств практически. Одна команда вышла дачи обыскивать в надежде наткнуться хоть на какой-нибудь старенький масляный аппарат, но они пока не вернулись, а время уже поджимало – надо высаживать картошечку… Вот и пришлось вручную всё делать. И как это Глебыч проворонил такое важное дело, как сельхозтехника… Непонятно.

А ведь у меня ещё и день рождения сегодня… Теперь я точно понимаю значение фразы: «День рождения – грустный праздник». И совсем даже не копание грядок этому причина – это, как говорится, дело житейское. Просто, не благоволит нынешняя обстановка к праздникам, не до того. Отмечать-то я так и так не планировал, не принято это у нас. Может быть потом, когда всё наладится, возродим обычаи и будем петь песни и дарить подарки… Только праздничный глоток коньяка вечерком, пожалуй, выпью, есть у меня заначка для самых торжественных случаев.

Итак, сегодня, седьмого мая 2040 года, у меня день рождения, тридцать первый по счёту и первый после Большой Смерти…

Я посмотрел на вскопанное, на то, что ещё предстоит вскопать, и решил, что минут пять отдохнуть можно, благо, у нас тут не рабство, а осознанная трудовая деятельность – это ведь я сам и буду эту картошку с морковкой уминать.

Я отошёл в сторонку, присел на пригретый весенним солнцем камень и прикрыл глаза, подставив лицо лёгкому ветерку. И в очередной раз вспомнил события, которые слепились в небольшой комочек чуть больше года назад, а потом покатились с горки, собирая по пути весь мусор, и в итоге шарахнули по всем огромным убийственным комом…

Но для начала представлюсь, пару слов о себе, а потом расскажу, как оно всё было.

Прошу любить и жаловать, Звягинцев Данила Владимирович, 2010 года рождения, представитель поколения Z, нео-цифровой абориген. Но нестандартный – я историк по призванию и образованию, начал преподавать в университете, любил книги, но только не пластиковые. Читать с экрана, конечно, приходилось. А куда деваться в наш век цифровых технологий? Но для чистого удовольствия только бумажная книга с неповторимым запахом, шелестом переворачиваемых листов, закладкой… Если бы я знал, что скоро моя нелюбовь к электронным носителям получит стопроцентную поддержку со стороны мироздания…

Что ещё про себя… не спортсмен. Всё в пределах поддержания физической формы: бег трусцой раз в неделю, через день трэкинг или бассейн, велик, коньки, лыжи. В общем-то, всё, что позволяет совмещать приятное с полезным, не упахиваясь вусмерть.

Ещё я не очень любил участвовать в общественной жизни и был очень осторожным, на рожон никогда не лез, избегал конфликтов, поэтому многие думали, что я, во-первых, интроверт, а во-вторых, трусоват. Ну да мнение многих мне было безразлично, а те, кто надо, меня и любили, и понимали. Хотя, оглядываясь назад и вспоминая некоторые эпизоды своей жизни, могу сказать, что трусоват я действительно был. Назовём это недостатком, оттеняющим бесконечный набор достоинств. Шутка.

Не женат, отношения были, но как-то всё до серьёзного не доходило. Мама, папа, сестрёнка… Среднестатистический житель большого города, каких миллионы.

Но, в отличие от миллионов, я выжил.

Всё шло своим чередом: люди ели, любили, ненавидели, обманывали, творили, воевали, умирали, рождались… Наука и технологии всё больше расширяли границы возможностей человечества. Люди уже побывали на Марсе, на очереди Венера, ходили слухи, что уже открыт и испытывается принципиально новый источник энергии, который способен открыть для нас большой космос. Были успехи в производстве синтетической пищи – вроде бы удалось максимально приблизить её по параметрам к натуральной, то есть и питательной, и хорошей на вкус, и полезной, или, по крайней мере, не вредной для наших нежных организмов. Оставалось только с водой ещё что-нибудь придумать… А то из-за неё уже несколько крупных конфликтов случилось, например, Египет таки схлестнулся с Эфиопией из-за плотины на Ниле, причём и те, и те вторглись в Судан и крошили друг друга уже на их территории. Очень удобно, только суданцам не понравилось, но да кто их спрашивал… И долго бы они там развлекались, если бы эфиопцы не применили ядерные боеприпасы малой мощности. Откуда они их взяли, непонятно, сами они не хотели признаваться, но, скорее всего, помогли им какие-то египетские соседи, у которых у самих ядерного оружия как бы и нет. Пришлось вмешаться «мировому сообществу», то есть главным ядерным державам. Усадили драчунов за стол переговоров и заставили подписать мировую, под угрозой того, что оно само им сейчас лещей надаёт, тоже особенно не выбирая средств, ибо неча… Пряник тоже пообещали – Эфиопии атомную станцию в кратчайшие сроки и за недорого, а Египту, что воды меньше не станет, ну и с продовольствием помочь. Как будто до этого нельзя было без смертоубийства доболтаться. Кстати, в этом деле, в смертоубийстве то есть, мы тоже хорошо продвинулись. Тут тебе и ракеты сверхзвуковые, и лазеры боевые, и рельсотроны разных размеров, и генетическое оружие, и вирусы умные, причём как компьютерные, так и натуральные. Причём последних я, как и многие другие, подозревал в том, что произошло позже…

Ад пришёл в тридцать девятом. Но не ворвался, круша всё на своём пути, а зашёл тихонечко, скромно потупив глазки, особенно не выделяясь из толпы себе подобных, локальных «адиков».

Под конец зимы появился какой-то новый вирус с достаточно большим инкубационным периодом, так что он успел расползтись по всему свету: заразившихся выявили одновременно в Евразии и Южной Америке. Оставшиеся континенты подтянулись чуть позже. Карантинные меры, маски-перчатки, то да сё… Заразилось, именно заболело, миллионов двести, погибло миллионов пятнадцать. Причём абсолютное большинство погибших пришлось на Африку, а потому «цивилизованное» человечество вообще этот вирус всерьёз не восприняло. Кто их там, в Африке, считает. За десять лет до этого там войнушка случилась, так она даже на первые полосы газет не попала ни в «Вашингтон Пост», ни в «Ле Монд», ни в «Таймс», ни в «Коммерсантъ». А между тем, поучаствовали почти все страны к югу от экватора, и жертв было больше двух десятков миллионов, и это только по официальной статистике. А тут…

Ладно, вернёмся к вирусу. Антитела обнаруживали у каждого первого. Медицина вполне успешно справилась, приспособили и лекарства, и даже вакцину запустили. После того, как «золотой миллиард» обезопасил себя, он поделился и с оставшимися. Через полгода вирус победили, жизнь пошла своим чередом. А к концу года оказалось, что мы ошиблись.

Мерзкая тварь (это я про вирус) мутировала, притворилась каким-то полезным микробом (или бактерией, я не силён в терминах), притаилась… А потом объявила войну на уничтожение. Медицины хватило только на определение идентичности новой напасти и последнего, полугодичной давности вируса, только вот лекарства его уже не брали. А времени на разработку новых он нам не дал.

За первую половину декабря миллионы трупов заполнили улицы крупнейших городов. В самом начале их собирали, отправляли в крематории, потом сжигали на месте, а потом этим стало некому заниматься. Да и незачем. Москва, Нью-Йорк, Лондон, Пекин и сотни других больших и малых поселений превратились в тошнотворно воняющие, чадящие язвы. На всё про всё ушло около месяца, после чего вирус исчез, будто его и не было, ну или просто умерли все, кто мог умереть. Выжила только одна категория населения – та, у которой этот вирус мутировал как-то не так и превратился в симбионта. Счастливчиков набралось процентов десять. То есть миллионов восемьсот-девятьсот. Понятно, что эта статистика не претендует на хоть какую-то достоверность, ибо откуда ей взяться среди гор трупов, но уж какая есть…

Кстати, старше сорока пяти лет не осталось никого, по крайней мере, я, да и все, кого я знаю, таких не встречали. А второй самой пострадавшей группой оказались дети – у нас, например, всего две девчонки было, семи и девяти лет, да и те до весны не дотянули – не смог их наш доктор вытащить… Хотя, вполне вероятно, что немало детей не пережило последствий мора по причинам, с вирусом напрямую не связанным – антисанитария, голод, дикие собаки, дикие люди… Особенно последние. Человечество, в подавляющей своей массе, в очередной раз доказало, что гуманизм и заповеди типа «не убей ближнего» актуальны только во времена сытые и безопасные.

Многие выжившие устраивались в опустевших городах, хотя большинство всё-таки пытались покинуть застроенные многоэтажками могильники, но удавалось это сделать единицам. И те, и другие умирали от голода и холода, кого-то косили болезни – старый добрый грипп и тысяча других болячек ведь никуда не делись, кто-то встречался с подонками и сумасшедшими разных мастей, и, естественно, покидал сию юдоль скорби, кого-то ликвидировали пока ещё действовавшие группы добровольных борцов с болезнью. Собственно, именно к этому сводилась их борьба с ней – отстрелу и, по возможности, сжиганию себе подобных. Болеешь ты, не болеешь – им было без разницы… Это тоже сильно повлияло на популяцию людей, зато никак не повлияло на распространение пандемии – спрятавшийся вирус был практически в каждом представителе человечества. Остались, наверное, какие-то счастливчики в тайге, джунглях, на островах… Но об их судьбе нам ничего не известно.

Среди выживших это событие получило название Большой Смерти. (Честно говоря, чаще в народе использовался термин – Большой П…, но мы ведь в культурном обществе). Немного помпезно, но зато точно отражает суть событий.

На Земле стало неожиданно свободно. Когда первый шок прошёл, выжившие разбились на небольшие кучки и пытались наладить хоть какой-то быт – вооружились, заняли загородные поместья, дома в небольших элитных посёлках, базы, военные части. Кто во что горазд, в общем. В поисках продовольствия обчищали склады и магазины, но некоторые были умнее, то есть смотрели в будущее не только на пару дней вперёд, а на месяцы и годы, и собирали, где могли, сельхозтехнику и инструменты, семена, клубни – на сельское хозяйство собирались присесть. Правда, с сельхозтехникой, как вы поняли, были проблемы – слишком она была продвинутая.

Я тоже прибился к такой компании, успев, правда, побродить и в одиночку, и в составе пары маленьких «дружных» компашек по остаткам благословенной, когда-то, Родины… Хотя это громко сказано: бродил я только по своему городу и за его пределы выходил всего несколько раз. Я ж городской житель до мозга костей, и даже несмотря на то, что город мой превратился в провонявшую гниющими и сгоревшими трупами помойку, по сути, тоже в труп, уйти из него, оказаться среди лесов и полей, без крыши над головой… Страшно было, дураку. Честно говоря, вспоминать этот период, совсем не длительный, но такой насыщенный, не очень хочется. Но надо хотя бы вкратце, для полноты картины.

Первое время выкручивался один, как мог, но затем прибился к небольшой группе. Вроде бы полегче стало: оружие было, несколько крепких парней, женщины… Я, само собой, на подхвате был, «принеси, подай, пошёл на фиг, не мешай». Что меня вполне устраивало. Ну не лидер я и даже не боец. Но пришлось бежать от них так, что только пятки сверкали: мне повезло подслушать, как главный и его правая рука обсуждали, что каннибализм – это не так уж и плохо… У нас как раз напряг был с продуктами, мягко говоря, а в их разговоре моё имя промелькнуло, да ещё и в связке с фразами типа «толку от него всё равно нет». Я решил не выяснять, что именно «ты имела в виду» (помните такую песенку? там всё грустно кончилось), и дал дёру…

Опять прятался по подвалам некоторое время, но в конце концов прибился к крутым ребятам, они полицейское отделение вскрыли и были при оружии. Среди них ещё была пара бывших военных, так что они этим оружием и сами умели пользоваться, и других учили. Сначала, вроде, всё нормально было: порядок, субординация, от каждого по способностям, каждому по труду… Мне даже нравилось – живёшь себе, приказы выполняешь, о завтрашнем дне не думаешь.

Но в один день переломало меня не по-детски. С утра группа ушла на поиски еды и других полезностей, а ближе к обеду вернулись с пленниками, парнем и девчонкой, не старше восемнадцати оба… Точнее, это я потом разглядел, кто они есть, когда с них одежду посрывали, а так – грязные, одеты во что попало, лица чумазые… Но вот на парне броник был новёхонький, из нанокевлара или чего-то подобного, из разговора наших вояк я понял, что это круть несусветная. А в рюкзаке сухпай несколько порций, тоже самый лучший. И начали они его выспрашивать, где такое богатство достал. А тот молчит, знай себе чего-то там руками машет… У вояк крышу в миг сорвало – пытать начали, да так, что палачи средневековые, будь они здесь, смотрели бы и млели от удовольствия, и записывали бы ещё, чтоб самим на практике применить. Потом, когда парень уже просто тупо в потолок смотрел, притащили девчонку и за неё принялись… Ненавижу себя за тот день. Блевал от отвращения, но ни слова поперёк не сказал – забился в угол и подвывал от страха, а глаз оторвать не мог… Немыми были и пацан, и девчонка, вот и не говорили ничего, а языка жестов у нас никто не знал. Уполз я оттуда, отошёл немного от шока и решил валить из города.

И сейчас, оборачиваясь назад, я понимаю, что мне тогда повезло. Парню и девчонке не повезло, а мне повезло. Если бы я остался, то превратился бы в полного урода: либо тоже начал бы резать и пытать, прикусывая язычок от усердия, либо деградировал бы до уровня животного, боящегося слово сказать, радующегося возможности доесть за кем-нибудь баланду, облизать консервную банку…

Из города я очень медленно пробирался: шёл только ночью, почти на цыпочках, вслушивался в каждый шорох, чуть что, сразу прятался. Один раз набрёл на бедолагу, сумасшедшего, наверное, он на меня сразу полез и достать пытался, пока я его монтировкой по темечку не огрел. Жутковато было, он вообще ни одного звука не издавал, пыхтел только тихонько. И прёт не меня, прёт… С ударом не рассчитал – убил. Это был мой первый. Но совесть меня по этому поводу не мучает, ибо была угроза моей жизни, и я её устранил. И в дальнейшем так и буду поступать.

Потом около недели бродил по лесам и полям. Думал, всё, не сдюжу. Еда закончилась, ягод и грибов не было, охотиться не мог – ни ружья, ни лука, ни капканов. Да и не помогло бы мне это всё, я ведь на охоте ни разу не был, в грибах не разбирался, в ягодах тоже.

Опять мне повезло: вывалился из зарослей на дорогу как раз в тот момент, когда по ней колонна проезжала – пара грузовичков да «Тигры» сопровождения. Чувствуй я тогда себя получше, ни за что бы не вылез, ведь в наше время в девяти случаях из десяти таких активных встречают очередью в живот. А я уже почти ничего не соображал… А эти мало того, что не подстрелили, так даже остановились, причём и сами они потом объяснить не смогли, почему – так, говорят, получилось. Задали несколько вопросов, посовещались, а потом сказали в кузов запрыгивать. В салон сажать не захотели, так как воняло от меня, как от взвода бомжей. Пожалели меня, в общем. Хотя я, теша своё самолюбие, позволяю себе думать, что они рассмотрели во мне хорошего человека и потенциально полезного члена своей компании, и потому не дали сдохнуть прямо там же, у обочины.

Хотя, термин «компания» к ним уже тогда не подходил. Это уже была скорее община: на лицо была иерархия и структура управления, каждый знал свои обязанности и приносил пользу в меру возможностей. Поскольку я особенными навыками не обладал, а воином себя не чувствовал, несмотря на период отчаянного цепляния за жизнь, попал в категорию рабочих – вскопать, перенести, построить и так далее. И я принял это с благодарностью и абсолютной уверенностью в справедливости происходящего. Я понимал, что сейчас наша задача – выжить и наладить жизнь. За место под солнцем буду бороться потом, когда снова понадобятся гуманитарии. К тому же обращались все друг с другом как с людьми, с уважением и чувством собственного достоинства.

Главным в Светлом был Александр Евгеньевич Коваль, бывший генеральный директор и чуть ли не самый молодой в стране владелец одной нехилой компании, которая работала почти во всех сферах экономики, стояла на переднем крае инноваций и даже спонсировала адептов фундаментальной науки.

Бизнес основал ещё его дед лет 40 назад после развала СССР, когда начался период первоначального накопления капитала. После смерти деда у руля компании встал отец Александра Евгеньевича и смог вывести бизнес на федеральный уровень, первая сотня Форбс уже была видна на горизонте. Уж на внуке-то природа должна была отдохнуть, но, как это не странно, он не превратился в среднестатистического представителя «золотой молодёжи». Богатством отца он пользовался, но по необходимости – деньги направо-налево не раскидывал, в употреблении наркотиков замечен не был, не гонял по городу на «гелике», не кутил с девушками «пониженной социальной ответственности». Не подумайте, затворником и ботаником он тоже не был: вёл весёлую и полную жизнь, но не забывал уделять львиную долю своего времени учёбе и работе в семейном бизнесе. Изучил деятельность компании с низов и в скором времени занял руководящую должность. Он оказался управленцем от Бога, при этом обладал завидным чутьём и редким балансом авантюризма и осторожности. Его отец, видя, что у сына получается даже лучше, чем у него, отошёл в сторону, заняв должность советника. И первая сотня Форбс таки покорилась семейству Коваль.

Выглядел Александр Евгеньевич соответствующе своей биографии. Практически киношная мужская красота и некая мягкость в чертах лица могли обмануть только в первые минуты общения или тогда, когда он сам того хотел. Внимательный взгляд зеленоватых глаз имел очень большую палитру оттенков: от детски наивного (я такого, правда, не видел, но мне рассказывали) до стального и прожигающего насквозь – так что желание спорить или хотя бы возражать забивалось в большой палец правой ноги. Он серьёзно увлекался фехтованием и плаванием, а потому был подтянут и крепко сложен, а за плавностью движений угадывались сила и готовность выхватить из ножен шпагу и вскрыть аорту посмевшему выйти против него наглецу. При этом острое чувство справедливости и понимание своей ответственности не позволяли ему этой шпагой махать направо и налево – только по делу и только до логического конца, то есть до «смерти» противника. Надеюсь, аллегории понятны.

Так вот, когда вся эта беда только начиналась, Александр Евгеньевич подумал, что на этот раз добром всё не кончится, и по внутренней системе связи своей организации кинул клич, позвал к себе всех желающих. Понятно, что непосредственно в городе сотрудников было хорошо, если процентов пять от общего количества, но тут уж ничего не попишешь. Как я уже говорил, он был отличным начальником и человеком с большой буквы «Ч», согласитесь, жутко редкое сочетание, поэтому его подчинённые потянулись по указанным координатам, захватывая с собой друзей и родственников и веря, во-первых, в чутьё своего босса, а, во-вторых, что если кто и сможет помочь им справиться с новой напастью, то это он. Далеко не все, конечно, решились сорваться с насиженных мест, верили, что «всё пройдёт, как с белых яблонь дым»… За глаза Александра Евгеньевича звали именно Боссом, с уважением и без признаков иронии, никаких пренебрежительных или оскорбительных погонял не было, что тоже о многом говорит.

Служба безопасности, которая и в «мирные» времена не сидела без дела, вскрыла свои арсеналы и превратилась из группы людей в чёрных костюмах и с пистолетами подмышкой в вооружённое до зубов подразделение. В месте сбора выстроилась колонна из бронированных армейских «Барсов» и пассажирского транспорта, в небе барражировали дроны, следящие за окрестностями и периодически водящие по сторонам стволами. Везде были видны парни в одинаковом камуфляже и в брониках, а некоторые даже в боевых костюмах, в каких только спецназ рассекает, мелькали и наземные роботы, шустро ползающие по периметру.

Всего из города выдвинулось несколько сотен человек, в числе которых был и сам Александр Евгеньевич, хотя он мог бы и на вертолёте долететь, но посчитал нужным ещё раз показать, что он не небожитель какой.

Никто из людей не посмел встать на пути у колонны, но вирус пушками не напугаешь – дошло до Светлого меньше четверти. Никого их тех, кто умер в пути, не бросили, довезли и похоронили по-человечески, благо на дороге нашлось пару рефрижераторов. Ну ладно, не совсем по-человечески – сожгли и каждого запечатали в отдельный сосуд, а их уже похоронили. Но никто против не был: новые традиции, обусловленные жизненной необходимостью, приживаются очень быстро. И дань уважения отдали умершим, и возможную заразу уничтожили, и живые меньше времени и сил потратили на погребение… А резиденция одного из самых богатых людей страны, в котором в прежние времена жило максимум пару десятков человек, обрела своё собственное кладбище, которое могло поспорить по количеству погребённых с большинством деревенских, пополняемых на протяжении десятков лет.

К моменту, когда люди перестали умирать, осталось меньше пятидесяти человек…

Правой рукой Александра Евгеньевича был майор Тимур Кяхиди. Про него подробной информации нет, что совсем неудивительно, у него подписок о неразглашении больше было, наверное, чем страниц в моей любимой книге. Служил в армии, участвовал в боевых действиях, во всяких там «принуждениях к миру» и «установлениях законного порядка», терроризировал террористов на просторах как минимум трёх континентов. Потом перешёл в одну из спецслужб, где тоже сделал много всего полезного для страны. Эпидемию встретил на достаточно серьёзной должности и, как и Александр Евгеньевич, правильно оценив ситуацию, собрал отряд из надёжных людей и обеспечил его всем необходимым. В силу специфики знакомств отряд представлял из себя сборную солянку из бойцов спецназа разных ведомств, просто военных и военных медиков, служащих полиции, МЧС. Вирус их тоже, само собой, не жалел, поэтому к исходу месяца Большой Смерти осталось двадцать человек. Двадцать смелых, уверенных в себе и товарищах, верящих своему лидеру, готовых на всё, вооружённых до зубов человек. Мощная сила.

Майор был суров, но справедлив, за спинами подчиненных не прятался, но действовал с пониманием своей ценности как командира. То есть был готов осознанно пожертвовать одним, чтобы сберечь десять, или собой, если не будет другого выхода. Он пользовался почти таким же уважением всей общины, как Коваль, но его ещё и побаивались. С хорошей такой, здоровой опаской к нему относились. Внешний вид тоже способствовал такому отношению – косая сажень в плечах, мощная мускулатура, не бодибилдерская, а рабочая, боевая, широкие скулы, вечная небритость, яркие голубые глаза… В общем, воплощённая брутальность.

Ну а левой рукой, если можно так выразиться, был Илья Глебович Чернявский. Глебыч для своих. Не местный, из Минска, был в командировке, когда всё началось, и выехать не смог. Как раз в аэропорт ехал, когда таксист умер, даже не успев прижаться к обочине, хорошо, что автоматика перехватила управление. Забрав чемодан, пошёл в аэропорт пешком, но заблудился – пришлось уйти с дороги, слишком опасно там было оставаться. Набрёл на дом в лесу, и жил там до января, но потом ушёл: и запасы кончились, и точило его изнутри жгучее желание добраться до дома. Хоть он и понимал, что вероятность этого равна примерно нулю, но сделать с собой ничего не мог.

Совершенно случайно он набрёл на Светлое, его приютили. Первое время он так и порывался продолжить путь, но потом смирился. Особенно после информации, которую нашли в сети наши эсбэшники. Нет, про родных ничего не было, последние записи и фото были датированы декабрём, но в целом с Минском всё было плохо – от него мало что осталось. Там не ограничивались отстрелом на границах города, били по площадям. Впрочем, как и во многих других городах мира… Глебыч чуть в депрессию не впал. Но Босс сумел привлечь его к работе – со временем вся хозяйственная деятельность общины была замкнута на Илье. Скучать стало некогда. Так и стал он нашим завхозом или министром быта. Почему министром? Так он у себя дома на государственной службе был чиновником, не из последних. Только не из тех, что бумажки перекладывают да девок по саунам зажимают, а тех, у кого ненормированный рабочий день, гора ответственности на плечах, и голова кучей проблем забита. А то, что внешне он походил на персонажа мультфильма – маленький рост, объёмный живот, непослушные рыжие волосы, торчащие на макушке (оставалось только пропеллер приделать), – только помогало ему в работе. Плюс он всегда просто был наполнен энергией, щедро делясь ею с окружающими. К нему невозможно было относиться негативно.

Вообще же, общине крупно повезло на этапе становления.

Резиденция Коваля, где осели несколько десятков выживших, представляла собой загородный дом в три этажа и площадью под три тысячи квадратов, вокруг дома было гектара четыре земли, а всё это богатство окружал трёхметровый забор из природного камня шириной метр. Дом, территория вокруг него, ограда и пространство за ней были усеяны датчиками движения, объема, температуры и вибрации, каждый квадратный метр просматривался несколькими камерами. Наличествовали и активные системы защиты – ультразвуковые и микроволновые излучатели, станнеры и даже выползающие из расположенных каждые сто метров башенок турели с пулемётами.