Два брата

– Разве он приехал?

– Две недели тому назад.

– Покажи-ка, что за книги?.. Ого!.. – протянул Николай. – Книги все хорошие. Да разве ты, Вася, знаешь французский язык?

– Ничего себе, знаю. Читать могу свободно.

– Когда ты это успел?

– Да здесь.

– А это что за список у тебя из кармана торчит? Можно взглянуть?

– Смотри.

Николай пробежал длинный список книг и проговорил:

– Список превосходный. Это на что же?

– Прочитать надо.

– Прокофьев советовал?

– Да.

– У него книг, видно, много?

– Ах, если бы ты знал, Коля, сколько у него книг! Вся комната завалена книгами, и все такими. А сам-то как живет, – тут же и кровать; скромно-скромно живет. Я у него целое утро провел и целый бы день остался, да ему некогда. Он пошел рабочим лекции читать.

– Лекции?

– Как он говорит! То есть не то, что хорошо… нет, и хорошо, а знаешь ли, – так никто не говорил, то есть я не слыхал. Никто! Знаешь ли, Коля, – все, о чем я думал, что меня мучит, он понял… Нет, Коля, это такой человек, такой…

– Да говори толком, а то только и слышу: такой человек, такой человек! Что за телячий восторг!

– Не смейся, Коля! Ну да, я в восторге. Ведь он, Коля, все мое душевное состояние объяснил. Ведь он… Да ты пойми, Коля, пойми, голубчик… Он не так, как все… Он не для себя живет… Он…

– Эка восторги какие! А для кого же? – насмешливо перебил Николай.

– Для кого? Да ты, Коля, опять смеешься. К чему же ты расспрашиваешь? Я не стану говорить. Я не могу слышать, когда над такими людьми смеются!

И Вася прошел в свою комнату.

XXXI

В светлый сентябрьский день, в четырехместной коляске, с кучером Иваном на козлах, ехало семейство Вязниковых на станцию железной дороги. Грустные сидели старики, поглядывая на своих сыновей. Особенно печально сидела Марья Степановна, едва удерживая слезы.

– Полно, полно. Ведь они на рождество приедут. Коля, может быть, будет занят, а Вася непременно приедет. Ведь так? – обратился Иван Андреевич к сыновьям.

– Я приеду! – отвечал Вася.

– И я постараюсь, если только будет какая-нибудь возможность.

– И Леночку привозите! – вспомнила Марья Степановна.

– И ее привезем, мама! – сказал Николай.

– Вот видишь ли! Всего каких-нибудь три месяца одним нам прожить. Много ли? И не заметим, как пролетит время, а чтобы оно скорее летело, вы, мои милые, письма нам чаще пишите. Смотри, Вася, ты обещал со мною особенную переписку вести! – пошутил Иван Андреевич. – Не забудь же. Просвети меня. Может быть, и я, на старости лет, стану утопистом. Кто знает! Да смотри, Вася: тебе, голубчик, может быть, двадцати пяти рублей не хватит, так ты пиши.

– Куда больше!

– А на дорогу вам мы пришлем. Только приезжайте.

– Да что ты, папа! Ты и без того мне много дал денег. Куда мне шестьсот рублей.

– Ну, ну, что об этом говорить. Много! Тебе нужно. Пока еще работу найдешь!

– Я скоро найду. Уж у меня есть в виду присяжный поверенный, – не Присухин, не бойся! – который возьмет меня в помощники. Кроме того, еще за статью получу!

– Ну, ладно, ладно. А пока при деньгах-то – лучше.

Коляска остановилась у станции. Вязниковы вошли на станцию. Там уже дожидалась Леночка с Марфой Алексеевной.

– А Иван Алексеевич не приедет? – спросил старик.

– Братцу невозможно. Вот служба-то, даже с дочерью проститься не дадут! Разве вы не слыхали? Ведь Залесье сгорело дотла сегодня.

– Залесье? – спросили в один голос отец и сыновья.

– Братец там был. Сегодня эта продажа назначена по иску Кузьмы Петровича. А мужики опять было не давать. Однако ничего, братец уговорил, как вдруг пожар… Все дотла… ничего не спасли, да, кажется, и спасать-то не хотели мужики. Говорят: подожгли. Одну бабу молодую подозревают. Взяли ее с пожара-то… Братец к губернатору по телеграмме. Все насчет этого, будь он проклят… как его звать-то, Леночка?

– Мирзоев! – подсказала Леночка.

– Мирзоев? – спросил Николай.

– Ну да, Мирзоев! Бог его знает, какой такой; сказывают, беглый студент; только из-за него братцу покоя нет. Три раза – все секретные предписания. Братец рыскал, искал, да разве так он и объявится. Шутишь! Дурной человек, известное дело, логово безопасное ищет! Но только вчера приехали из Петербурга два господина; думали, видно, что братец не сумел бы без них найти, – обидчиво проговорила Марфа Алексеевна.

– И что же? – спросил Николай.

– Да ничего. Ночью уехали и ни с чем и вернулись! – торжественно объявила Марфа Алексеевна, обиженная за брата. – Братец по секрету мне сказывал, – а вы не болтайте, молодые люди! – что будто бы этот Мирзоев около именья Надежды Петровны скрывается. Это слух так был. Ну, и никакого Мирзоева не оказалось. А Надежду Петровну даром потревожили. У нее все хорошие люди живут: один адвокат и ученый из Петербурга, управляющий заводом еще… как его? Да, вспомнила, Прокофьев. Только управляющего-то дома не было. По делам, три дня тому назад, Смирнова послала его в Петербург. Закупки для завода сделать. Так вот таким манером и не дали отцу дочь-то проводить! Еще, пожалуй, опять ему достанется! Просто беда нынче; уж лучше бы скорей братец в отставку вышел, право. То сюда, то туда. Ровно угорелый мечись, а ведь Ивану Алексеевичу шестьдесят три года… Каково-то ему!

Известие о пожаре в Залесье произвело на всех тягостное впечатление. Иван Андреевич взглянул на сыновей и совсем насупился. Марья Степановна то и дело утирала слезы, не отрывая глаз от Васи, которого она усадила подле. Николай пошел брать билеты.

– Ты, Леночка, смотри, деньги-то не потеряй. Да в Петербурге не ротозейничай. Там живо карманы выворотят! Я была раз в Петербурге – знаю! – говорила Марфа Алексеевна.

– Не бойтесь, тетя.

– Сейчас поезд идет! – проговорил начальник станции, подходя к Вязникову.